Но все это, все эти фикции имеют определенную цель. Их цель — так возвысить этих людей над обычными, чтобы вы могли, самое большее, поклоняться им, но не могли даже мечтать, что то же самое может случиться и с вами.
То, что сделал Заратустра, следовало бы сделать каждому просветленному. Каждый просветленный должен вернуться в мир; это его долг миру: он в долгу перед человечеством; он родился как человек; и нельзя простить ему то, что он окружает себя мифами или позволяет другим людям создавать мифы вокруг себя, так что он превращается в нечто невозможное. Заратустра более человечен, более любящ, и цель его возвращения к человечеству легко понять. Он собрал столько мудрости, столько меда, он хочет поделиться этим — одарять. Он хочет вновь опустошить себя, ибо теперь он знает: чем больше он отдаст, тем больше существование будет вливать в него. Он может все время опустошать себя и все же иметь изобилие, чтобы поделиться.
Человек, который действительно любит человечество, человек, который утверждает жизнь, не осуждает, не отрицает — никого не может заставить чувствовать вину. Напротив, он помогает всем: «То, что есть у меня, скрыто также и в вас». Его закат — не что иное, как воодушевление для тех, кто готов, кто нуждается в руководстве, кто хочет узнать путь, кто хочет познать свое внутреннее сокровище.
Заратустру следует все глубже и глубже понимать на пользу приходящему человечеству. Он — самый благословенный.
... Так говорил Заратустра.
27 марта 1987 года.
Возлюбленный Ошо,
Пролог часть 2
Заратустра спустился с горы, не повстречав никого на своем пути. Но когда вошел он в лес, перед ним неожиданно предстал старец, оставивший священную хижину свою, чтобы поискать в лесу кореньев. И обратился старец к Заратустре с такими словами:
«Мне знаком этот странник: несколько лет тому назад проходил он здесь. Имя его Заратустра; но преобразился он.
Тогда ты свой пепел нес в горы: неужели ныне хочешь ты нести огонь свой в долины? Неужели не боишься кары, грозящей поджигателю?
Да, я узнаю Заратустру. Взор его чист, и нет на лице его отвращения. Не оттого ли и идет, он так, словно танцует?
Заратустра изменился, ребенком стал Заратустра и пробудился от сна. Чего же хочешь ты от спящих?
Словно в море, погрузился ты в одиночество, и море носило тебя. Увы! Тебе хочется снова выйти на берег? И опять самому таскать бренное тело свое?»
И отвечал Заратустра: «Я люблю людей».
«Но не потому ли, — сказал святой, — ушел я в лес и пустыню, удалившись от всех, что слишком любил людей?
Теперь я люблю Бога: людей я не люблю. Человек для меня слишком несовершенен. Любовь к нему убила бы меня».
Заратустра отвечал: «Разве говорил я что-то о любви? Я несу людям дар».
«Не давай им ничего, — сказал святой, — лучше возьми у них часть их ноши и неси вместе с ними — это будет для них лучше всего, если только это будет по вкусу и тебе самому!
И если хочешь ты давать им, дай не больше милостыни, да еще заставь просить ее!»
«Нет, — отвечал Заратустра, — я не подаю милостыни. Для этого я недостаточно беден».
Святой посмеялся над Заратустрой и сказал: «Так постарайся же, чтобы они приняли сокровища твои! Не доверяют они отшельникам и не верят, что приходим мы к ним ради того, чтобы дарить.
Слишком одиноко звучат шаги наши по их улицам. И если ночью, лежа в своих постелях, задолго до восхода солнца услышат они идущего человека, то спрашивают сами себя: «Куда это крадется вор?»
Так не ходи же к людям, оставайся в лесу! Иди лучше к зверям! Почему не хочешь ты быть, подобно мне, — медведем среди медведей, птицей среди птиц?»
«А что святой делает в лесу?» — спросил Заратустра.
И тот отвечал: «Я слагаю песни и пою их; слагая песни, я смеюсь, плачу и напеваю: так славлю я Бога.
Пением, плачем и смехом славлю я Бога, Господа моего. Что же несешь ты нам в дар?»
Услышав эти слова, Заратустра поклонился святому и сказал: «Что могу дать я вам! Лучше позвольте мне уйти поскорее отсюда, чтобы, ничего не отнять у вас!» И так расстались они друг с другом, старец и муж, смеясь, словно двое детей.
Но когда Заратустра остался один, так сказал он в сердце своем: «Возможно ли это? Этот святой старец в своем лесу еще ничего не слышал о том, что Бог умер!»
Заратустра ушел в горы в поисках уединения. В толпе вы можете почувствовать себя одиноким, но никогда не одним.
Одинокость — голод по другому. Вы лишены другого. Вы не достаточны в самом себе — вы пусты. Поэтому все хотят быть в толпе и опутывают себя всевозможными отношениями просто для того, чтобы обмануть себя, чтобы забыть о своем одиночестве. Но эта одинокость прорывается снова и снова. Никакие отношения не могут его скрыть. Все отношения так тонки и хрупки. В глубине себя вы отлично знаете, что, несмотря на толпу, вы — среди чужих. Вы чужой даже самому себе.
Заратустра и все мистики уходили в горы в поисках уединения. Уединение — это положительное чувство, это чувство своего собственного существа и чувство, что вы самодостаточны — вам никто не нужен.
Одиночество — это болезнь сердца.
Уединение — это исцеление.
Тот, кто познал уединение, навсегда превосходит одиночество. Один он или среди людей — он центрирован в себе. Он один в горах, он один в толпе, поскольку это — его реализация: уединение — наша природа. Одинокими мы пришли в этот мир и покинем его вновь одинокими.
Между двумя этими одиночествами, между рождением и смертью вы все равно одни; но вы не поняли красоты одиночества, и поэтому вы в заблуждении — в заблуждении одинокости.
Чтобы открыть уединение, нужно выйти из толпы. Мало-помалу, по мере того, как забывается мир, все осознание концентрируется на самом себе, и это — вспышка света. Человек впервые приходит к познанию красоты и благословения одиночества, огромной свободы и мудрости одиночества.
Когда Заратустра жил в горах, при нем обычно были змея и орел. На Востоке змея всегда символизировала мудрость. Величайшая мудрость — постоянно ускользать от прошлого, не цепляясь за него, подобно тому, как змея выскальзывает из старой кожи и никогда не оглядывается назад. Она всегда движется от старого к новому.
Мудрость — не накопление прошлого; мудрость — это переживание постоянно обновляющейся жизни.
Мудрость не собирает пыль воспоминаний; она подобна чистому зеркалу, отражающему то, что есть - всегда свежее, всегда новое, всегда в настоящем.
Орел — символ свободы. Одинокий, летит он навстречу солнцу, высоко в безграничное небо, без страха. Мудрость и свобода — две стороны одной монеты.
Прожив в горах десять лет, Заратустра постиг экстаз одиночества, чистоту одиночества, независимость одиночества — и именно здесь он уникален среди других пробужденных: обнаружив это, они остались на своих высотах. Заратустра решил «закатиться», вернувшись в толпу.
Он должен принести человечеству весть: вы страдаете понапрасну, ваша зависимость бесполезна; вы создаете всевозможные тюрьмы для самих себя — чтобы чувствовать себя под защитой и в безопасности. Но единственная защита и единственная безопасность — в знании себя, ибо тогда даже смерть бессильна. Она не может уничтожить вас.
Заратустра спускается с гор, чтобы сказать людям: мудрость — не синоним знания; на деле, знания — противоположность мудрости. Мудрость в своей основе невинна. Знания — это эго, а мудрость — исчезновение эго. Знания наполняют вас информацией. Мудрость делает вас абсолютно пустым, но эта пустота — новый вид полноты. Это всеохватность.
Он идет к людям, чтобы сказать им: мудрость приносит свободу. Другой свободы нет; политические, экономические, социальные — все остальные свободы поддельны. Единственная подлинная свобода — это свобода духа, который может превратиться в орла и без всякого страха лететь в неведомое и непознаваемое. Ибо он достиг этого состояния предельной сознательности, он хочет поделиться. Его уникальность в том, что он все еще любит род человеческий. Нет никакого осуждения спящих, слепых. Есть глубокое сострадание к ним. Он спускается, потому что любит жизнь. Он не против жизни.
Этот небольшой разговор со старым святым, живущим в лесу, очень значителен. В нем много такого, что можно не заметить, но мы постараемся посмотреть в него как можно глубже.
Заратустра спустился с горы, не повстречав никого на своем пути. Но когда он вошел в лес, перед ним неожиданно предстал старец, оставивший священную хижину свою, чтобы поискать в лесу кореньев. И обратился старец к Заратустре с такими словами:
