Говоря о ситуациях двенадцатого дома в жизни государства, следует помнить об известной противопоставленности его одиннадцатому. Ключевые слова одиннадцатого дома — долг, обязательства, исполнение, двенадцатого — любовь, добровольная жертва. Двенадцатый дом как бы доделывает недоделанное одиннадцатым, питаясь крохами с его стола — но значит он нисколько не меньше. Если под одиннадцатым домом идут основные государственные программы, скажем, исполнение бюджета по производящим материальные блага и услуги отраслям, то по двенадцатому идут благотворительные программы, финансирование культуры и некоторые другие незначительные по величине, но важные для народа статьи государственных расходов.
Здесь автор хочет сделать одно замечание филологического порядка — о двух значениях слова "должно". Должно ли государство заботиться о своей обороноспособности? Конечно, должно. А должно ли оно обеспечивать прирост населения и беспокоиться о культуре своего народа? Тоже должно. Но читатель, вероятно, заметил, какая громадная разница заключена между двумя последними "должно", ибо первое из них, императивное, символизирует одиннадцатый дом, а второе, по мягче, — двенадцатый. На уровне министерского сознания эта разница выражается в том, что расходы на оборону выделяются в бюджете прямо (то есть столько-то миллиардов), а расходы на культуру — нередко косвенно, например, путем снижения налогов с тех частных предприятий, которые занимаются благотворительностью, финансируя культуру, детские дома и т. п. Интересно было бы взглянуть на реакцию парламента, когда президент страны предложит подобным образом субсидировать армию.
Двенадцатый дом для народа и пятый дом для государственного аппарата — это ситуация призыва в армию в военное время, повышения налогов, снижение уровня социальной защиты населения, когда не только доподлинно выясняется, что не хлебом единым жив человек, но и уточняется, каким именно словом Божьим он склонен этот недостающий хлеб заменять.
Двенадцатый дом в жизни фирмы представлен, например, ситуацией аврала, когда возникает острая необходимость в экстренных усилиях т сотрудники добровольно исполняют свои функции после окончания рабочего дня, в выходные и т. п. — словом. выкладываются, и в результате иногда приходит новое понимание своего места в фирме и ее внутренней природы, то есть обычно скрытых черт ее эгрегора. Но это, так сказать, двенадцатый дом в жизни сотрудников; в жизни фирмы как целого двенадцатый дом может означать сильный кризис и приближение к банкротству, арест счетов и прочие неприятности, почти лишающие ее возможностей нормального функционирования и оставляющие ее в пародийной роли по отношению к своим сотрудникам и внешнему миру: платить деньги первым и снабжать товарами второй она в состоянии лишь символически. В это время, если фирма честна сама с собой, для нее могут открыться важные и доселе скрытые фундаментальные структуры и законы, управляющие ее существованием и развитием: это своего рода момент истины, но ее тоже нужно увидеть.
Другой вариант двенадцатого дома, внутренний, не столь очевиден, но тоже сопровождается ослаблением и резкой деградацией многих исполняемых сотрудниками и подразделениями функций и несерьезным отношением к работе. Здесь очень важно, забыв о самолюбии фирменного эгрегора, честно разобраться в причинах, которые, как правило, заранее не вычисляются.
Двенадцатый дом в сюжете книги это долгожданная ситуация, когда наконец открываются все секреты, карты выкладываются на стол, а тайные обиды, камни за пазухой и прочие скрытые претензии персонажей друг к другу, родителям и судьбе предъявляются и отовариваются.
Следует различать, так сказать, большой и малый двенадцатый дом, в зависимости от того, открывается ли тайна лишь одному из действующих лиц или же она является сюрпризом и для читателя тоже. Многие новеллы и детективные романы построены именно на энергии тайны двенадцатого дома, тщательно скрываемой от читателя почти до самого конца произведения.
У хорошего писателя, особенно тяготеющего к тонким психологическим описаниям, сцены двенадцатого дома долго готовятся и сопровождаются сильным душевным кризисом героев, в частности, в связи с обнаружением своей несостоятельности во многих важных для себя ролях. И вдруг они начинают, часто неожиданно для себя (и, быть может, впервые за всю свою текстовую историю) говорить совершенно откровенно и что-то о себе понимают — глубокое и новое.
Вообще литература чрезвычайно тяготеет к двенадцатому дому, но редко когда поднимается на уровень его мистериальности, предваряющей катарсис. В идеале катарсис должен быть у читателя, но как минимум до него нужно довести героя, а это, увы, непросто, и в жанре биографий реальных или вымышленных подвижников и святых часто можно заметить несоответствие уровня писателя и его предполагаемого героя.
* * *
Сильный двенадцатый дом даст человеку сложную судьбу и ему будет не очень легко понять самого себя. У него окажется много любви к миру и людям, но выражать он ее будет как-то неуклюже, с элементами фарса, словно доигрывая некогда блестящие роли, превращающиеся в его исполнении в пародии.
Ему очень важно научиться правильно находить себе окружение, которому будет нужна его любовь (в этих людях непременно будет что-то детское, а ситуациях — игровое) и быть максимально искренним, отдавая свою любовь до конца и не заботясь о совершенстве форм ее выражения.
Трагичной эта судьба окажется в случае, когда человек попытается обратить заключенную в нем жертвенную любовь на себя же, то есть на свое эго. Тогда главными (и совершенно подавляющими) чувствами в его жизни станут горькая или злобная обида на окружающий мир и всепоглощающая жалость к себе, не утолимые никакими средствами.
Искушением этого человека будет инфантильность, особенно при слабом одиннадцатом доме, которая в данном случае преодолевается не столько взятием на себя "взрослых" обязательств и функций, сколько осознанием важности своей любви для мира и выработкой внутренней честности и искренности в выражении своего высшего начала, в отличие от ребенка, очень искренне выражающего низшее.
Слабый двенадцатый дом совсем не обязательно дает черствого человека, не способного к предельной искренности и жертвенно-любовным проявлениям. Просто потребности в том и другом в его жизни будет мало, а мысль о фарсовом доигрывании серьезных ролей оставит его чаще всего равнодушным — ему это неинтересно, и чаще всего непонятно, для кого это может быть нужным. С другой стороны, при сильном пятом доме он может очень любить непринужденно-безответственные игры и самовыражение на том или ином материале, не задумываясь о том, как переживает его развлечения и самовыражение этот самый "материал" (например, его близкие), сколько любви и самоотверженности от мира он потребляет, почти не замечая того.
При сильном одиннадцатом доме этот человек будет отдавать предпочтение нормальной работе перед героическими усилиями аврального типа, совершенно не разделяя героики спасателей — при том, что он может в принципе уважать их труд, но все-таки чувствуя, что это — не его сфера. Тем не менее на материале транзитного потока, управляемого двенадцатым домом, ему придется освоить пусть небольшие, но весьма неадекватные роли и в них научиться проявлять больше любви, чем искусных умений, и так доигрывать их до самого конца.
Гармоничный двенадцатый дом дает человека, для которого доигрывание разрушающих ролей и жертвенная любовь суть естественные состояния, и он может даже их очень любить, не задумываясь о том, кому нужна его жертвенность и на что уходит его любовь.
Однако быть искренним до конца ему, может быть, труднее, чем всем остальным людям, и жертвенность его любви останавливается инстинктом самосохранения чуть раньше, чем это требуется от него по карме (хотя с поверхностной социальной точки зрения его поведение может быть безупречно), и добраться до глубокой тайны ему никак не удается, хотя кажется, что она уже совсем близко.
У этого человека будет сильная магия, превращающая окружающих в малых детей, играющих в песочные куличи, и на одних людей она будет действовать расслабляюще, на других развращающе, а третьих (со слабым пятым домом) откровенно раздражать, но все эти эффекты он может не замечать, считая, что искренняя любовь никому не может повредить. В последнем он неправ — любая энергия должна идти точно по адресу, но его проблема это именно полная искренность, добиться которой ему не так легко, как кажется. Если ему это удается, аспект прорабатывается гораздо легче, если же нет, то человек незаметно для себя соскальзывает на жертвенно-любовное служение самому себе, точнее, своему низшему началу, более или менее успешно маскируя его бескорыстным служением ближнему, общему делу и т. п.
