идете вдоль ручья, обходите участки каменистых выступов… И вот, наконец, оказываетесь там, откуда альпинистская тропа зигзагом устремляется вверх по поросшему травой склону горы, который вы выбрали для восхождения. Сердце уже бьется, как у бегуна на короткую дистанцию. Спина под рюкзаком вспотела. Вы останавливаетесь, чтобы попить. И начинается подъем по крутой тропе. Главное теперь — выдержать. Раздается птичий гомон. Всполох индиго, яркий, как фейерверк, — это целая стая синешеек взметнулась навстречу солнцу.
Цветы, растущие на больших высотах, малы и низкорослы. Чтобы их разглядеть, приходится наклоняться очень низко. Местные жители в шутку называют туристов «брюхоногими ботаниками»: если не лечь на живот перед цветком, то его и не разглядеть. Горные сурки, братья сурков лесных, неспешно занимают наблюдательные посты. Наверное, передают друг другу по цепочке весть о вашем приближении.
Но вот участки, заросшие травой, остались позади. Вы пробираетесь между валунами. Куски гранита размером с добрую тачку разукрашены лишайниками всех оттенков оранжевого, светло-зеленого, желтого. Нужно все время смотреть под ноги, проверять ступней каждый камень перед тем, как на него встать. Через час таких горных плясок вы добираетесь до узкой тропы, которая, как вы надеетесь, приведет вас к вершине. Вы отшвырнули рюкзак и устроили передышку. Пьете воду, перекусываете. Звон пульсирующей в ушах крови перекрывает все остальные звуки. Оглянувшись на пройденный путь, вы чувствуете некую завершенность. Теперь вы уверены, что дойдете до вершины.
Внизу, на краю леса, вы заметили крошечную точку. Нет, две точки. Животные или просто камни? Одно пятнышко пришло в движение. Нет, оно не может быть камнем. Сурок? С такого расстояния очень трудно определить размеры живого существа. Вторая точка вроде бы красного цвета. Может, тоже туристы? Вы смотрите на небо, пытаясь отыскать признаки грозы, которая по прогнозам ожидается еще до полудня. Если это туристы, они здорово рискуют: начали подъем, по меньшей мере, на три часа позже вас. Кажется, что они ползут, как муравьи. Вот они уже достигли пешеходной тропы…
И тут вас озаряет: три часа назад и вы отсюда казались такой же точкой, пылинкой человеческой жизни на фоне творящей по своему разумению погоду горной громады, которой до вас нет никакого дела. (Известный альпинист однажды сказал: «Горы не убивают людей, они просто стоят на месте».) Как тут не почувствовать себя маленьким, незначительным? Зато теперь получаешь хоть какое-то представление о том, каким видит мир Господь.
Один из Псалмов (Пс 28:3–8) сравнивает гром с гласом Господа, Который сокрушает землю сверканием молний. Конечно же, мы знаем, что молния — это электрический разряд, который возникает в результате того, что поток положительно заряженных частиц, стремительно поднимающихся от земной поверхности, встречается с отрицательно заряженными частицами грозовой тучи. Каждую секунду около ста молний в разных концах планеты достигают поверхности земли. Но мне не верится, что Бог планирует каждый из этих ударов. Мне доводилось попадать в сильные грозы вблизи вершины горы. Помню тихое гудение металлического ледоруба, помню легкое пощипывание кожи головы. Ступни плотно прижаты друг к другу, чтобы обеспечить по возможности меньшую площадь соприкосновения с землей. Я стою достаточно далеко от моего товарища — так ниже вероятность, что молния убьет обоих. Чтобы вычислить расстояние до эпицентра грозы, считаю секунды между вспышками молний и ударами грома: три секунды — один километр. В таких условия понимаешь, каково твое истинное положение — ты беспомощное двуногое создание на поверхности гибнущей планеты.
Меня не оставляет надежда, что мне удастся когда-нибудь научиться управлять своей жизнью. Мой стол усеян бумажками, на каждой из которых списки важных дел: изучить инструкцию к упрямому принтеру, очистить сточную канаву от сосновых иголок, починить унитаз, сменить зимние шины на летние, позвонить больному соседу. Вот если взять выходной, я успел бы сделать все дела!.. А здесь, наверху, в ушах неистовым грохотом отзывается один удар молнии, расколовший валун на ближней вершине. Стихия полностью лишает иллюзий. Я понимаю, что не в состоянии ничего контролировать. На что я могу рассчитывать? Только на этот миг. Вполне может случиться так, что за ним уже ничего не будет. И мне остается повторять вслед за псалмопевцем: «Скажи мне, Господи, кончину мою и число дней моих, какое оно, дабы я знал, какой век мой» (Пс 38:5).
Гроза в горах стала оглушительным, ошеломляющим ответом на мои попытки всецело овладеть жизнью. Стихия нарушила мои жизненные приоритеты, перетасовала все в моей жизни.
Но вспоминается мне и другая точка обзора, вид с которой затмил даже увиденное с горы. Весенней ночью 1997 года я отправился к озеру, расположенному недалеко от моего дома, чтобы посмотреть лунное затмение. На востоке, чуть выше горных вершин, в небе сияла комета Хейла-Боппа. Она была ярче любой звезды. Чтобы определить ее размер, я вытянул вперед и вверх сжатую в кулак руку. Кулак едва прикрывал светящуюся часть кометы. Потом я принялся рассматривать в бинокль эту небесную странницу, путешествующую через глубины Вселенной.
И тут на лунный диск начал наползать серп земной тени. Цвет луны принял неестественно оранжевый оттенок. Марс, который тогда максимально приблизился к Земле, светился недобрым красным светом чуть выше Луны. Чем больше Луна заходила в тень Земли, тем ярче сияли звезды. Млечный Путь разлился по небу рекой мерцающей алмазной пыли. Я так долго стоял с задранной головой, что затекла шея. Но ушел я, лишь когда на небосклон наползли облака, скрывшие от меня звезды, и повалил снег.
В ту ночь я тоже чувствовал себя соринкой. Только подумайте: если условно предположить, что Млечный Путь равен по размеру североамериканскому континенту, то Солнечная система уместилась бы в кофейной чашке. Сейчас два «Вояджера» мчатся к окраине Солнечной системы со скоростью сто шестьдесят тысяч километров в час. Они стартовали с Земли почти тридцать лет назад и покрыли за это время расстояние в пятнадцать миллиардов километров. Команды с Земли, хотя и перемещаются в пространстве со скоростью света, долетают до кораблей за тринадцать часов.
Уэнделл Верри
Когда во мне нарастает отчаяние,
И я пробуждаюсь в ночи от малейшего звука,
Когда цепенею при мысли о том,
Какие несчастья могут случиться
Со мной и с моими детьми —
Тогда я иду и ложусь у озера:
По глади его грациозно скользят дикие утки,
А на мелководье кормятся гордые цапли.
Меня окружает покой дикой природы.
Здесь никто не отягощает себя страхом