— Я ему всё это передам, — грустно сказал он. — Но захочет ли па идти этим путём? Вот вопрос!
— Если он умный, то захочет, — попытался я его успокоить.
— Что же, как говаривал когда-то Сталин: «попытка не пытка», — улыбнулся глазами Ярослав. — Попробую его уговорить….
— Надо это сделать. Иначе коллеги твоего па подымут на смех, а то, чего доброго, попытаются спровадить и в «жёлтый дом».
От последних моих слов студент вздрогнул.
— Неужели «они» могут пойти и на такое? — тихо спросил он.
— Эти бесы от политики и науки могут всё. Относительно них иллюзий не надо… Лучше от прямого столкновения уклониться. Делать своё дело с умом, никого специально не раздражая.
— Но ведь «в мешке шила всё равно не утаишь»: когда-нибудь всё потаённое становится явным, — грустно заметил умный мальчик.
— Это так, — согласился я. — Но когда ты всё сказал и тебе больше сказать уже нечего, пусть беснуются! Дело-то сделано!
— Вы правы, — согласился Ярослав. — Если уж идти на рожон, то с пользой для дела!
Глядя на попутчика, я понял, что надо срочно поменять тему. Иначе парень может соскочить на ближайшей станции и отправиться назад в Мурманск.
— Ты вот что, — сказал я ему. — Пока не пори горячку. Будет окно в учёбе, приедешь и всё отцу объяснишь. А ещё лучше возьми и позови его к себе в Ленинград.
— Правильно! — обрадовался Ярослав. — Я так и сделаю. Отец ко мне часто приезжает… А вы кто будете? — задал он мне наконец свой вопрос. — Вроде не похожи на профессора, но владеете серьёзным знанием.
Пришлось юноше рассказать немного о себе. О том, что я из Сибири и направляюсь снова туда. В Мурманске же был в командировке. И с приятелем его матери познакомился случайно. Когда я коснулся еврея-отступника, в глазах Ярослава мелькнула усмешка. Я понял, что всему тому, что я ему рассказал, юноша не поверил.
«Почему? — невольно мелькнуло в сознании. — Наверное, что-то мальчишка об историке знает? Ну что же — тем лучше! Думаю, он меня понял. И, конечно же, не осудит».
Остальную часть пути до Ленинграда мы говорили с Ярославом о нашей современной науке и об искусстве, коснулись даже восточных единоборств. В основном он задавал вопросы, а я старался на них обстоятельно ответить. Перед тем как расстаться, Ярослав, посмотрев на меня, вдруг сказал:
— Знаешь, Георгий (мы к этому времени перешли на «ты»), я бы хотел найти тебя в Сибири. Ты можешь дать мне свои примерные координаты? Мне осталось доучиться всего два года. Постараюсь получить свободный диплом и приехать…
— Зачем? — чуть не выпалил я, растерявшись. — Тебе что, делать больше нечего как удовлетворять посредством моей персоны инстинкт своего любопытства?
— Не подумай обо мне плохо, — опустив глаза, сказал Ярослав. — Если я и приеду, то ненадолго. И мешать я не буду. Наоборот, постараюсь помогать. Если бы ты знал, Георгий, насколько в жизни я одинок. Чужой даже в своей семье. Почему-то вижу всё не так! И делаю тоже! Так уж получилось, что обывателем я не родился. Знаешь, как мне с тобою было легко! И потом, я тебя один раз во сне видел. Какие- то горы, озеро, ты и ещё кто-то…
Взглянув в глаза Ярославу, я понял, что парень не врёт. Он говорит правду. И, решившись, я дал ему томский адрес своего друга.
— Знаешь, студент, — сказал я ему. — Точно, где я буду через два года, даже Богу неизвестно. Но этот человек нас с тобой свяжет. Не потеряй, — протянул я ему бумажку.
— Нет, не потеряю, — пожал он мне руку, спрыгивая на перрон.
— Сообщи, как пойдут дела у твоего отца, — махнул я ему рукой на прощание.
Глава 19. Загадочная смерть
«Интересно, где этот парень, и жив ли он вообще? — размышлял я о Ярославе. — Прошло с нашей встречи почти 17 лет. И я тоже молодец' дал ему адрес человека, который через год неизвестно куда исчез, д его старинный деревянный дом вскоре попал под снос… Может, Ярослав что-то и писал? Хотелось узнать о судьбе его отца. Последовал он моему совету или нет?»
Ночь размышлений и воспоминаний. Ночь прощания с прошлым. Но Ярослава забывать почему-то желания не было. Его яркий образ до сих пор стоял в памяти. Особенно последние слова об одиночестве.
«Неужели его жизнь всё-таки подмяла? — закрадывалось сомнение. — Если нет, и он жив, то мы наверняка встретимся, и пусть мои намерения о будущей встрече продолжат своё действие и в новом тысячелетии… С кем бы я ещё хотел повидаться? — спросил я себя. — Сколько прекрасных друзей подарила мне жизнь! Людей самой высокой пробы. Именно они, эти люди, пробудили во мне жажду познать и понять происходящее. А с чего всё началось? Со знакомства с Юрием Петровичем Суровым. Бывшим главным лесничим Алтайского Государственного заповедника. С человеком очень образованным и умным».
Он тогда возглавлял лабораторию ресурсоведения при Томском НИИББ. Это Юрий Петрович уговорил меня после окончания геолого-географического факультета получить ещё и биологическое образование. И я в том далёком 1974 году, следуя его совету, перевёлся на заочное отделение биолого-почвенного факультета. Осенью того же года меня взяли охотоведом в Белоярский КЗПХ. И я переехал из Томска на северо-восток области. Именно работа охотоведа с её охото-устроительными поездками по незаселённым местам Среднего Приобья и столкнула меня лицом к лицу с тайной белой расы Сибири. Будучи человеком по своей природе любознательным, я стал интересоваться фольклором местного населения. Их древней культурой, в особенности, преданиями обских угров, селькупов и эвенков о приходе их Монголоидных предков на север. И что же я услышал? О людях, которые молились вместо духов Солнцу! Сначала в такие предания я не верил. Но получилось так, что поверить мне всё-таки пришлось. Через год как я перебрался из Томска в Верхнюю Кеть, в середине сентября ко мне нагрянул Юрий Петрович Суров. Завлабораторией хотел осмотреть старые Орловские гари. Обычно на них хорошо разрастался брусничник и подымались целые плантации «медвежьих ушек». Поездку вверх по реке мы намеревались совершить примерно через неделю. Но так получилось, что уже через два дня наши приготовления закончились. И мы бы благополучно уехали, если бы не звонок конторы. Меня срочно вызывали в Белый Яр. Загрузив лодку бензином и наказав Юрию Петровичу обязательно меня дождаться и самому вверх по Орловке не ездить, я помчался на своей дюральке в районный центр. Пробыл я в Белом Яру всего два дня. Но когда вернулся, Сурова в моём доме не оказалось. На столе лежала записка: «Георгий, прости, приехали с озера Турэ эвенки, поеду на их лодке. Найдёшь меня у них на стойбище. Юрий». То, что Юрий Петрович уехал вверх по реке с эвенками, меня успокоило. Эти люди учёному всегда помогут. Но в душе почему-то несмотря ни на что было тревожно… Два дня я занимал себя различной работой. Но тревога моя почему-то всё равно не утихала. На третий день какая-то сила подняла меня в четыре утра. Я почувствовал, что случилась беда и надо срочно ехать. Собрался я за 15 минут. Почти бегом перенёс в лодку баки с бензином, отцепил с поводка свою охотничью лайку и, прыгнув в «казанку», завёл мотор. Двадцатка работала исправно. Дюралька, рассекая гладь Орловки, летела как птица. Поворот сменился новым поворотом, но мне казалось, что лодка еле тащится.
«Скорей! Скорей! — рвалось что-то внутри. — Надо успеть! Обязательно успеть!»
Промчавшись больше 80 километров, я увидел впереди себя первый залом.
«Всё, дальше хода не будет, — припомнил я объяснения одного из охотников эвенков. — Теперь придётся идти пешком».
За кустами я увидел стоящие у берега долблёнки.
«На одной из них доехал сюда Юрий Петрович, — отметило сознание. — Ничего, до озера здесь рядом. Вот исток! Места знакомые, добегу, — подумал я, на ходу набрасывая на плечо ремень своего «зауэра».
К чумам эвенков я не шёл, скорее бежал. Подгоняла нарастающая тревога. Выйдя из своих берестяных жилищ, оленеводы и охотники меня даже испугались.
— Ты почто такой возбуждённый, Георгий? Неужели посёлок Центральный сгорел? — подошёл ко мне, протягивая руку для приветствия, Борис Леонтич — старший рода.
— С Центральным всё нормально. Пока ещё не горит. Скажите мне, где Юрий Петрович? Среди вас я его что-то не вижу!
_ У него что, жена умерла? — участливо посмотрел на меня брат
Бориса Леонтича.
_ С женой не знаю, ответьте, где Суров? Почему не можете? — окинул я раздражённым взглядом столпившихся эвенков.
— Вчера утром он с Колей, моим сыном, ушёл вверх по Орловке, — показал своей единственной рукой на речку Борис Леонтич. — Пойдём к нам, попьём чаю, а потом говорить будем, — добавил глава стойбища.
Пить чай у эвенков означает обильный обед до вечера — я это уже знал. Поэтому, поблагодарив за приглашение и отдав в подарок охотникам несколько пачек тозовских патронов, я сразу же отправился вслед за ушедшими. Выше эвенкийского стойбища бывать мне ещё не приходилось. Но в голове была карта местности, к тому же рядом среди бескрайних беломошных боров текла Орловка. Кроме того, я знал, что в 30 километрах от озера на одном из ручьёв рядом с речкой стоит охотничья избушка.
