А вообще, работы первое время было не много – по полдня в карты играли и в нарды. Самая сильная игра была на дежурстве. Один раз сутки играли почти без перерыва, пару раз только посты проверили. Дежурство в тот раз было с субботы на воскресенье, никого не было в расположении.
Дежурили одновременно четыре офицера и караульные солдаты. Я мог попасть дежурным, помощником дежурного или дежурным по КПП. Начальники караула были постоянные – только этим и занимались. В качестве кого заступать было все равно, лишь бы остальные, хотя бы двое, играли в преферанс.
Главное было – вписать себя в график дежурств у начальника штаба, в преферансную команду. Далее это выглядело так: в шесть часов вечера проводится развод караула, по полной форме.
– Для встречи справа на кра… ул! – и т. д. включая относительно дружное солдатское «Здрав… гав… гав!»
Доклад, опрос претензий и пожеланий, потом торжественным маршем, с оружием… караул удаляется к себе в караулку. Теперь главное дождаться, когда все лишние уйдут… и за стол… и до утра!
Я получил очередную звездочку осенью. Это было во всех отношениях примечательное событие. Звездочка на погоны, особенно третья, хороша уже тем, что ты перестаешь выглядеть салагой-лейтенантом. Недели две-три ты ходишь, чуть кося глазом на погон, отчего начинает побаливать шея, но удовольствие дороже. Десять рублей к денежному довольствию, тоже неплохо. Но сначала это дело надо обмыть. С незапамятных времен это делается одинаково, звездочка, прежде чем закрепиться на погоне, опускается в бокал с вином или водкой (по вкусу). Содержимое бокала выпивается, звездочку ловишь губами… ну и т. д.
Представление пришло сразу на несколько человек, в том числе на Юбу. Обмывали звезды мы рядом с Олимпийской деревней, в «Ракушке». Вообще-то это была пивная, пивной ресторан и водку мы приносили с собой, но закуска в тот день… в тот день подавали омаров по три рубля за штуку. Сейчас я, конечно, тоже могу себе позволить съесть омара, но его вкус ни разу еще в последнее время не превысил отвращения от хамской цены.
Домой мы с Юбой поехали в одной машине такси, поскольку жили рядом. Мы доехали до Савеловского вокзала, откуда на электричке мне было пятнадцать минут, а Юбе до Лианозова – двадцать. На удивление мы были не очень пьяными, но, выйдя из машины, я в этом на минуту усомнился. Мне показалось, что в лучах прожекторов Останкинской башни столкнулись три реактивных самолета. Я обратился к Юбе, дескать, Юба, посмотри туда… Юба открыл рот. Сочтя его пьяным, с тем же делом я обратился к таксисту – тот-то точно, как стекло. Рот открылся и у таксиста.
Тогдашние таксисты были шустрыми ребятами, им некогда было рот разевать. Наш поахал, поохал и уехал дальше деньги зарабатывать, а мы с Юбой еще долго смотрели в небо. Была полночь, а в это время электрички ходят редко. Выглядело это так, как если бы три самолета со следами инверсии столкнулись в одной точке чуть правее шпиля Останкинской башни, которую с площади вокзала ночью видно очень хорошо в голубоватом нимбе подсветки. В месте столкновения образовался тоже голубоватый и сильно светящийся шар. Но самолеты бы упали после столкновения, а эта конструкция продолжала висеть на одном месте.
Я тогда резко отрицательно относился к уфологии и мистике. Буквально за день или два до этого в электричке ко мне привязался один фанатик НЛО и стал мне пересказывать самиздатовские опусы Ожажи (есть такие люди, которых хлебом не корми, дай поговорить с человеком в военной форме). Я читал всё это и был в курсе, но нисколько не верил. От того парня я еле отвязался и потом долго доказывал себе, что все эти НЛО чушь собачья. И вдруг, я вижу это собственными глазами. Когда мы уже стояли у электрички, светящийся шар двинулся вокруг башни, потом, моментально набрав огромную скорость, улетел и исчез где-то в центре Москвы.
Зайдя домой, я зарисовал это явление в тетрадке и долго еще не мог уснуть, размышляя над произошедшим. Единственный вывод, который я смог сделать, это тот, что виденный мной сегодня объект не может быть материальным телом – такое ускорение не сможет дать ни один суперфотонный двигатель.
Еще одним умиляющим душу событием этой осени было принятие присяги.
Необходимость этого священнодействия возникла, в общем-то, случайно. Наш замполит, как и все наши подполковники осенью уже получил третью звездочку и папаху но тогда еще, по-моему, не закончил обмывку этого события. Он, как и все замполиты, был демократом с офицерским составом. Вдвоем со своим помощником, комсомольским секретарем, старлеем с умильной физиономией Олега Кошевого, оба с покрасневшими от выпивки оголенными частями кожи, вышли покурить с нами на улицу.
Разомлевший замполит завел отвлеченный разговор об армейских традициях, и вдруг выяснилось, что один из принимавших участие в разговоре офицеров не принимал военной присяги. Еще несколько человек, в том числе и я, подтвердили, что и мы тоже не принимали. Честно говоря, и ни к чему это нам было, мы и думать об этом не думали.
Получилось это как? Присягу выпускники военных кафедр обычно принимают в лагерях, а у нас видимо в целях экономии, лагеря отменили, просто разослали приказ о присвоении звания по военкоматам, там нам вручили военные билеты офицеров запаса, и всё, собственно.
Замполита чуть удар не хватил. Он сначала покраснел еще сильней, потом побелел и, забыв, что уже принял на грудь, побежал к командиру, докладывать.
Через несколько дней всех нас, выявленных непринимантов присяги, специально заказанным автобусом повезли в знакомую мне с детства Таманскую дивизию, исправлять упущение. Положение было щекотливым. С одной стороны нужно было провести принятие присяги в торжественной обстановке, а с другой – как же это солдаты увидят, что офицеры, даже не лейтенанты уже только еще принимают присягу. Жуть!
Поступили так: из казармы убрали всех солдат, включая дневальных. Дежурный офицер выдал нам из оружейки автоматы, и мы пошли с ними к бутафорской койке какого-то героя, погибшего в войну. Тот же дежурный офицер принес сюда же знамя. Наш замполит (как выяснилось служивший раньше в этом полку) стоял с развернутым знаменем возле койки, а мы по очереди зачитывали текст присяги, брякая оружием, становились на коленки и целовали знамя.
Не очень отчетливо помню, выпивали мы прямо здесь или уже в автобусе. Скорей всего и то и другое.
Кстати, о пьянке в армии. Конечно, мы пили и пили много. Выпивали во время работы и даже на дежурстве, но какие-либо меры применялись лишь к тем, кто совсем терял при этом голову. Мало ли чем от тебя пахнет. Пришел, скажем, утром с больной головой, зашел к Киве, в подвале у которого хранились все запасы спиртного, (мы с ним приятельствовали еще со второго курса института). Посредине его склада стоял огромный ящик с мятыми банками Липтона – газированного чая. Чай этот был в мягких банках, и отбраковывалось его много, его не надо было даже ронять с третьего уровня, как Хейникен, чтобы отбраковать часть. Открываешь чай, добавляешь туда какой-нибудь крепкий напиток, открытые бутылки с Мартелем или Джонни Уокером всегда у Кивы были. Я лично предпочитал сухой Гавана Клаб. Выпиваешь баночку – хорошо! пробирало, как будто под душ встал и топаешь на построение.
Выпивали почти все, за исключением некоторых ботаников из четвертого отдела и даже, почти все замечались здорово выпивши, включая полковников. Один раз напился даже особист. Это был одинокий, молчаливый седой капитан, почти единственный, кто не получил в это время очередного звания. Впрочем, вру, были еще двое.
Первым был, назовем его Рыжеус, потому что он носил рыжие буденовские усы, начальник отдела переводчиков. Культурнейший человек, дипломат. Он пришел из запаса старлеем и должен был скоро получить капитана, но вдруг исчез. Еще на формировании в Твери мы стали замечать за ним странности – к вечеру он начинал заговариваться. Казалось бы, казарма, через КПП ходить было нельзя, мы тогда еще не получили документы, а он пьяный? Немного погодя он сам рассказал про свою беду.
Перед армией он работал где-то в Африке и подхватил там тропическую лихорадку. В качестве лекарства он прятал фляжку со спиртом и, как только его начинало колотить, прикладывался к ней. Потом, уже в Москве его несколько раз увозили домой невменяемым, один раз даже бросился на командира выяснять отношения. Когда он пропал, совсем перестал ходить на службу, его искали около месяца. Нашел его особист у какой-то из его любовниц, попытались его забрать оттуда– толку из этого не получилось, он был вдребезги пьян и какие либо переговоры вести отказался. И что? его сочли дезертиром? Нет, но из армии уволили. Эта процедура заняла еще месяца два-три.
Вторым отчаянным залетчиком был некто Гена. Щупленький, остроносенький паренек, я его, честно говоря, ни разу пьяным не видел и не подумал бы никогда на него, но говорят он бузил здорово, а главное, тоже любил при этом выяснять отношения с начальством. Несколько раз ему прощали, потом командир объявил ему пять суток гауптвахты.
