У меня мороз по коже пошел: а если б этого тверского бродягу не выдернули некие потаенные силы, кто бы мне помог?! Бессмертная, как Кощей, старушенция точно затянула бы меня в свое время!
Но бродяга ничего этого, конечно, не понимал и злился:
– Опять мне рубли собирать! Надоело хуже горькой редьки. Пойду на телеграф. Холодно, а там у меня девица знакомая. Куртку теплую даст. Я ей все рассказал, она мне поверила и входит в мое грустное положение. Да-с! А впрочем, – бродяга хитро поглядел на меня, – вы, барышня, мне двенадцатый рубль дали, теперь окажите милость, дайте первый. Я ведь вам вроде как помог. Вы же не хотели идти с Варварой Петровной?
Крекшина хихикнула:
– Не хотела! Да обычно мало кто хочет. Но приходится. Очень уж я новеньких гостей обожаю.
«Так вот куда деваются люди, уходящие по делам и не возвращающиеся домой! – ахнула про себя я. – Небось такая вечно живая Крекшина не одна в городе!»
А старушка между тем вздохнула грустненько и процедила недовольно:
– Ну ладно, прощай, девонька. Отдай Иван Михалычу его рубль!
И, открыв дверь своего дома, неугомонная старушенция шагнула обратно.
Я полезла в кошелек.
– Давайте скорее! – торопил Михалыч. – Холодно сильно!
И, выхватив у меня бумажку, ринулся в темноту – понесся к телеграфу, где знакомая из ХХ века держит для него куртку.
Я обернулась на дверь, куда ускользнула Крекшина. Но стена была гладкой. Видно, из моего времени двери в прошлое не предусматривалось.
Пулей и я метнулась по Тверскому. Пусть бульвар и место силы. Только для меня она оказалась чересчур мистической. Аж жуть берет! Получается, если б утром я не дала странному встречному рубль, вечером старуха Крекшина затащила бы меня в свое время. И что бы я там стала делать?! Это же было еще время крепостных…
Вылетев на улицу Горького (когда еще она снова станет Тверской!), я посмотрела на часы. Мама дорогая! Мне казалось, я проговорила со старухой Варварой полчасика, а вышло больше двух часов. Сейчас было без четверти двенадцать. На встречу в театре Оперетты я давно опоздала, не опоздать бы на последний поезд метро!
Некто в ночном переулке
Брюсов переулок
В час луны и в час заката…
Мирра Лохвицкая.
Забытое заклятье
Домой я добралась без приключений. Однако после горячего чая заснуть не удалось. Я кинулась к книжным полкам. Старуха Варвара упоминала Пушкина – и я стала разыскивать ее по книгам, посвященным поэту. Выяснилось невероятное!
Варвара Петровна Пуколова-Крекшина действительно жила в Москве и прославилась как невероятная чудачка и богачка. Видно, в молодости была она действительно прелестна – и муж Крекшин (между прочим, обер-прокурор Синода), и любовник Аракчеев души в ней не чаяли. Она пережила их всех и умерла то ли на восемьдесят четвертом году жизни, то ли еще позже. Точной даты неизвестно – может, в 70-х, а может, и 80-х годах XIX века.
Еще молодой дамой посетила Варвара Париж. И там началась невероятная история.
«Однажды к знаменитой парижской гадалке мадемуазель Ленорман явилась богатая москвичка В.П. Пуколова-Крекшина, – прочла я. – Денег у москвички, прибывшей в Париж, как говаривали тогда, развеяться, было несчитано, и потому она скучала, не зная, чем заняться в жизни.
Ленорман взглянула на ладонь богачки и посоветовала «найти себе дело». Гадалка ведь была превосходным психологом. Но Крекшина только фыркнула: «Чем же прикажете мне заниматься? Я не для того воспитана и ничего не умею!» – «Но есть же у вас склонность к чему-то!» – проговорила Ленорман. «Только любопытство! – захихикала москвичка. – От любопытства и к вам пришла. Скажите же, какова будет моя жизнь и какой окажется смерть?»
Ленорман не любила пустых разговоров, ведь ее ждали люди с реальными несчастьями. Может, потому она ответила: «Вы умрете ночью в постели!» Был ли это формальный ответ, чтобы отвязаться, или Ленорман действительно предрекла судьбу? Но результат оказался таков: Крекшина вернулась в Москву и перестала спать ночами. Спала днем, а с наступлением темноты устраивала приемы в своих московских домах, играла в преферанс, который обожала чуть не с детства.
На удивление и осуждение окружающих Крекшина не обращала никакого внимания. Она вообще была нрава веселого, задорного и даже хулиганского».
В другой книге я прочла: «Варвара Петровна обожала гостей. Ее дом на Поварской, а позже и на Тверском бульваре был открытым. Но только по ночам. Всю ночь она играла в преферанс с друзьями и прихлебателями. Один из них – Бочечкаров – обязан был в зимнее время исполнять роль грелки для постели Крекшиной и спал на ней поверх одеяла, пока не наступало утро, и барыня не сгоняла его с постели, чтобы лечь спать».
Ничего себе барынька! Озорна, азартна, независима. На общественное мнение вообще привыкла плевать. Да еще и ночная жительница! Интересно, а тот тверской путешественник тоже разгуливал по своей Твери ночами? Ночь – проводник потаенного времени. Не видно, куда идешь. Не потому ли можно выйти совсем неожиданно в иное время?..
Обо всем этом я начала на другой день рассказывать подруге с курса. Мы возвращались из ГИТИСа опять в наступающей темноте, но на этот раз вдвоем. Впрочем, пойти по Тверскому бульвару я не отважилась. И мы шли по улице Неждановой. Отвлекшись от старухи Крекшиной, я рассказала подруге, что первый дом по нечетной стороне еще в самом начале ХХ века выстроил один из моих дальних предков – купец Михаил Иванович Коровин. У него было понастроено в Первопрестольной множество домов – одни он сдавал внаем, другие под магазины, рестораны, учреждения. Он был другом Чехова, а художнику Константину Коровину приходился двоюродным братом. Впрочем, особо полагаться на покойного родственничка не следовало бы, ведь и на Тверском бульваре он имел пару домов. А там меня напугала старуха Крекшина!
От волнения размахивая руками, я рассказала подруге о вчерашних встречах с жителем Твери и старухой, потом о том, что прочла про Крекшину. Мы обе так увлеклись, что не заметили, как из темноты сзади появился какой-то человек, догнал нас и вдруг сказал, обращаясь ко мне:
– Вот этим вам и надо заниматься! Только этим!
– Чем? – ахнула я.
Ответить незнакомец не успел. Подруга, видно испугавшись, подхватила меня под руку и поволокла за собой. Бегом мы пролетели улочку. При свете огромных фонарей улицы Горького остановились тяжело дыша. Я подумала: «Если немного постоим, человек нас нагонит. Тогда я и услышу ответ: чем же мне надо заниматься!»
Но хоть мы и стояли довольно долго, никто к нам не вышел.
Уже потом, дома, отец рассказал мне, что улица Неждановой раньше называлась Брюсовым переулком (между прочим, сейчас его название вернулось). Еще с петровских времен там раскинулась большая усадьба во главе с огромным каменным домом семейства Брюсов. Построил его тот самый легендарный Яков Виллимович Брюс, колдун-алхимик, а на самом деле образованнейший ученый времен Петра I. Однако жить там не стал, поскольку обожал свой небольшой дом на Сухаревке с легендарной башней, в подвалах которой организовал лабораторию, а на крыше – обсерваторию. Ну а усадьбу Брюс передал своему племяннику, тот завещал потом ее своим детям. Словом, Брюсы владели ею почти сотню лет. Неудивительно, что за этим местом осталось название «Брюсово». В конце XVIII века усадьбу снесли, построили новые дома, но название «Брюсов переулок» осталось, пока в ХХ веке его не переименовали в честь Анастасии Неждановой. Эта великая русская певица жила в доме № 7, называемом «домом ГАБТа», ведь там жили артисты Большого театра. Рядом, в доме № 17, жили корифеи прославленного МХАТа, в том числе Москвин и Качалов. Представляете, сколько разных артистических тайн, сценических загадок и сплетен-скандалов осело в стенах этих артистических домов!
А в 12-м доме жил Всеволод Эмильевич Мейерхольд со своей женой, актрисой Зинаидой Райх. Теперь там их музей, хотя в трагической судьбе великого режиссера так и осталось множество белых пятен. Известно, что его объявили врагом народа и расстреляли 2 февраля 1940 года. Но где? Как? Даже могилы своей у него нет. Великий режиссер, создатель всемирно известной системы актерского искусства, похоронен в общей могиле на Донском кладбище.
И тут кругом тайны. Московское колдовство… Одно слово – Брюсов переулок. И никакое переименование не спасет – переулок тайн, трагедий и мистики.
И кто из мистических прохожих дал мне напутствие? Из всех я бы выбрала все-таки Якова Брюса. Пусть и колдун-алхимик, но все же не связанный с разгулом сталинского времени. А может, это мой дальний предок-купец шагал за нами и замолвил свое слово?
Правда, в чем суть того напутствия, я поняла много позже, когда вместо театра увлеклась загадочными историческими событиями, необъяснимыми явлениями и магией чисел – то есть мистическим отсветом, проходящим по всей цивилизации человечества. Странно, да? Я шла по театральной улице, а вышла на свет таинственных событий. Так началось мистическое путешествие в книгах и статьях – сквозь века и страны. А отсчет пошел от Москвы…
