но, как ни странно, — я едва верил своим глазам, читая об этом, — столь простые и четкие отношения отнюдь
не привели к желаемому результату. Израильтяне реагировали на очевидное присутствие Бога не любовью и почитанием, а страхом. Кроме того, они так и норовили поднять мятеж. Итак, близость Бога не способствовала укреплению веры.
Я сформулировал жалобу Ричарда на Бога в в виде трех вопросов, однако Числа и Исход показали, что решение этих вопросов не избавит нас от еще более глубоких проблем, порождающих разочарование в Боге. Израильтяне имели возможность наслаждаться светом Божьего присутствия, но они показали себя самыми легкомысленными и неустойчивыми в вере людьми, какие когда–либо жили на земле. Десять раз на мрачных, бездорожных просторах Синайской пустыни они восставали против Бога. Даже на границе Земли Обетованной, увидев уже перед собой ожидавшие их плодородные места, израильтяне продолжали вздыхать о «славных денечках» египетского рабства.
Вглядевшись в печальные последствия этого эксперимента, мы сможем лучше понять, почему ныне Бог воздерживается от непосредственного вмешательства в наши дела. Некоторые христиане мечтают вновь увидеть мир, полный чудес и наглядных знамений Божьего присутствия. В церкви часто раздаются молитвы о чудесах, подобных разделению вод Чермного моря, десяти казням египетским, манне в пустыне, словно кто–то и впрямь хотел бы вновь ощутить такие проявления всемогущества Бога. Однако нам вряд ли захотелось бы повторить путешествие израильтян по пустыне. Способствует ли изобилие чудес вере? Во всяком случае, не такой вере, какая угодна Богу. На примере израильтян мы можем убедиться: человеку свойственно любить знамения ради них самих и тянуться к ним, а не к Богу.
Да, израильтяне представляли собой примитивное племя, только что освободившееся из рабства. И все же в библейском повествовании мы обнаруживаем удивительно знакомые нотки. Как говорил Фридрих Бюхнер, израильтяне ведут себя, «как все люди, только гораздо более по–людски».
Чтение этих книг Библии повергло меня в растерянность. Во–первых, я был изумлен, обнаружив, как мало меняется жизнь людей, даже если устранены три основные причины разочарования в Боге — несправедливость, молчание, сокрытость. Во–вторых, я вновь задавался вопросом о том, как действует Бог на земле. Изменился ли Он? Отступил, ушел ли от нас?
Во время того разговора у меня в гостиной, когда Ричард рассказывал свою историю, он вдруг вскинул голову и яростно произнес: «Бог просто не понимает, в какой ад Он превратил наш мир!» Что же делает с нами Бог? Каков смысл всего человеческого опыта? Чего Бог хочет от нас, и чего нам ждать от Него?
Как Богу открыться мне так, чтобы не осталось места сомнению, и Он бы при этом не уничтожил меня? Но если не останется места для сомнений, то не останется места и для меня.
Фридрих Бюхнер
На две недели я укрылся в уединенной хижине в Скалистых горах, чтобы обдумать вопросы Ричарда в свете идей, почерпнутых из Ветхого Завета. Я привез с собой множество книг, но раскрыл только Библию.
В первый же день, ближе к вечеру, я начал читать Книгу Бытия. Густыми хлопьями шел снег. Прекрасный Фон для чтения рассказа о сотворении мира. Тучи ненадолго разошлись, показав мне потрясающий горный закат. Снежные вершины превратились в сладкую розовую вату на палочке. К ночи тучи собрались вновь и возобновился сильный, яростный снегопад.
Я читал Библию страницу за страницей. Когда я добрался до Второзакония, снег уже завалил первую ступеньку моего домика. Когда я читал пророков, снег подполз к почтовому ящику. Когда же я заканчивал Откровение, пришлось вызвать снегоуборочную машину, иначе бы мне не выйти из хижины. Так я провел две недели, читая Библию и глядя в окно на присыпанные, словно сахаром, ели. За это время выпало под два метра снега.
Я задумался о том, насколько отличаются расхожие представления о Боге от того, каким Он предстает в Библии. Каков Он на самом деле? В церкви и в христианском колледже меня учили, что Бог — незримый и неизменный Дух, всемогущий, всеведущий и бесстрастный, то есть неспособный на человеческие эмоции. Предполагается, что эти установки помогают нам понять точку зрения Бога и что их можно отыскать в Библии, хотя они скрыты под различными наслоениями.
Но перечитывая Библию, я видел в ней не туманный призрак Бога, а Личность, не менее уникальную, живую, особую, чем любой известный мне человек. Бог способен на сильные эмоции. Он радуется, гневается, горюет. Устами пророков Он плачет и стонет от боли и сравнивает Себя с роженицей: «Буду кричать, как рождающая, буду разрушать и поглощать все». Вновь и вновь Бога шокирует поведение людей. Израильтяне приносят в жертву младенцев, и всеведущий Бог так потрясен этим, что говорит: «Я не повелевал и не говорил,.. и на мысль не приходило Мне». Необходимость наказать народ Он оправдывает жалобным возгласом: «Что Мне делать с вами?» Знаю, знаю: все эти человеческие свойства Бога объясняются нашей склонностью к антропоморфизму. Так обычно говорят. И все же, когда Бог «заимствует» образы из человеческого опыта, это указывает на какую–то мощную реальность.
Читая в зимнем уединении Библию, я дивился: до какой же степени поведение людей небезразлично Богу! Я не был готов к тому, что Бог с такой радостью и с такой горечью, с такой страстностью принимает наш мир. Я изучал богословие, я приручал Бога, сводил Его к словам и концепциям — если понадобится, их можно было бы выстроить в алфавитном порядке — и совершенно забыл, что более всего Господь взыскует близких, личностных отношений. Люди, лучше всего знавшие Бога, — Авраам, Моисей, Давид, Исайя, Иеремия — обращаются с Ним с поразительной фамильярностью, так, словно Он сидит рядом в кресле, словно Он — душепопечитель, начальник, отец или возлюбленный. Они видят в Нем личность.
После двух недель в хижине три проблемы, порождающие разочарование в Боге, приобрели для меня новое измерение. Их никак не отнесешь к разряду загадок, ожидающих правильного решения, и этим они отличаются от математических задач, компьютерных программ и даже от философии. Они напрямую касаются проблемы отношений между человеком и Богом, Который страстно желает любить нас и быть любимым.
Я почти не встречался с людьми в те две недели. Я сидел дома, за стеной снега, и читал. Возможно, одиночество, изолированность помогли мне найти ответ: дело в том, что я всегда смотрел на проблему лишь с человеческой точки зрения. Я заставил полки книгами, описывающими трудности и муки человеческого существования. Среди
