Если от живого человека исходит такое сильное влияние, то наваждение со стороны мертвого, или духа еще сильнее. У мертвого нет никаких других средств выражения, и вот он захватывает слабого человека, слабый ум и контролирует его. Не то, чтобы эта душа проникала в тело, — она слишком велика для этого, — но она отражается на другой душе. Дух фокусируется на душе другого; более сильная власть подчиняет себе менее сильную.
Если человек оставил этот мир полный гнева, полный ненависти к своему врагу, желая причинить ему вред, он не может обрести покой. Если человек оставляет землю с чувством мести, он будет стремиться ее осуществить. Он постоянно в движении, постоянно ищет средств для выполнения своего желания. Негативная душа, пригодная для этой цели, получает это впечатление; позитивная душа его не получает, за исключением тех, кто слаб телом или умом. Мужественные и уравновешенные отбрасывают от себя такое влияние, на них нелегко воздействовать.
Дух может устроить наваждение в благих или в дурных целях. Если мать умирает до того, как смогла бы воспитать своего ребенка и все ее мысли и любовь посвящены ребенку, она может околдовать одного из родственников, который затем почувствует побуждение взять ребенка к себе и сделать все для него.
Так же может быть и в случае родства душ. На Востоке это можно видеть особенно часто — мужчина может любить девушку или женщину, которую он видел только раз и которую больше вряд ли увидит. Потом, если он умрет, он может стать причиной ее наваждения. У нее не будет никаких других мыслей, кроме его мыслей, и она становится наполовину покойницей и часто пребывает в трансе. Она может и не любить его сильно, но его мыли становятся навязчивыми для нее, и она чувствует только его состояние.
Как-то ученики Кваджи Низам-уд-Дина Вали, великого святого из Дели сидели и ждали когда он придет, чтобы говорить с ними об очень трудных для понимания вещах. И вот, к их удивлению, они увидели, как его слуга пришел в комнату и сел на место муршида. Затем пришел Низам-уд-Дин, глубоко поклонился слуге и занял его место. Слуга стал говорить и говорил какое-то время, разъясняя некоторые очень тонкие и глубокие вопросы. Затем на его лице наступила перемена. Он посмотрел вокруг и выбежал из комнаты в великом смятении. После этого Низам-уд-Дин рассказал ученикам, что спросил у собственного муршида ответа на один очень трудный вопрос, но тема была настолько сложна, что муршиду потребовалась человеческая форма, чтобы точно все объяснить, и вот поэтому он говорил через слугу.
Меня очень интересовали такие дела. Мальчиком, я из любопытства изучал их. Я всегда ходил в те места, где бывали люди-жертвы наваждения, и я наблюдал несколько очень любопытных и примечательных случаев, один из них произошел в семье парсов. Там была одна молодая дама, у которой раз в день, а иногда и два и три раза менялось душевное состояние и она начинала говорить по-арабски и по-персидски; причем она разговаривала о метафизике и философии, чему ее никогда не учили. Она была настолько поглощена наваждением, что не обращала внимания ни на отца, ни на мать, ни на братьев, ни на сестер, вообще ни на кого. Она и на улицу не выходила. Она все время жгла в комнате ладан и вела очень уединенную жизнь. Приводили ученых людей с ней побеседовать, и она разговаривала с ними как великий философ, извлекая лучшее из спора. А затем она все опять забывала... В Секундерабаде был мальчик, который пел песни на языке телугу. Он не учил их ранее, — мусульмане там не говорят на телугу. Иногда он пел много песен, а потом не мог спеть ни одной.
Многие люди, страдающие от наваждения, отправляются в Уджаин, что в центральной Индии, дабы исцелиться у могилы суфия Мирана Датара — святого, который во время своей жизни лечил случаи наваждения, и продолжал делать это даже после смерти. Я однажды приехал на это место. На ступенях гробницы сидел человек, выглядевший тихим и задумчивым. Он молился. Я заговорил с ним. Если бы я знал, что он одержим, я бы не стал с ним заговаривать, но об этом я не знал. Я спросил его: “Почему ты здесь сидишь?” А он ответил: “Не спрашивай меня об этом.” А я сказал6 “Почему?”. Он ответил: “Потому, что я боюсь. Теперь, когда я рядом с этой святой гробницей, у меня есть немного силы, чтобы отвечать тебе; если бы я а был не здесь, я бы не смог сделать и этого”. Он рассказал мне, что был буфетчиком на одном британском лайнере из тех, что курсировали между Лондоном и Бомбеем. Однажды в море он испытал странное чувство, как будто какая-то сила захватывала его, и он совершенно ничего не мог поделать. Потом эта сила стала овладевать им часто, и он не мог делать то, что хотел. Бывало, ему хотелось есть, но он не мог, а, бывало, он не хотел есть, но все равно ему приходилось идти и кушать. Он совершенно ослабел. Он рассказал об этом судовому врачу, но тот ничего не мог для него сделать. Потом он обращался к многим другим докторам, но никто из них не мог помочь ему. Наконец, он пошел к гробнице Мирана Датара чтобы узнать, не найдет ли он там себе облегчения.
Когда я был у гробницы Мирана Датар, к ней приехал принц Кхералу, очень красивый мальчик двенадцати или тринадцати лет, сопровождаемый своей свитой. Его привезли туда на исцеление. Там начался разговор, из которого мы могли слышать только слова принца, и они были словами духа, захватившего его. Он говорил: “Я не уйду из него. Мне он очень нравится. Он был в лесу, охотился, и подошел к дереву, на котором сидел я. Не надо сечь меня, Миран, я его страж, я не уйду от него. Миран, не бей меня”. Принц побежал, подпрыгивая высоко в воздух, и выказывая при этом все знаки суровой порки. Он бежал вокруг гробницы, подпрыгивая всякий раз, когда, невидимый кнут падал на духа. Под конец он упал измученный, а его свита тут же подняла его и унесла обратно.
Когда я приехал в Западный мир, я поинтересовался, только ли это на Востоке так много одержимых, и есть ли такие люди на Западе. И мне сказали: “Здесь, если кто-то обнаруживает такое состояние, мы помещаем его в приют для душевнобольных. Если хочешь увидеть такие случаи, про которые говоришь, тебе надо пойти туда”. Я пошел и увидел, что среди них было много сумасшедших, но и также много одержимых. Я хотел провести несколько экспериментов по изгнанию того влияния, но доктора мне этого не позволили, так как им требовался медицинский диплом, которого у меня не было.
Затем они привели меня в лабораторию, в которой изучали мозги, и показали мне, что у этого человека в мозгу был один загнивающий участок и потому он стал сумасшедшим. А у другого человека была в черепе какая-то полость, и потому он тоже стал сумасшедшим. Я спросил их, было ли загнивание причиной сумасшествия, или сумасшествие стало причиной загнивания. Сначала их это удивило, но потом они подумали, что, это, возможно, что-то из моей философии.
С точки зрения мистика, причина, главным образом, находится внутри. Ведь это лихорадка порождает жар, а не жар — лихорадку. Сначала приходит грусть, а потом она заставляет лить слезы.
Один араб, потерявший верблюдицу, после долгих поисков услыхал, что она находится в конюшне Шарифа Мекки. Он пошел к Шарифу и сказал: “Мне говорили, что мою потерянную верблюдицу продали тебе, и сейчас она находится в твоей конюшне.” Шариф спросил его: “Как же ты узнаешь ее? Были ли на ней какие-нибудь особые знаки?” И араб ответил: “У нее два черных пятна на сердце.” Шариф удивился, услышав это, и поинтересовался как он мог узнать о сердце своей верблюдицы. И вот, чтобы установить истину, верблюдицу зарезали и извлекли из нее сердце. И там действительно было два черных пятна. Шариф спросил: “Как же ты узнал, что у нее на сердце были эти пятна?” А араб ответил: “Дважды у моей верблюдицы было большое горе. Дважды она теряла своих детенышей; тогда она смотрела вверх и глубоко вздыхала, и я знал, что с каждым вздохом у нее на сердце появлялось черное пятно.
Я увидел, что на Западе от такого влияния страдают многие, но так как наука победила религию, изгнание дьяволов, так часто упоминаемое в Библии, теперь чаще всего расценивается как суеверие.
Восток, наоборот, ударился в другую крайность. Там много случаев болезней, с которыми обращаются к изгоняющим дьяволов, а те, дабы привлечь, так много пациентов, сколько смогут, интерпретируют каждую болезнь как влияние духа.
Однако у этого подхода есть два преимущества. Первый заключается в том, что пациент думает, что болезнь не заключена в нем. Это позволяет ему не принимать ее близко к сердцу, ибо сама мысль, что в твоем теле укоренилась болезнь, может привести пациента к смерти. Вместо того, у пациента появится впечатление, что духа можно изгнать, и вера в это может вернуть ему здоровье.
Второе преимущество заключается в том, что мудрый человек, якобы изгоняя духов может так воодушевить пациента, что он начинает открывать секреты своего сердца — какие-нибудь потаенные мысли, которые, возможно, были причиной его болезни. Он не мог говорить о них, будучи стесненным ситуацией, в которой находился. Но когда этот яд выходит наружу, пациента исцелить легко. Факиры часто работают именно так.
