Наш педагог сел в электричку на Финлядском вокзале в Ленинграде (теперь — Петербурге), доехал до станции Кирилловская — как и обычно. Но затем вместо того, чтобы отправиться к давно облюбованным, заветным местам, что обретались в районе здешнего зверосовхоза, Владимир Иванович зашагал в другом направлении. Ведь и знал же заранее наш грибник, что места там — болотистые и никто не ходит туда! А вот захотелось непонятно почему направиться именно туда, хоть ты тресни.
Какое-то необъяснимое предчувствие особого обилия грибов в той заболоченной местности заставило его свернуть со знакомой, нахоженной тропинки.
Настроение было отличное, самочувствие превосходное. Солнышко… Тишь… Свежий воздух, пропитанный запахами хвои… Владимир Иванович, собираясь за грибами, прихватил с собой из дома переносной маленький портативный радиоприемник, флягу с чаем и бутерброды. Пройдя пару километров по лесной дороге, он решил свернуть с нее и углубиться в лес. К его удивлению, грибы попадались довольно часто, хотя места вокруг были явно не грибные: низкий кустарник, высокая трава.
Набрав с полкузовка добротных крепышей, грибник решил отдохнуть и перекусить. Сел на старый пень посередине небольшой опушки, достал бутерброды, включил радиоприемник, и тут вдруг выяснилось, что тот не желает работать. На всех волнах, на всех диапазонах раздавались какие-то странные рычащие хрипы, отнюдь не похожие на обычные радиопомехи.
"Может быть, я в низине нахожусь, — подумал удивленно Владимир Иванович, — и радиоволны просто не доходят сюда?.."
Он протянул руку, чтобы выключить приемник. И ни с того ни с сего накатило на него какое-то ужасное состояние, обуял его дикий иррациональный ужас. Захотелось вскочить с пенька и бежать куда глаза глядят. Однако убежать он не мог, потому что вместе со страхом возникла в душе тоже иррациональная, необъяснимая потребность направиться в лесную чащу в строго определенном направлении.
Грибник был не в силах сопротивляться странному позыву. И, покорно повинуясь непонятному влечению, побрел туда, куда оно как бы само вело его за собой…
Чувство страха постепенно рассеивалось, исчезало, а вскоре истаяло совсем. Между тем влекшая за собой таинственная сила нарастала с каждой минутой, подобно магнитному либо гипнотическому воздействию.
Вскоре Владимир Иванович вышел на болотистую поляну. Там он обнаружил огромный камень высотой почти в два метра. Из-за камня било во все стороны загадочное фосфорическое свечение. Первое, что пришло в голову, — висит за камнем, наверное, шаровая молния, которую до сего дня Владимир Иванович никогда в своей жизни не видел.
Страшно заинтригованный, он стал опасливо обходить камень по широкой дуге. И действительно, увидел позади него нечто сильно светящееся. При взгляде на это светящееся не ощущалось ни рези, ни боли в глазах. "Должно быть, так выглядит плазма", — подумал грибник. Светящийся "плазменный сгусток" имел эллипсовидную форму с конусообразными вытянутыми боками. По центру его опоясывало кольцо — тоже, как и само тело, "плазменный сгусток". От кольца вниз к земле отходили на равных расстояниях друг от друга три световых потока. Каждый поток походил на испарение воздуха в жаркую погоду. Он струился сверху вниз подобно отработанным газам из сопла ракеты.
Владимир Иванович в течение нескольких минут стоял на месте как завороженный, не сводя глаз с "плазменного чуда"… А потом то ли полностью потерял сознание, то ли наступило какое-то частичное затмение у него в мозгах — словом, все, что происходило в дальнейшем, походило на сон.
Некая неведомая сила подняла грибника, по его ощущениям, в воздух. Он оказался парящим над землей в горизонтальном положении. Воспоминания, оставшиеся о творившемся в эти минуты, были отрывочными, туманными, неясными. Запомнилось наиболее ярко нечто овальное, напоминающее человеческую голову, которая без шеи плавно переходила в некое вроде бы туловище. Собственно туловища Владимир Иванович не видел. "Голова" находилась очень близко от его лица, и видна была лишь она, а также отчасти "плечи". На "голове" четко различались две точки там, где должны были находиться глаза, и выпуклость, напоминавшая нос…
Неизвестно, сколько продолжалось у грибника такое полуобморочное состояние, но когда он пришел в себя, то обнаружил, что находится далеко от того места, где помутилось у него в голове. Опрокинутый кузовок валялся на земле возле его ног.
Владимир Иванович полностью, что называется, очухался. Он осмотрелся по сторонам, растерянно ох-лопал себя руками по бокам и несказанно удивился, обнаружив, что невесть куда пропали маленький переносной радиоприемник, висевший на ремешке на груди, а также наручные часы с запястья одной руки и наручный же компас с запястья другой. Зато фляга с чаем по-прежнему покоилась на бедре, пристегнутая к ремню.
Грибник прошелся туда-сюда по лесу в поисках пропавших вещей, но нигде не обнаружил их.
Надо так понимать, что тот внеземной умник, который загипнотизировал Владимира Ивановича, а потом, видимо, обследовал его, оказался, ко всему прочему, еще и мелким воришкой. Он нагло свистнул у грибника переносной приемник, часы и компас.
А теперь приведу отрывок из "Петербургских воспоминаний" почти напрочь забытого нынче русского писателя Георгия Иванова (1894–1958), эмигрировавшего в 1918 году из России во Францию. Воспоминания опубликованы в конце сороковых годов в Париже.
"Это было зимой во время войны — должно быть, в 1915 году, — вспоминает Г. Иванов. — Мой приятель Вольдемар Шилейко очень нуждался. И когда он неожиданно явился ко мне в одиннадцать часов вечера и начал с того, что пришел просить меня об услуге, я подумал, что он по-товарищески хочет перехватить у меня пять или десять рублей. Точно отвечая на мои мысли, он вынул из кармана скомканную двадцатипятирублевку.
— Вот, — сказал Шилейко. — Деньги есть. Хватит на всё. Возьмем такси. Это далеко, на Охте.
Он путано и неясно объяснил, что от меня требуется.
— Видишь ли… Впрочем, это все равно. Он ждет меня, и если не поехать, то все расстроится. Конечно, я не верю, что он — маг: магия — высокая светлая сила. Если овладеть магией, можно все иметь — славу, деньги, любовь, власть. Но откуда ему быть магом? Он — простой мужик. Кажется, раскольник. Однако какая-то необыкновенная власть у него есть… Только мне не хочется ехать одному. Поедем со мной, пожалуйста. Возьмем мотор и через четверть часа будем там. Если ничего не выйдет, потеряем вечер. А вдруг выйдет?! И деньги есть. Ему надо дать десять рублей… Я потому и прошу тебя поехать, что ты ничего не знаешь. Я-то кое-что знаю и не доверяю себе. Самовнушения со своей стороны боюсь. А ты — другое дело. Увидишь — значит, правда было. Не увидишь — значит, и не было ничего.
— А куда мы едем?
— Едем мы производить магический опыт к Василию Петровичу Венникову, мужу больших познаний… Если и не выйдет ничего, посмотреть на него — и то любопытно. Одевайся.
На Михайловской улице мы взяли таксомотор. Шилейко молчал. Только когда мы были на Охтинском мосту, он спросил отрывисто:
— Пушкинское заклинание помнишь?
— Еще бы!
— Ну-ка, прочти.
Я начал:
— "О, если правда, что в ночи…"
— Не так, не так, — взволнованно перебил он меня. — Не так читаешь. Интонация неверная. Это не обыкновенные стихи, а магические, колдовские. Пушкин сам не знал, что он написал. По существу, он был простой малый, хотя и гений. Всё по поверхности скользил… И вот вдруг взял не умом, а силой гения, договорился до последних вещей, до самой глубины глубин. Вот как надо читать:
О, если правда, что в ночи,
Когда покоятся живые,
И с неба лунные лучи
Скользят на камни гробовые,
О, если правда, что тогда
Пустуют тихие могилы,
Явись, возлюбленная тень!..
— Перестань, пожалуйста, — сказал с досадой я. — Ты хочешь, чтобы я был беспристрастным свидетелем какого-то опыта, а шипишь и свистишь так, точно сам колдун. Мало ли что может померещиться от одного такого чтения?
Он нервно усмехнулся.
— Ну, от моего чтения ничего не померещится. Это все глупости. Мы же едем нечеловеческое поддеть на крючок…
Дом был одноэтажный, новый. Новенькая вывеска "Столярная мастерская В. П. Венникова" весело сияла в свете автомобильных фонарей.
Сам хозяин открыл нам дверь. И в его наружности тоже не было решительно ничего таинственного. Синяя поддевка, бородка клинышком, ярославские, светлые, с хитрецой глаза.
— Надумали-таки приехать, — протянул он не то недоуменно, не то недовольно. — Я полагал, уже не приедете, час поздний. Ну, все равно, пожалуйте.
Он пропустил нас в чистую большую горницу. Пахло щами и свежими стружками. Чиж спал в клетке.
