Потом я позвонила в милицию. Бабулю увезли в морг. Перед этим у меня спросили, есть ли у нее родственники. Я ответила, что бабуля жила одна.
– А кто же будет ее хоронить? – спрашивают.
– Не знаю, – пожала я плечами.
– Что ж, похоронят как безродную, – нахмурился милиционер.
Я промолчала.
Комнату я побелила, выкинула старую мебель, купила все новое. Но… Мне все время казалось, что я не одна в квартире. Ерунда, думала я, это мне совесть покоя не дает. Все забудется и пройдет. Совесть на хлеб не намажешь, а такой случай только раз в жизни выпадает. Какая разница, кто похоронит – государство или я.
Прошел месяц, и я увидела сон, будто подходит ко мне Алена и, наклонившись, пристально смотрит на меня. Я ее взгляд чувствую, но глаз не открываю, делаю вид, что сплю крепко.
Алена говорит:
– Ты же обещала! Ведь я просила тебя, и ты обещала! Прошу тебя еще раз. Отвези в монастырь деньги, я их всю жизнь копила. Эти деньги на свечи Богу, а не тебе. Добром прошу, отвези.
Утром я подумала и решила: нет, не отвезу. Сон и есть сон. Бывали в моей жизни сны и похуже, не хватало только, чтобы я восьмидесятипятилетнюю бабку боялась и из-за этого опять нищей стала. В общем, стала я такие мысли гнать из своей головы. И вроде успокоилась.
Появились деньги, появились приятные хлопоты: по магазинам езжу, обновы покупаю. Однажды в ЦУМе стою в очереди и вдруг вижу бабу Алену. Стоит она и смотрит на меня. И осуждающе так кивает. Мне аж плохо стало. Думаю, с ума я, что ли, схожу? Спрашиваю женщину, которая рядом со мной стояла:
– Вы там бабку в синей кофте не видели? Женщина отвечает:
– Не, я никого не видела.
Прошло еще три месяца. Со мной стали происходить и вовсе странные вещи. Иду я как-то вечером домой. Вдруг собачка меня догоняет, вьется, крутится, мешает шагать. Я ей говорю:
– Ты что привязалась? Пошла вон отсюда. Иди домой. Где твой хозяин? Пошла вон!
И вдруг слышу голос Алены:
– Отвези добром деньги.
От ее голоса я остолбенела. Стою, смотрю вокруг. Ни собаки, ни людей. Снег метет, темно. И так мне жутко стало. Домой бегу, а дорогу забыла. Мечусь между домами. А дома все высокие, чуть ли не в небо упираются, а я маленькая, маленькая. Страшно так, будто в лесу или на кладбище хожу ночью. Села я обессиленно в сугроб, не могу двигаться, слезы бегут из глаз. Какой-то прохожий подошел и спрашивает:
– Женщина, вам плохо?
– Да, мне плохо. Где я? Не могу найти дорогу. Не пойму, где я…
Он спросил адрес, я ответила. Прохожий поднял меня из сугроба, отряхивает и говорит:
– Вы как раз около этого дома ходите.
И проводил меня до квартиры. Получается, что я вокруг собственного дома три часа ходила. Ночь я проспала. Утром очухалась и, успокоившись, стала рассуждать. Большую-то часть Алениных денег я в банк положила. А в банке условие: в течение года не снимать. Не терять же проценты! Нет, думаю, не сниму. Надо быть полной идиоткой, чтобы от такой суммы добровольно отказаться.
И опять ночью пришла ко мне Алена, но я уже не спала. Видела, как она отделилась от стены, вроде как ничего из ничего вышла. Одета в юбку старую, кофту – в них она и умерла.
– Я тебя, девка, ненавижу! – тихо так говорит. – Ты меня долго вспоминать будешь, а о деньгах забудь: ни одной моей копейкой не попользуешься. – Повернулась и пошла также, как появилась, в стену.
Когда стало ясно, что банк меня обманул, я попала в больницу. Вернулась домой, а меня обокрали. Вынесли все новое, что было куплено на Аленины деньги. Воров так и не нашли.
Я с тех пор болею: ходить не могу, ноги отнялись. Пишу вам лежа, поэтому у меня такой почерк. Обещала, что завещаю свою квартиру племяннику, если тот будет ухаживать за мной. Все повторяется, Наталья Ивановна, думаю, что он поторопит мою смерть, возьмет и отравит, чтобы побыстрей квартира ему досталась. Я боюсь умирать, боюсь встретиться на том свете с Аленой. Я раскаиваюсь, но, наверное, уже поздно.
Писала Вам письмо целую неделю. Отправит его моя знакомая. Она и дала мне Ваш адрес, говорит, что Вы все можете. Позвоните мне, если сможете…» Я позвонила Зинаиде и пообещала ее вылечить, но прежде взяла с нее слово, что она выполнит последнюю волю Алены. Та сказала, что, как только встанет на ноги, продаст Аленину комнату, узнает в морге, где она похоронена, и поставит каменный крест, а остальные деньги отвезет в монастырь.
Вот уже несколько лет Зинаида ездит на могилу к Алене и сажает цветы у подножия каменного креста.
От покойной души за спиной
Из письма: «Как-то я ездила навестить тетку в деревню. Она написала в письме, что хочет перевести на меня свой дом, и просила приехать по этому поводу.
Деревня теткина стоит на отшибе, и идти надо было мимо кладбища. Я, вообще-то, до того дня ничего не боялась. А теперь вот… Но – судите сами.
Со стороны леса на дорогу вышла бабка. Когда я с ней поравнялась, она сказала:
– Ты до Комаровки идешь?
– Да, – ответила я.
Бабка спросила, можно ли ей со мной пойти. – Дорога не моя, не купленная, идите, – пожала я плечами.
И она пошла за мной следом. Мне неудобно было идти быстро, раз уж она напросилась, да и молчать было неловко. Спросила я, как ее зовут. Она в ответ:
– Щучихой всю жизнь звали.
– Почему? – удивилась я.
– Фамилия моя Щучьева, а имя Настасья.
– Вы в Комаровке живете? – опять спросила я.
– Жила, – ответила бабка.
Я решила, что она переехала из деревни в другое место.
– А ты чья? – спросила Щучиха.
– Я Григорьевой Полины племянница. Я у нее редко бываю, поэтому вы меня не знаете. Она позвала, чтоб завещание оформить.
– А зачем? Тебе на Покров помирать придется, – буркнула бабка и поотстала.
Я оглянулась, и у меня волосы дыбом встали. Сзади никого не было. Остальную часть пути я не шла, а бежала. Рассказала тетке, что произошло.
– Щучиха? Так она неделю назад удавилась, – ахнула тетка. И, вытащив пыльный альбом, нашла среди фотографий фото Щучихи.
Это была она. Я попросила тетку рассказать, в чем ее хоронили. Она описала ту одежду, в которой была моя попутчица: зеленая юбка, оранжевая кофта и белый платок.
– Надо же, – запричитала тетка, – не зря говорят, что неприкаянная душа будет блуждать по земле, пока себе замену не найдет.
Наталья Ивановна, раньше я весила под девяносто, а теперь у меня шестьдесят килограммов всего, я худею и теряю силы. Никто не знает, как мне плохо. Через несколько месяцев Покров, и я верю, что действительно умру. Мне страшно. Очень прошу, подскажите, можно ли мне помочь или уже поздно?»
Отвязаться от духа покойного можно таким образом. Во-первых, поменяйте имя новым крещением. Затем купите именную икону небольшого размера. Возьмите с собой на кладбище эту икону, а по возвращении поставьте у своей постели. Найдите три могилы с этим именем, на каждую из этих могил положите горсть пшена, немного кутьи и три блина. Затем креститесь и говорите так:
Помяни, Господи, меня о здравии,
А всех мертвых за упокой.
Как этот покойник в своей могиле лежит,
По земле не бродит,
К своим родным не ходит,
Так чтоб дух покойника за мной не ходил,
Моей душе не вредил.
Господи, Иисусе Христе,
Запрети своим крестом животворящим
Ходить мертвому духу.
Ныне, присно и во веки веков. Аминь.
Уходя с кладбища, не оглядывайтесь.
Известны случаи, когда человек уходил на кладбище навестить своих умерших родных будучи абсолютно здоровым, а возвращался домой больным.
Как правильно поставить себе защиту-оберег на такой случай?
Прежде чем выйти из дома, завяжите посередине полотенца узел, затем умойтесь и вытритесь одним концом полотенца. Вернувшись с кладбища, не забудьте развязать узел. Сделав так, вы сбережете себя от беды.
Как правильно варить кутью на помины
С этим вопросом ко мне обращаются очень многие читатели.
Варят кутью в точное время, без минут. Например: ровно в 9, 10, 11 часов и так далее, иначе будет еще один покойник.
Расход продуктов такой: 1 стакан риса, 100 г изюма без косточек и 100 г меда.
Заливают полутора стаканами кипятка один стакан риса и, плотно накрыв крышкой, варят три минуты на сильном огне, семь минут на среднем и три минуты на слабом. После этого, не открывая крышки, дают настояться рису на пару. Промывают изюм, слегка обваривают и соединяют с рисом. Чуть разводят мед кипяченой водой и подслащают кутью.
Первым кутью ест самый близкий покойнику человек.
Из письма: «Мой зять был на похоронах, его пригласили соседи помочь – у них некому было могилу копать и за гробом ехать. Зять нес крышку на своей голове. После похорон я обратила внимание, что Леша не в себе. Еще подумала: “Может, расстроился из-за того мужчины, которого хоронил". На другое утро он мне говорит:
