— Давние, более 20 лет. Первый раз я посетила его в 68-м, потом, приезжая в Индию, обязательно бывала у него. В 72-м он пригласил меня пожить в Кулу, и я жила у них две недели, хотя в то время я Рерихом еще не «болела». Потом уже, постепенно, я бы сказала, под руководством Святослава Николаевича, я увлеклась, и эта тема стала для меня главной. Выбор моей кандидатуры как руководителя Центра и доверенного лица был для меня неожиданным.
Ну вот, только когда началась перестройка и Рерих встретился с Горбачевыми, разговор о передаче наследия встал на практическую основу. Тогда и возникла эта ситуация с различными ведомствами, экспертами и всем прочим.
В результате к Святославу Николаевичу на переговоры отправились два человека: бывший заместитель министра культуры Иванов, никакого отношения к Рериху не имевший, и преподаватель Института стран Азии и Африки Сазанова, член комиссии по рериховскому наследию, но никогда серьезно Рерихом не занимавшаяся.
— Вокруг наследия стали закипать страсти?
— Я так не могу сказать, скорее, возникла драматическая ситуация, суть которой состояла в том, что люди малопрофессиональные и некомпетентные были направлены государством на очень сложное дело, существа которого они себе не представляли. Естественно, визит не дал никаких результатов, но появился ряд бумаг, из которых следовало, что, поскольку состояние здоровья Святослава Николаевича неважное, надо торопиться. Началось искусственное нагнетание крайней ситуации, когда возникает необходимость срочно принимать какие-то жесткие решения. Людей, которые должны были принимать решения, вводили в заблуждение разговорами о том, кому Рерих «даст» наследие, а кому «не даст». Святослав Николаевич всю зиму и весну тяжело болел, и это тоже наложило свой отпечаток: стали раздаваться голоса, что надо «успеть»…
— Я помню одну такую публикацию в «Неделе», она произвела неприятное впечатление.
— Надеюсь, не только на вас. И вот в обстановке ажиотажа под рериховский Центр требуют здание, совершенно не подходящее для хранилища, — стенка в стенку с Сандуновскими банями. Лишь бы успеть, не упустить. Это все было весной, а летом Рыбаков привез то самое письмо — письмо, в котором Святослав Николаевич выступал за создание общественного Фонда Рерихов. Вероятно, он исходил из того, что вневедомственная организация сможет полноценно изучать и пропагандировать наследие Рерихов, в иных случаях оно обречено на запасники и исследования от случая к случаю.
Конечно, момент передачи наследия очень деликатен, тем более когда речь идет о таком наследии. Следовало бы ждать дальнейших встречных шагов со стороны Святослава Николаевича, но, к сожалению, торопливость и тут дала о себе знать.
— Могу ли я понять вас так, что на наследие Рерихов, кроме Фонда, претендовали какие-то другие организации?
— По сведениям, которые у нас имеются, я могу ответить утвердительно. К наследию Рерихов проявили интерес самые неожиданные организации. И очень влиятельные. Не забудьте, наследие — это ценность, и ценность немалая. «Куда вы лезете, — сказало мне одно должностное лицо. — В этой игре высокие ставки!»
— И где бы оказалось наследие? Может, и на международных аукционах?
— Во всяком случае, не там, где оно сейчас и куда предназначал его Святослав Николаевич.
— Как же вы вышли из положения? Кто вам помог вывозить груз?
— Когда наследие было готово к вывозу, оформлены все документы: и на передачу наследия нам, и на вывоз его из Индии, — положение наше усложнилось, и четкой уверенности, что мы сможем сразу все вывезти, у нас не было. Возникли трудности, которые я сейчас не бралась бы объяснять, и вот тут нам помог Юлий Михайлович Воронцов, первый заместитель министра иностранных дел. «Транспортные» трудности были не единственными, были и другие, например, с деньгами — нам просто вовремя не высылали денег, с покупкой упаковочного материала и со многим другим, включая наше питание. Святослав Николаевич ощутил наше положение и деликатно нас подкармливал. Он же арендовал для нас машину, на которой мы ежедневно ездили в имение на работу. Да что говорить, мы разбирали архив, а Святославу Николаевичу все названивали и писали «друзья» из Москвы и убеждали, что он не тем доверился…
— Хороши духовные наследники… Как же могло получиться, что вокруг имени Рерихов, которое само по себе стало символом консолидации, нравственности, культурного единения, возникли раскол и недобросовестность?
— И это тоже связано с положением в стране. В течение многих лет создавался духовный вакуум. В этой ситуации появилась возможность спекулировать на истинных духовных ценностях. Эти спекуляции не миновали и Рериха. Конечно, я имею в виду не истинных, благородных поклонников Рериха, а всевозможных «учителей», «гуру». Когда началась перестройка и оказалось, что наследие Рериха удивительно созвучно ей, популярность Рериха возросла. На Рериха буквально бросились — но бросились люди со своими комплексами, со своей бездуховностью, а понимание Рериха требует духовного резерва.
Так образовался поверхностный пласт движения, где столкнулись и амбиции, и тщеславие, и желание реализовать себя. Это — самое главное, в нашей стране ведь целые поколения так и не смогли по-настоящему реализовать себя, для нас это очень больная проблема. Ну и началось! Пошли какие-то «избранные», «посвященные» толкователи философии Рериха… Думаю, не Рерих интересовал их, а они утверждали себя в Рерихе. Среди увлекшихся Рерихом есть люди малообразованные, а подчас и просто невежественные, которых привлекает внешняя, «сенсационная» сторона его учения.
— Да, скованное застоем сознание оказалось падким на все мистическое. Я помню бум вокруг «Семи дней в Гималаях» В.Сидорова — сколько людей, вчера еще и не помышлявших ни об Индии, ни о Рерихе, почувствовали вдруг под ногами твердую почву! Возникла эйфория легкого вхождения «в тему», характерная для людей малообразованных, появился соответствующий апломб и агрессивность к инакомыслящим. Обыватель падок на сенсации.
— Понимание духовных традиций Востока требует культуры, интеллектуальной подготовки. Только тогда они открываются в своей подлинной глубине, а не предстают смесью колдовства и астральных мистификаций. Тайна возникает тогда, когда не хватает знаний и духовного опыта. И «Семь дней в Гималаях», и последнее произведение Сидорова — «Мост над потоком», в котором, кстати, много неточностей и легкомысленных заявлений, очень помогли создать «околомистическую» среду.
Объем знаний, которые дают нам Рерихи, — это наше будущее. Они базируются на огромном интеллектуальном слое европейской, русской и восточной культур. А ведь одна из важнейших задач в духовной эволюции человечества — это задача сближения Востока и Запада.
— Вы говорите о широте Рериха. Но каким вернется он к нам? Это не праздный вопрос, есть тут два настораживающих момента. Первый связан с реальными попытками вернуть Рериха под национальным знаменем. Как избавить Рериха от превращения в противоположность себе и дать ему возможность вернуться под своим собственным флагом — знаменитым флагом Рериха? Второй момент — это желание увидеть в учении Рериха новую религию. Говорят, есть желающие имение Рерихов в — Изваре превратить в монастырь и жить в нем по «рериховскому обряду».
— Да, я слышала, на одной конференции женщина так и кричала: «Дайте мне Бога! Рерих мой Бог!» К сожалению, Рерих здесь не исключение. Мы, в сущности, очень склонны к религиозности, и наш истовый атеизм — обратная сторона нашей религиозности. Мы ведь и марксизм превратили в религию, и Сталину молились, как Богу. Появляется авторитет — сразу же появляется и желание бить головой о пьедестал. Но привлекает еще и идея избранничества: отгородиться стенами, поселиться узким кругом и жить спокойно в нашем противоречивом и жестоком мире. Но какое, скажите, это имеет отношение к Рериху?! Который считал человека сотворцом, способным подниматься очень высоко по ступеням духовной эволюции.
Ну, а насчет того, чьим знаменем может стать Рерих… Любого человека, который заметен в истории и чьи идеи привлекательны для многих, разные силы всегда пытались использовать в своих целях. Сейчас Рериха пытаются использовать наши русофилы в качестве не национального, а националистического знамени. Есть группа людей, которые ищут у Рериха подтверждения своей ущербной идее. Но причем тут Рерих? Он интернационален, его идея — это идея консолидации различных стран и народов. Вместе с тем он был радетелем русской культуры в лучшем смысле этого слова и понимал, что она — явление не изолированное, как хочется думать некоторым, а выросшее на синтезе многих культур: Рерихи говорят о связи русской культуры с индийской, скандинавской, татарской. Вообще все, читавшие Рериха, конечно, обратили внимание на то, что ему интересны и важны были факторы не разъединяющие, а объединяющие, он упорно подчеркивал идею единства культур на протяжении всего исторического времени.
