который часто обращается и проводит время с людьми мирскими» [148. С. 38].
См.: [104. С. 22–23]. А. Клибанов рассматривает это послание в контексте еретических нестроений в Новгороде: «Мы хорошо понимаем “треволнения” Макария и других иерархов, когда Даниил представляет нам картину разнообразных форм современной ему еретической пропаганды среди верующих» [168. С. 256].
[3. С. 531]; [238. С. 12–16]. Эта грамота издана также на немецком языке: [526. S. 313–318].
См.: [3. С. 534].
См.: [104. С. 36, № 35]; [401. С. 77].
См.: [3. С. 176–177].
См.: [407. С. 2–3, № 2]. Очевидно, эту грамоту имеет в виду опись Спасо-Прилуцкого монастыря 1638 г., см.: [396-а. Стб. 965].
См.: [9. С. 40].
См.: [15. С. 131–132].
См. также подобную митрополичью грамоту настоятелю Суздальского Дмитровского монастыря игумену Ефрему [184. С. 71–73] и
грамоту настоятелю Суздальского Спасо-Евфимиева монастыря архимандриту Авраамию [396. Стб. 347–348].
На взаимосвязь подобных явлений в обществе указал еще русский историк В. О. Ключевский. Он говорит, что «из куликовского поколения и его ближайших потомков вышли основатели до 150 новых монастырей. Таким образом, древнерусское монашество было точным показателем нравственного состояния своего мирского общества: стремление покидать мир усиливалось не оттого, что в миру скоплялись бедствия, а по мере того, как в нем возвышались нравственные силы» [174. С. 72]. В XVI в. в России возникло 100 монастырей, см.: [152. С. 171].
[562. Л. 61 об.-63].
См.: [8. С. 275–276]; [549. Л. 454–455].
[119. Приложения. С. 60].
[110. С. 84]; [239. С. 49].
[104. С. 28, № 28].
См.: [3. С. 545–546].
См.: [459. С. 125–132]. См. также: [255. С. 141–145].
[3. С. 289].
[Там же. С. 290].
[354. С. 279]. Это послание нашло отражение в материалах Стоглавого Собора, см. главы 3 и 33, а также: [130. С. 387. Прим. 6].
[104. С. 368–369, № 221].
[8. С. 276–277]; [336. С. 142–145].
См.: [549. Л. 455–455 об.]; [556. Л. 3 об.-4 об.]; [553. Л. 57–58]; [522. С. 247]. Эти грамоты Митрополита Макария известны также по различным публикациям. Однако неисправность публикации их в «Актах Археографической Экспедиции» вызвала их последующие публикации в: [367. С. 34–36]; [336. С. 141–145]; [200. С. 212–215].
См.: [552. Л. 805 об.-809 об.].
[152. С. 203].
См.: [387. С. 286]; [454. С. 79–80].
См., например: [553. Л. 97–98].
[119. Приложения. С. 84–85].
[Там же. С. 85].
[Там же. С. 86]. Соображения о принадлежности этого слова Митрополиту Макарию см.: [37. С. 207].
[8. С. 204].
См.: [76. С. 87–88].
См.: [236. С. 18–19]. Атрибуцией этого послания занимался А. Малов. Он считает, что его адресатом является игумен Кирилло-Белозерского монастыря Матфей (1555–1559), ставший позднее епископом Крутицким, а автором – кто-либо из Софийского причта, см.: [264. С. 496–498]. Но такая атрибуция не выдерживает критики. Середина XVI в. – время, характерное централизацией церковной жизни. Поэтому решение вопроса об иконографии Святого между соборным клириком одной епархии и настоятелем монастыря другой епархии, как это понимает исследователь, не может быть принято всерьез.
[374. С. 415]. Подробнее об этом см.: [243. С. 82–91].
См.: [210. С. 105].
Можно с уверенностью говорить об интенсивной деятельности митрополичьей канцелярии в то время, когда из нее исходили указы и грамоты, рассылавшиеся в разные места обширной Русской митрополии. Кроме сохранившихся до нас грамот Собора 1547 г., можно указать Наказную грамоту о Стоглавом Соборе, которая была послана через семь лет после его заседания, см.: [33. С. 8–36]; [291. С. 87–106, 202–220]. Эта грамота характеризуется как содержащая «разные наставления, преимущественно о христианской нравственности и обрядности, между прочим обличает религиозное суеверие» [152. С. 678]. На это обращает внимание и другой исследователь истории русской гомилетической науки, приводя обширные выписки из Наказной грамоты в своем исследовании, см.: [398. С. 48–50].
См.: [3. С. 328–331]; [393. Стб. 198–205]; [355. С. 374–377]; [358. С. 29–30]; [203. С. 19–27].
Наречение в Митрополиты у святителя Макария было 16 марта 1542 г. 21 год и девять с половиной месяцев его управления Русской Церковью исполнилось 31 декабря 1563 г. Следовательно, можно говорить, что прощальная грамота была написана в последний день земной жизни Митрополита Макария.
[398. С. 31]. См. также: [152. С. 274–276].
См.: [203. С. 8].
См.: [63. С. 232–243].
Такой прием работы, в частности, характерен для известного писателя Древней Руси инока Троице-Сергиева монастыря Епифания Премудрого, см.: [181. С. 73–80]; [22. С. 131–132].
О подобном виде библейской поэзии см.: [139. С. 69–72].
См.: [459. С.
