закон Христов..."
Можно представить, с какой радостью братия встретили нового игумена, своего давнего наставника. Приняв игуменство, Сергий ничего не изменил в обращении своем с братией, ни в своей труженической жизни, лишь принял большую ответственность. Так же как и раньше нес он все работы и служил братии, "как раб купленный", и одежду носил ветхую и покрытую заплатами, так что трудно было различить, кто был старший из них и кто младший, ибо Преподобный с самых первых дней воплотил в образе своем завет первенства, указанный Христом: "Кто хочет между вами быть первым, да будет всем слугою".
В первые годы существования Обители ощущалась сильная скудность и недохватки. "Все худостно, все нищетно, все сиротинско,- как выразился один мужичок, пришедший в Обитель Преподобного повидать прославленного и величественного игумена.- Чего ни хватись, всего нет". Нередко случалось, что в Обители не было ни вина для совершения литургии, ни фимиама, ни воска для свечей; тогда, чтобы не прекращать богослужения, зажигали в церковке на вечерние службы березовую лучину, которая с треском и дымом светила чтению и пению. Но зато "сердца терпеливых и скудных пустынников горели тише и яснее свечи, и пламень душ их достигал Престола Вышнего". Так находим свидетельство другого подвижника, по времени близкого к Преподобному Сергию, который пишет: "толику же нищеты и нестяжения имеяху, яко во обители Блаженного Сергия и самые книги не на хартиях писаху, но на берестах". И, действительно, все богослужебные книги и многие другие священные писания были переписаны братией и самим Преподобным в часы досуга на досках и бересте. Образцы этих трудов, так же как первые деревянные священные сосуды и фелонь Преподобного из некрашеной крашенины с синими крестами, хранились в Лаврской библиотеке и ризнице.
Свидетельствуя об игуменстве Сергия, тот же подвижник пишет: "слышахом о Блаженном Сергии... от неложных свидетелей, иже бяху в лета их, яко толику бодрости и тщание имеяху о пастве, яко ни мало небрежение или прослушание презрети. Бяху бо милостив, егда подобаше и напрасни, егда потреба быше, и обличающе и понуждающе ко благому согрешающие..." Все это дает нам облик вечно бодрствующего, зоркого наставника, следящего за каждым братом, особенно же за новичком, и, при всей мягкости своей, не допускающего уклонений от установленных правил. Введенная им суровая дисциплина, требовавшая от учеников постоянной бдительности над мыслями, словами и поступками своими, сдедала из его Обители воспитательную школу, в которой создавались мужественные, бесстрашные люди, воспитанные на отказе от всего личного, работники общего блага и творцы нового народного сознания.
Приведенные Епифанием в жизнеописании установленные Преподобным правила указывают на суровость этой дисциплины. Так, после вечерни не разрешалось братии выходить из келий и беседовать друг с другом. Каждый должен был пребывать в своей келий и упражняться в молитве, в уединенном богомыслии и, чтобЬ" руки их не были праздны, заниматься рукоделием, не давая возможности лености овладеть телом.
Часто в глухие зимние ночи Преподобный обходил тайно братские келий для наблюдения за исполнением правил его, и если находил кого на молитве, или читающим книгу, или за ручным трудом, радовался духом и шел дальше; но если слышал празднословящих, то легким ударом в оконце подавал знак о прекращении недозволенной беседы и удалялся. Наутро же призывал провинившихся и наставлял их кротко, но сильно, и приводил к раскаянию. При этом, чтобы не задеть, он часто говорил притчами, пользуясь самыми простыми и обыденными образами и сравнениями, которые глубоко западали в душу провинившегося.
Другим замечательным правилом Преподобного было запрещение братии ходить из Обители по деревням и просить подаяния, даже в случае крайнего недостатка в пропитании. Он требовал, чтобы все жили от своего труда или от добровольных, не выпрошенных подаяний. Труд в его
Учении играл огромную роль. Сам он подавал пример такого трудолюбия и требовал от братии такой же суровой жизни, какую вел сам. Как бы в подтверждение этого правила, мы находим следующий пример из жизни самого Преподобного в те дни, когда в Обители еще существовал порядок особножития.
Преподобный однажды три дня оставался без пищи, а на рассвете четвертого пришел к одному из своих учеников, у которого, как он знал, был запас хлеба, и сказал ему: "Слышал я, что ты хочешь пристроить сени к твоей келий, построю я тебе их, чтобы руки мои не были праздны".
"Весьма желаю сего,- отвечал ему Даниил,- и ожидаю древодела из села, но как поручить тебе дело, пожалуй, запросишь с меня дорого?" "Работа эта не дорого обойдется тебе,-возразил Сергий.- Мне вот хочется гнилого хлеба, а он у тебя есть, больше же сего с тебя не потребую".
Даниил вынес ему решето с кусками гнилого хлеба. которого сам не мог есть, и сказал: "Вот, если хочешь, возьми, а больше не взыщи".
"Довольно мне сего с избытком,- сказал Сергий.- Но побереги до девятого часа, я не беру платы прежде работы".
И, туго подтянувшись поясом, принялся за работу. До позднего вечера рубил, пилил ,тесал и, наконец, окончил постройку.
Старец Даниил снова вынес ему гнилые куски хлеба как условленную плату за целый день труда, тогда только Сергий стал есть заработанные им гнилые куски, запивая водой. Причем некоторые ученики из братии видели исходившую из уст его пыль от гнилого хлеба и изумлялись долготерпению своего наставника, не пожелавшего даже такую пищу принять без труда. Подобный пример лучше всего укреплял неокрепших еще в подвиге самоотвержения.
Эпизод этот очень характерен, с одной стороны, он ярко свидетельствует, насколько Преподобный соблюдал установленные им правила - не просить подаяния, но пользоваться лишь плодами рук своих, трудом заработанными ; с другой - в нем проступает вся природная кротость его, все великодушие его, ни одним словом не попрекнувшего черствого сердцем и расчетливого брата и ученика, и только потому, что черствость эта касалась лишь его самого.
Принято называть подобные поступки Сергия смирением, но вернее объяснить их самоотречением.
В том же жизнеописании приведен еще один рассказ, тоже связанный с одним случаем острой нужды в Общине. Здесь снова явлена сила веры, терпения и сдержанности Преподобного рядом с малодушием некоторых из братьев. Одолеваемые голодом, они возроптали: "Слушаясь тебя, нам приходится умирать с голоду, ибо ты запрещаешь нам ходить в миру, просить хлеба. Завтра же пойдем отсюда каждый в свою сторону и более не вернемся, ибо не в силах более терпеть здешнюю скудность".
Преподобный же, желая подкрепить малодушных, собрал всю братию и с обычною мягкостью, но и с твердостью увещевал не поддаваться искушению, говоря: "Благодать Божия не без искушений бывает; по скорби же радости ожидаем. Сказано: вечером водворится плач, а, заутро радость". И не успел он окончить, как послышался стук во врата Обители, и вратарь прибежал сообщить, что приехали возы брашень и хлебов.
Случай с хлебами, прибывшими в последнюю минуту, остался в памяти у братии как проявление Высшей Благодати, всегда бодрствовавшей над избранником своим и поддерживавшей его в тяжкие минуты.
Выл еще один чудесный случай, связанный с жизнью Обители, много
прибавивший к славе Преподобного. Началу его положило недовольство и ропот братии за недостаток воды. Находившийся поблизости небольшой ручеек со временем иссяк, река же отстояла слишком далеко от обители; и вот среди братии поднялся ропот на игумена, что далеко им ходить за водою. На это Преподобный отвечал: "Я хотел безмолвствовать один на месте сем. Богу же угодно было воздвигнуть здесь Обитель. Но дерзайте, молитесь!" Потом, взяв с собою одного ученика, вышел из Обители и, найдя недалеко в овраге несколько скопившейся воды, воздел руки и обратился к Господу, чтобы даровал им Господь, как некогда по молитве Моисея, воду и на сем месте. Произнеся молитву. Преподобный начертал крест на земле, и тотчас из земли пробился обильный источник чистой, холодной воды, который братия хотели было назвать Сергиевым, но он запретил им. Впоследствии многие, пившие с верою из этого источника, получали исцеление.
Спустя десять лет по основании Обители около нее постепенно стали селиться крестьяне и скоро окружили монастырь своими поселками. Простота, великая сердечность Преподобного, отзывчивость на всякое горе и, более всего, его ничем несломимая вера в заступничество Сил Превышних, и отсюда ясная, радостная бодрость, не оставлявшая его в самые тяжкие минуты, привлекали к нему всех и каждого. Не было отказа в его любвеобильном сердце, все было открыто каждому. Каянный язык отказа и отрицания не существовал в его обиходе, "дерзайте"-было его излюбленным речением. Для самого скудного и убогого находилось у него слово ободрения и поощрения. Лишь лицемеры и предатели не находили к нему доступа.
