— чтобы через это возводиться к созерцанию этого славного естества Троицы и пребывать в изумлении, видя величие этой неизреченной славы»[ 229]. Ангелы находятся в постоянном изумлении и восхищении теми тайнами и откровениями, которые нисходят на них от божественного Естества[ 230]. Что же касается диавола, то, говоря о нем, Исаак воспроизводит традиционное для патристики понимание, по которому диавол был одним из высших светоносных ангелов, но из — за гордости и непослушания ниспал с неба, воспротивился Богу и сделался злым. Это произошло, как утверждает Исаак, «во мгновение ока», то есть внезапно и неожиданно: Вы знаете, братья мои, откуда появилось в разумных естествах злое начало? От «утренней звезды, восходящей с рассветом»[ 231]. Ибо в его глазах казалось недостойным подчиняться правилу, установленному для тварей. С этого момента он лишился силы, которой обладал, и ниспал, как молния[ 232], от славы своей. От стремления к свободе лукавый помысел получил начало в тварях и в бесчисленных чинах духовных естеств, из которых одни называются Началами, другие Властями и Господствами. Один из них во мгновение ока отпал от славы того блаженного и светоносного Естества, от небесного жилища и пребывания с высшими существами. Вот, словно презренная змея, пресмыкается он теперь в глубинах земли… [233]
Отпавшие от Бога вместе с диаволом демоны пребывают в омрачении и лишены духовного знания: потому они не могут видеть ангельские чины, находящиеся выше их[ 234]. Они обладают теми же свойствами, что и ангелы, но не имеют в себе света, будучи носителями тьмы[ 235]. Воля демонов направлена на то, чтобы причинять вред; однако без позволения Бога они не могут повредить человеку[ 236]. Демоны полностью подвластны Богу и действуют так, как это им позволено или приказано Богом. В частности, когда мы прилепляемся к Богу любовью, Бог не позволяет ни демонам, ни диким зверям или пресмыкающимся причинять нам вред: «пребывают они в полном умиротворении в нашем присутствии, как служители Божией воли»[ 237]. Если же мы грешим, Бог приказывает одному из демонов наказать нас — не ради возмездия, но «чтобы тем или иным способом не отдалялись мы от Бога»[ 238].
Если ангельский мир был создан для непрестанного восхваления величия Бога, то материальный мир тоже призван свидетельствовать о Его всемогуществе. Материальный космос создан Богом как великолепный храм, отображающий Его величие и красоту. Космология Исаака соответствует научным представлениям его времени: Бог, — говорит он, — создал землю, как одр, и небо, как крышу; над небом — «второе небо», подобное колесу; океан окружает небо и землю, словно пояс; внутри океана — высокие горы, за которые спускается солнце ночью; среди гор — великое море, занимающее три четверти суши[ 239].
Человек тоже создан как храм Бога, как жилище Божества[ 240]. Вселение Бога в Его храм в наибольшей полноте осуществилось в лице Христа — Бога, ставшего человеком. Ниже мы будем подробнее говорить о христологии Исаака; сейчас отметим лишь, что, в понимании Исаака, природа человека изначально сотворена способной вместить в себя всю полноту Божества. Созданный как храм Божества, человек одарен бесконечным бытием, по подобию Бога[ 241]. Человек обладает пятью несравненно великими дарами — жизнью, чувственным восприятием, разумом, свободной волей и властью[ 242]. Говоря о составе человека, Исаак следует традиционному для святоотеческой антропологии делению человеческого естества на дух, душу и тело[ 243]. Он также воспроизводит учение о трех частях души — желательной, раздражительной и разумной (rehmta, tnana, mliluta, соответствующие греческим toi eSpiuymitikobn, toi uymikobn, toi logistikobn)[ 244]: это трехчастное деление души, восходящее к антропологии Платона, могло быть заимствовано Исааком у Евагрия, Иоанна Апамейского и Бабая Великого[ 245].
Мы не находим у Исаака подробного изложения догмата о грехопадении, которое, согласно христианской традиции, привело к утрате изначального богоподобия человека, к повреждению и искажению всей его природы. Однако учение Исаака о страстях и грехе полностью соответствует этому догмату. Согласно Исааку, страсти свойственны человеку потому, что он пребывает в противоестественном состоянии. Бог при сотворении человека не вложил в его естество страсти и грех[ 246]. Изначальная природа души была чистой и светлой, так как имела в себе божественный свет, и лишь впоследствии, когда душа вышла из своего естественного состояния, в нее были привнесены страсти[ 247]. И тело и душа подвержены страстям, если они выходят из своего естественного состояния и впадают в противоестественное[ 248].
Есть страсти, которые от Бога, — говорит Исаак, как бы противореча сам себе: это те страсти, которые вложены в тело и душу для их пользы и возрастания[ 249]. Противоречие отчасти объясняется тем, что как сирийское слово haibiba, так и греческое pabuow, означают одновременно «страсть» и «страдание»[ 250]. Таким образом, смысл учения Исаака заключается в том, что греховные страсти противоестественны, тогда как посылаемые Богом страдания могут послужить к пользе и духовному возрастанию человека. Другой способ прояснить противоречие слов Исаака — в том, чтобы соотнести его учение с пониманием «страсти» в патристической антропологии, где мы встречаем несколько толкований этого понятия, в том числе два основных: страсть как греховное влечение души и страсть как врожденная способность души, которая может быть направлена как на добро, так и на зло[ 251]. Исаак мог иметь в виду оба понимания «страсти», когда писал цитированные тексты.
В отличие от страданий, посылаемых Богом, греховные страсти приносят вред человеку.
Кто не удаляется добровольно от причин страстей, тот невольно впадает в грех, — считает Исаак. — Причины же греха суть вино, женщины, богатство, здоровье; впрочем, не потому, чтобы они являлись грехами по естеству своему, но потому, что естество склоняется посредством этого к греховным страстям. Вот почему человек должен тщательно остерегаться этого[ 252].
По учению многих Отцов Восточной Церкви, изначальным предназначением человека было обожение. Исаак воспроизводит это учение, когда говорит, что, по божественному замыслу, и ангелы и люди должны были достичь равного состояния богоподобия: Бытие святых ангелов являет нам состояние будущего века[ 253], когда — скажу с дерзновением — мы все станем богами по благодати Творца нашего. Ибо Его целью с самого начала было привести всю тварь разумных естеств к единому равному состоянию, при котором не было бы различия между теми и другими[ 254], между существами двойными[ 255] или простыми[ 256], притом что естественное тело вовсе не будет уничтожено[ 257].
Изменилось ли намерение Бога в отношении людей после