— И поэтому? — продолжил он начатую Хельгой фразу.
— Поэтому… — она растерялась от того, насколько близко друг к другу они оказались, — я не знаю, правда не знаю…
— Неужели? — Клаус медленно провел рукой по ее волосам. — Неужели ты действительно ничего не имеешь?
Хельга посмотрела ему в глаза и, замерев на долю секунды, осторожно подняла руки и обняла его. «Я… тебя…» — почти подумала она, но, испугавшись собственной мысли, попыталась отодвинуться от Хайделя, который, однако, крепко сжал ее в своих объятьях и сказал:
— Ты ведь это имела в виду? Не так ли?
— Да, — только и смогла сказать Хельга в ответ.
Он взял ее за руку и отвел наверх в свою спальню. И там, снимая с нее тонкое бордовое платье, он думал только о том, насколько сильно, оказывается, он желал ее все эти дни. «Как ты красива, — говорил он про себя, разглядывая ее хрупкое тело в неярком свете ночника. — Как красива». Волна желания захлестывала его, и, понимая, что еще никогда он не испытывал такого острого чувства, Клаус погружался с головой в свою страсть и растворялся в ней.
Придя на следующий день домой, Хайдель не стал сразу подниматься к себе, а остановился в холле. Он некоторое время разглядывал стоявшую вдоль стен безликую мебель, а после, с минуту подумав о том, чего ему не хватает, громко позвал Хельгу.
— Теперь ты всегда должна встречать меня здесь при входе, — сказал он, обнимая ее. — Я хочу видеть, что ты меня ждешь.
И, понимая, что не желает надолго оставаться один, Клаус еще раз сильно прижал ее к себе и сказал:
— Иди, приготовь все к ужину, а я скоро спущусь.
Поднявшись к себе в комнату, он сел в кресло и, внутренне радуясь тому, что наконец-то первый раз за целый день имеет возможность расслабиться, стал размышлять.
«Ну что ж, — рассуждал он, доставая пачку сигарет, — все оказалось именно так, как я и ожидал. Она… Она меня полюбила…» Он усмехнулся и, чиркнув зажигалкой, продолжил размышлять: «Хотя можно ли ее чувства ко мне назвать этим словом? Конечно, она меня боится, разумеется, старается мне угодить, но… Но во всем этом есть еще что-то, чего я никак не могу понять. Любовь… Нет. Это недостаточно емкое слово, — подумал он и, резко встав с кресла, подошел к окну. — На первый взгляд может показаться, что здесь дело еще и в чувстве защищенности, которое она испытывает, находясь рядом со мной, однако… Только это и любовь? Нет. Я ощущаю что-то, но не могу догадаться». Клаус снова сел в кресло. «А что, собственно, при этом чувствую к ней я? — ухмыльнувшись, он затушил сигарету. — Да, в этом не так-то просто признаться самому себе… Но, впрочем, это даже интересно… Да, я к ней неравнодушен… Нет… Так я кривлю душой, потому что этого слишком мало. Я влюблен в нее. Но что именно меня к ней так притягивает? Ее поведение? Ее внешность? То, что она испытывает ко мне? Глупо. Потому что для меня важно это все, вместе взятое. Я упиваюсь этой ситуацией и ничего не хочу в ней менять…»
Весь день Хельга находилась в состоянии неясного полусна. «Неужели это возможно? — думала она, вновь и вновь возвращаясь к тому, что случилось. — Я люблю тебя. Люблю. Но в это невозможно поверить». Иногда, как будто ненадолго придя в себя, она замирала около окна и, глядя на виднеющуюся вдали паутину колючей проволоки, закрывала лицо руками и шептала: «Я впадаю в безумие, я не должна забывать о том, что происходит вокруг… Но…» И, снова вспоминая прошедшую ночь, она мысленно повторяла: «Ты, и только ты. Пусть рушится все вокруг, но я все равно буду любить тебя».
Ближе к вечеру, когда стало приближаться время возвращения Клауса, Хельга ушла в свою комнату и села на кровать. «Только будь сегодня такой же, каким ты был всю прошлую ночь. Оставь мне еще немного этого счастья. Я прошу тебя, останься ко мне прежним», — она прокручивала в голове эти мысли до тех пор, пока не услышала голос Хайделя. А когда она вбежала в холл и, подойдя к нему, поняла, что ничего не изменилось, ей на секунду показалось, что мир закружился у нее перед глазами. «Я люблю тебя и приму любые правила, которые ты прикажешь мне соблюдать», — подумала она и, в ответ на его объятья, прижалась к нему всем телом…
Когда после проведенного вместе ужина они поднялись на второй этаж, Клаус сел в кресло и закурил.
— Присядь здесь, — он показал Хельге на ковер возле своих ног. — Я хочу у тебя кое-что спросить.
Она повиновалась и, опустившись на пол, повернулась вполоборота и посмотрела ему в глаза.
— Ты не боишься, что с моей стороны это все только игра? — спросил Хайдель, утопая в ее взгляде.
— Боюсь.
— Но тем не менее веришь в то, что все это на самом деле?
— Да.
— И ты согласна на эти условия?
— Полностью.
— Учти, что все будет так, как есть. Будет не только вчерашняя ночь, но и тот вечер, который был за день до нее. На это ты тоже согласна? А если я предложу тебе выбор?
Она вопросительно посмотрела на него и промолчала, дожидаясь того, что он скажет дальше. Клаус заметил это и усмехнулся. «Она преуспела в угадывании моих желаний», — подумал он и продолжил:
— Ты останешься здесь работать, но будешь это делать только тогда, когда меня нет дома. Я не буду с тобой встречаться, а уж если мне что-то понадобится, я буду только приказывать тебе это сделать, а ты будешь выполнять. Не более того. Так, как это было в день твоего приезда, но только без страха, потому что в этом случае тебе не будет грозить возвращение в лагерь. Что ты скажешь на это?
Глаза Хельги на несколько секунд приобрели оттенок червонного золота. «Я люблю тебя, — подумала она, — и какие бы ты ни предложил мне условия, я уже не смогу жить по-другому». Она молчала несколько секунд, а потом осторожно дотронулась до его руки и сказала:
— Я была обречена на эту любовь всю свою жизнь. И теперь, когда я… Когда я испытала это… Пожалуйста, пусть остается этот страх, эта постоянная угроза вас потерять, но только… Только не лишайте меня возможности находиться рядом с вами. Я прошу вас.
«Это был только повод услышать то, что мне хотелось, — подумал Клаус, выпивая до дна удовольствие от ее слов. — На самом деле у тебя никогда не будет никакого выбора». И, поднявшись с кресла, он взял ее за руку и заставил встать.
— Тогда успокойся, потому что сегодня ночью страх тебе не понадобится, — сказал он и обнял ее.
Шли недели. Как он и обещал, дальше в их взаимоотношениях все осталось неизменно. Клаус не отменил ни одного своего приказа, и они продолжали общаться по тем же законам. Они проводили вместе и прекрасные вечера, полные любви и взаимопонимания, и ночи, насыщенные страстью и нежностью. Но наряду с этим, когда порой ему вдруг казалось, что Хельга немного меньше стала любить его, или когда у него было просто плохое настроение, он провоцировал ее на ошибку и изводил до тех пор, пока не убеждался, что она, как и прежде, находится полностью в его власти.
Однажды, поздно вернувшись домой, Хайдель сидел в кресле и размышлял над тем, что приближается день его рождения, который — к его великому сожалению — придется отмечать шумной компанией. «Проклятье, — думал он, — все эти людишки, строящие из себя героев… Как они опостылели мне со своими мелочными интересами и грязными делами. Но я должен… Должен звать их в свой дом, делать вид, что мне безумно льстит их внимание… А почему? Только потому, что чем-то я обязан одному, когда-то я был виноват перед другим, а однажды мне может понадобиться третий…» Он закурил сигарету и закрыл глаза. «Придется их пригласить и потратить день моего рождения на эту великую радость общения с ненужными мне людьми», — подумал он и, нажав на звонок, вызвал Хельгу.
— Знаешь, — сказал он, когда, повинуясь его жесту, Хельга села на стул, — завтра у меня будут гости. Этакая свора жаждущих веселья зверей. Так вот. Я не хочу, чтобы они тебя видели. Пусть работает один Антонио — он вполне справится, тем более что ему не привыкать… Вечером я вернусь уже не один, поэтому ты должна будешь находиться в своей комнате. Учти, что все это будет шумно и долго, так что наберись терпения. Да, и вот еще что. Если ты услышишь звонок, то никак на это не реагируй. Просто спокойно сиди у себя, потому что если он все-таки прозвенит, то значит, на него нажал кто-то другой. Вот, собственно, и все. А вечером следующего дня я приеду, и все будет как прежде.
Как и ожидал Хайдель, народу собралось много, все веселились и были пьяны. У него же, напротив, настроение было отвратительное, и чтобы хоть как-то это скрыть, он много пил и делал вид, что неважно себя чувствует. В разгар вечера, когда Клаус, задумавшись, стоял возле окна, к дому подъехал автомобиль. «Интересно, кто бы это еще мог быть?» — раздраженно подумал он и пошел в сторону двери.
