журналистами.
Наверное, я ожидал увидеть в церкви фанатиков, проповедника–гипнотизера… Но ничего подобного. Мы сидели большим полукругом и в течение полутора часов пели псалмы и читали Библию.
Меня окружали простые люди. Женщины в платьях и юбках, никаких брюк, без косметики. Мужчины в рубашках, при галстуках, сидели вместе с семьей, помогая женам утихомиривать детей.
Детей набилось куда больше, чем в обычных церквях. Они были повсюду. Малыши не могли тихо высидеть полтора часа, но родители как–то справлялись с этой проблемой: в ход шли книжки–раскраски, матери играли с детишками в «сороку–воровку», вытаскивали принесенные из дому игрушки.
Никаких сенсаций. Обычная, старомодная Америка, все еще верная традиционным семейным ценностям. Эти родители, безусловно, горячо любили своих детей.
И все же — тут в памяти всплывает карта с маленькими надгробьями — эти родители сидели возле постелей умирающих сына или дочери и ничего не предпринимали. Один отец рассказал «Трибьюн», как он две недели неустанно молился, пока его пятнадцатимесячный сын боролся с лихорадкой. Эта болезнь вызвала сперва глухоту, затем слепоту. Но священник требовал от отца проявить еще больше веры и не обращаться к врачу. На следующий день ребенок умер. Вскрытие показало, что его убила легко поддающаяся излечению форма менингита.
В целом прихожане индианской церкви не винят Бога в своих несчастьях — по крайней мере, вслух. Они лишь упрекают самих себя за недостаток веры. А надгробий становится все больше.
Я покинул ту воскресную службу с глубочайшим убеждением, что наши представления о Боге важны, чрезвычайно важны: они определяют то, как мы живем. Эти люди отнюдь не были чудовищами или людоедами, но в силу роковой богословской ошибки они допустили, чтобы умерло несколько десятков детей. В целом учение индианской церкви мало чем отличается от того, что мне доводилось слышать от других евангельских проповедников. То же самое говорят в богословских радио–и телепередачах. Только в Индиане посулы религии были доведены до логического абсурда.
Ради тех простых прихожан в Индиане и ради тех, кто писал мне исполненные сомнений письма, я решился взяться за проблему, которую мне так хотелось обойти. Итак, данная книга — богословская, но никак не академическая, поскольку в ней рассматривается природа Бога и предпринимается попытка понять, почему Он в одних случаях ведет нас непонятными нам путями, а в других случаях — бездействует.
Нельзя запереть богословские разговоры в стенах семинарии, где учителя и студенты играют в интеллектуальный пинг–понг. Есть богословские проблемы, которые касаются каждого из нас. Очень многие люди теряют веру из–за острого чувства разочарования в Боге. Они ожидали от Бога совершенно определенных поступков, а Он «подвел» их… Другие же, хотя и сохраняют веру, тоже испытывают разочарование. Они надеялись на вмешательство Бога, они молились о чуде, а молитва осталась без ответа. В той церкви в Индиане так произошло по меньшей мере пятьдесят два раза.
Однажды мне позвонил студент–теолог из Уиттон–колледжа.
— Меня зовут Ричард, — представился он. — Мы с вами не знакомы, но благодаря вашим книгам мне кажется, что мы близки. Не могли бы вы уделить мне немного времени?
Ричард рассказал о себе. Он обратился в христианство во время учебы в университете — представитель христианской молодежной организации, подружившись с Ним, познакомил молодого человека с основами веры. Однако Ричард вовсе не казался новичком в богословии. Он попросил меня порекомендовать ему что–нибудь из хорошей литературы, но выяснилось, что все книги из моего списка он уже читал. Мы приятно и не слишком связно побеседовали, и только в конце разговора Ричард обратился ко мне с просьбой:
— Мне неловко вас этим нагружать, — извинился он, — я понимаю, как вы заняты, но если б вы были так любезны… Видите ли, я написал реферат по Книге Иова, а мой преподаватель советует сделать из него книгу Не могли бы вы пролистать мою рукопись и высказать свое мнение?
Я согласился и через несколько дней получил по почте рукопись. По правде говоря, я не рассчитывал получить особое удовольствие: дипломники редко умеют увлекательно писать. Я не думал, что человек, лишь недавно принявший христианство, сможет найти нечто новое в сложнейшей из книг Библии, но я ошибся. Текст показался мне интересным. В течение нескольких месяцев мы с Ричардом по телефону и в письмах обсуждали, как придать рукописи законченную форму.
Спустя год Ричард закончил книгу и заключил контракт с издательством. Он позвонил мне снова и попросил написать предисловие. Я не знал Ричарда в лицо, но мне нравился его энтузиазм, мне хотелось поддержать его.
Миновало еще полгода. Книга была сверстана и откорректирована. Незадолго до ее выхода в свет Ричард позвонил мне. Теперь его голос звучал иначе — напряженный, срывающийся. Как ни странно, он уклонялся от моих расспросов насчет готовящегося издания.
— Мне необходимо повидаться в вами, Филип, — сказал он. — Я чувствую, что обязан кое–чем поделиться с вами, а это возможно только при личной встрече. Можно мне приехать сегодня во второй половине дня?
Жаркие, слепящие лучи солнца струились в окно моей квартиры, расположенной на третьем этаже. Я не занавешивал большие распахнутые окна. Мухи то влетали в комнату, то вылетали прочь. Напротив меня на кушетке сидел Ричард в белых теннисных шортах и в футболке. Его лицо блестело от пота. Чтобы встретиться со мной, он целый час ехал по запруженному машинами Чикаго. Первым делом он осушил стакан чая со льдом, чтобы хоть немного остыть.
Худощавый парень в хорошей физической форме понравился бы любому тренеру. Худое лицо и коротко подстриженные волосы придавали ему суровый, аскетический, даже монашеский вид. Движения Ричарда были красноречивы: кулаки сжимались и разжимались, загорелые ноги то и дело меняли положение, мышцы на лице судорожно вздувались.
Он отмахнулся от светской беседы и приступил к разговору:
— Вы рассердитесь на меня, Филип, и будете совершенно правы. Наверное, вы даже назовете меня мошенником.
Я не понимал, к чему он клонит.
— Дело вот в чем. Книга, с которой вы так мне помогли, выйдет в следующем месяце с вашим предисловием. Но я больше не верю в то, о чем писал. Я чувствую, что должен с вами объясниться.
Он на миг замолчал. Я видел, как ходят его желваки.
— Ненавижу Бога! — выпалил он вдруг. — Нет, не так. Я просто не верю в Него.
Я ничего не сказал. Следующие три часа я почти все время молчал, а Ричард рассказывал мне свою историю,
