— Мы шагаем, не обращаем внимания. Оба нагружены — в рюкзаках лодка резиновая, снасти. Некогда балясы разводить, да и ночь же, темно, луна не взошла. А свист повторяется. От милиции, что ли, прячутся?
Но главное, этакое посвистывание не отставало, словно человек ходко поспешал за ними, но сбоку, за деревьями.
— Я оглядываюсь: «Чего надо?» — шумлю. В ответ молчок… А потом нам вслед свист — типа, э-эх, не получилось. Вроде с сожалением. Ладно, вышли на тропу, срезая дорогу. И тут Коля мне: «Глянь!» Поднимаю голову, а впереди силуэт мужчины среднего роста, и расстояние до него небольшое, ну, метров тридцать. Но он какой–то… будто полупрозрачный. И тоже двигается вперед, не приближаясь и не удаляясь. Вполне различимый… Мы даже в какой–то момент побежали, пытаясь догнать незнакомца.
Там тропа упиралась в канаву, промытую когда–то весенними водами, но еще до нее, Виктор вспомнил прием, который каждый спортсмен знает: стоит человеку обернуться, его непременно поведет чуть в левую сторону — так устроен наш вестибулярный аппарат. Виктор крикнул: «Стой! Стрелять буду!» — хотя ружей у них не было. И «человек» качнулся влево! Он явно понимал речь и среагировал, как нормальное существо.
— Что интересно — страха у нас не было. Может, это и сыграло свою роль, — рассуждал Виктор Иванович. — Не исключено, что от нас ждали каких–то эмоций, испуга…
В это время «призрак» стал спускаться в канаву, и когда рыбаки подбежали к ней, существо расплылось в низине, наподобие тумана. Тут уж мужики слегка задумались: явные непонятки происходили. Но идти–то надо. Тут и луна вышла, осветила пашню, дорогу, луговину слева, на которой сорная трава, колючки разные росли привольно. И по этой непроходимой траве вдруг идет к дороге мужичок небольшого роста. Одет странно — в армяке, какая–то шапка на нем старомодная, в руках зембель — такими уж никто не пользуется.
— Ну, елки зеленые! — думаю. Шастают по ночи кто ни попадя. Как в городе… — продолжает Виктор. — Мы с Колей даже остановились, чтобы не столкнуться с ним. А мужичок выходит на дорогу около нас на расстоянии вытянутой руки. Я разглядел его: бороденка, треух, из–под него пряди волос. И ноль внимания на нас! Коля даже, смотрю, руку на нож, что на поясе, положил. А тот нас в упор не видит! Но главное, перешел дорогу и по пашне, как по глади, шурует в сторону Кочетков. Там К-700 вспахал такие отвалы, что под ружьем нас заставь, мы не пойдем, — а этому хоть бы что!.. «Видел?» — спрашиваю Колю. «А то!.. — отвечает. — Хотел поздоровкаться, да вовремя остановился…»
Идут дальше, полдороги еще не прошли до Суходола. Уже в лес заходить, и тут на них по дороге несется табун лошадей. Такой топот… Откуда их столько да еще ночью?! Массой идут…
— А там слева понижение большое, круглое, как блюдо, наподобие амфитеатра, — вспоминает рассказчик. — Я еще подумал, надо за деревья встать, сметут же… А никого нет! Никаких лошадей, только топот, и они по этой поляне, как по кругу несутся. Звук есть, а лошадей не видно. «Давай, перекурим», — говорю Николаю. Сбросили рюкзаки, закурили. Топот продолжается, а потом тише, тише, и угас, будто звук на нет убавили. И тут же этот свист — мол, ну как вам? Я вслух: «Ну и че дальше?» Мы, дескать, по делу идем, а тут сцены какие–то… В общем, с юмором отнеслись к происходящему.
На берегу перед ериком у наших рыбачков место с кострищем оборудовано, рядом со старым дубом. Всегда там располагались. И вот уже на подходе смотрят, а там огромный костер горит, пламя метров на двадцать, искры вырываются… Компания, что ли, расположилась? Не иначе пьяные или дураки, раз столько дров переводят. С такими опасно связываться, на пулю можно нарваться… Пошли к костру, разделившись, с двух сторон, тихо.
— Там сухая промоина, и я туда спустился, а уже выбираться… Нет костра! Только что был — и нет. Не могли же так быстро затушить?! Дым бы до небес стоял… Подходим с Колей с разных сторон — никакого огня, даже искр нет, наши же старые головешки лежат. «Ты видел огонь?» «Конечно!» — отвечает. Ничего не поймем…
Усталые мужики немного покемарили, и на рассвете занялись делами: Коля готовил завтрак, а Виктор надел гидрокостюм и ходил со спиннингом по берегу. Щучек с десяток взял, когда блесна зацепилась. Подошел — чья–то верша, рыба в ней. Отцепил блесну и дальше пошел. Снова зацеп, и снова верша. Возится с блесной, а с берега голос: «А рыбу–то почто не берешь?» Глядь — старичок невысокий стоит за кустами ивы. «Свое не отдадим, а чужого не берем, сам наловлю», — говорит Евдокимов. Познакомились — старик оказался из поселка Кочетково. На велосипеде приехал. Виктор помог ему верши опростать и снова закинул — тому даже лезть в воду не пришлось, да и холодно же без бродней.
За чаем разговорились. Волжане намекнули на очень странную ночь — мол, творилась какая–то чертовщина. Дедок неожиданно оживился: «Дак сегодня день–то какой, знаете?..» «И какой же?» «Всякая нечисть ночью вылезает… 31 октября, аккурат перед Праздником Всех Святых они и являются, чтобы страхом людским подпитаться. Со мной был случай…»
И он рассказал о такой же ночи, но давно, наверное, лет около шестьдесяти назад.
— Я был еще парнишкой, и у меня тут в хуторке была дивчина. Сидим ночью у плетня на лавочке, а холодно уже, и она говорит — пойду, мол, тулуп надену. Я свернул козью ножку, закурил. Слышу, она садится рядом, я рукой приобнял ее и еще подумал: «А чего ж она тулуп наизнанку надела?» — курчавая шерсть под ладонью. Глянул… а это не она! Кто–то крупный, куда выше меня, морда в волосьях, и будто бы даже рога увидел или уши такие заостренные… Меня паралич от страха разбил. А это чудище берет из моего рта цигарку и затягивается. Да так, что у него чуть ли ни из ушей дым, и она наполовину истлела. А потом дунул на меня дыминой и снова в мой раззявленный рот цигарку сунул. Ну тут я, честно скажу… обделался… Потекло с меня. А тот как захохочет и через плетень одним махом шарах! — а потом по огороду — бум, бум, бум, прыжками, с утробным хохотом. Вернулась зазноба, а мне, понятно, не до шашней, под каким–то предлогом убег. И больше туда ни ногой… От хутора только вон те старые яблони остались да конопля на базу… А день–то я четко запомнил — нечистые тогда бедокурят.
Приключения в пойме, оказывается, случались со многими волжанами, стоит только завести о том разговор. Через пару дней после нашей встречи с Евдокимовым Виктор снова звонит: «Геныч, зайди, я еще несколько случаев припомнил — может, пригодятся тебе…»
Дома застал его во всеоружии: карта поймы на столе, несколько блокнотов «Записная книжка рыбака и охотника» — издаются такие, и Виктор взял за привычку заполнять их сведениями о своих поездках на рыбалку или охоту. Открывает один такой блокнотик на закладке, зачитывает: «5–6 ноября 2005 г. С Сергеем Ивановичем и Борисом рыбачили на Каршевитом. Лагерь чуть выше постоянного места. Восточный ветер, туман, даже снежок срывается. С Борисом вышли на Волгу, поднялись против течения к первому белому бакену. Борис взял две малявки, у меня поклевок нет, в 19 часов решили возвращаться в лагерь…»
— Вот гляди место на карте, — показывает он схему. — Наш лагерь на той стороне протоки, а вот фарватер Волги. Здесь узкое место, но течение сильное. Мы обычно пересекаем широкую протоку, поднимаемся вверх по течению Волги и где–то у бакенов бросаем якорь своих надувных лодок. Возвращаемся по течению, потом сворачиваем в протоку, но надо взять на лодке немного вверх вдоль берега, чтобы потом течением тебя легко прибило к левому берегу. Я почему тебе так подробно объясняю — потому что все вроде просто, и мы не раз в этом месте рыбалили и проделывали эти маневры не раз.
Но в тот вечер повернулось иначе. В ноябре семь вечера — это уже полная темень, к тому же опустился туман, и видимость была на пару десятков метров, не больше. Борис Иванович Шембель, волжанин, годами за пятьдесят, греб первым, Виктор за ним.
— Смотрю, Борис увлекся — идет вдоль берега дальше, чем надо, — вспоминает Евдокимов. — Уже надо сворачивать на течение и грести к другому берегу, а он все куда–то мористее забирает. Я кричу «Боря, Боря! Сворачивай!» — а он не слышит. И это первая странность — не слышим криков друг друга. Вторая странность… А течения–то нет! Там вода прямо–таки свистит, а тут… идем в тихой воде, слева на берегу какие–то камыши, осока высоченная… Дак не было этого! Там берег крутой, водой его подмывает… Но самое удивительное — непонятная коса обозначилась. С километр длиной. Откуда?..
Виктор снова зачитывает запись из книжки: «В густющем тумане зашли в какие–то затоны и мели, я промочил ноги, никак не могли выйти оттуда». Промочил, потому что пришлось не раз перетаскивать лодку через странные мели и косы, пытаясь выйти на течение. Бахилы давали течь, шерстяные носки намокли, но было не до этого. Оба ничего не понимали, раза три возвращались к началу протоки и не узнавали место: ну не было там никаких камышей и не было такой стоячей воды, что даже затхлостью несло от нее.
