Прочное «я» в нашей голове и обретение или потеря, настолько безусловные, что они устанавливают ценность или бесполезность этого «я», – это нелепая выдумка. Они не имеют отношения к реальности. Представляя, как от понимания этого факта воздушный шарик нашей фантазии лопается, мы пытаемся почувствовать, что этот взрыв вытряхивает нас из грез. Мы стараемся почувствовать, что наше заблуждение и привязанность или отвращение мгновенно исчезают без следа. Фантазия лопается, и мы остаемся с волной переживания, которая служила ей основой.
Далее, пытаясь воспринимать эту волну с широкой перспективы деятельности ясного света, мы представляем, как получаем или отдаем каждую из восьми преходящих жизненных ценностей без беспокойства или внутреннего диалога. Не отрицая ни переживание этой волны, ни естественным образом вызываемых ею счастья или печали, мы позволяем волне осесть и пройти.
Затем мы вспоминаем напряженность из-за излишне бурной реакции другого человека, когда он или она получали от нас или отдавали нам эту же преходящую ценность. Понимая заблуждение, стоящее за чужой гиперчувствительностью, мы деконструируем собственную двойственную реакцию, представляя, что она внезапно лопнула, как воздушный шарик. Затем, принимая с состраданием, к примеру, гнев этого человека или его уныние из-за нашей конструктивной критики, мы пытаемся представить, что реагируем без осуждения, со сбалансированной чувствительностью. Мы не игнорируем его эмоции, не расстраиваемся и не чувствуем себя виноватыми. Напротив, мы представляем, что опечалены происшедшим и даем человеку знать о своем чувстве. Хотя мы спокойны, человек может лишь еще больше расстроиться, если мы не проявим никаких эмоций.
Для начальной практики на семинаре или дома мы можем работать только с получением каждой из восьми преходящих ценностей и выбирать лишь те примеры, которые относятся лично к нам. Для продвинутой или тщательной практики мы можем работать со всеми перечисленными примерами как получения, так и отдавания каждой из преходящих жизненных ценностей.
(1) Мы вспоминаем, как торжествовали или чувствовали себя недостойными, когда нас хвалили. Например, наш руководитель мог сказать, что мы хороший работник и пример для остальных сотрудников. Отбрасывая чувство того, что есть якобы прочные слова, доказывающие святость или лицемерие якобы прочного «я», мы пытаемся представить, что слушаем их без беспокойства и мысленных замечаний. Они лишь волны вербального выражения и чувственного опыта, ни больше ни меньше. Мы естественным образом чувствуем счастье, если эти слова справедливы, или печаль, если они не соответствуют действительности, однако не делаем из похвалы грандиозного события. Из скромности мы можем вежливо отказаться от благодарности, тем не менее, мы не устраиваем беспокоящей сцены протеста.
Затем мы вспоминаем раздражение или неловкость из-за человека, который слишком громко хвастался или протестовал, когда мы хвалили его или ее за хорошую работу. Понимая заблуждение, стоящее за слишком бурной реакцией этого человека, мы деконструируем собственную двойственную реакцию на это событие и пытаемся представить, что слушаем собеседника терпеливо. Мы опечалены тем, что ему или ей недостает зрелости и уравновешенности. Однако, не говоря ничего вслух или про себя, мы представляем, что позволяем этому переживанию – слушанию – пройти. В следующий раз мы хорошо подумаем, стоит ли хвалить этого человека в глаза.
(2) Мы повторяем эту процедуру, воспоминая, как хвалили кого-либо, например, за хорошо выполненную работу. Мы могли чувствовать снисходительную благосклонность, идти на компромисс или испытывать неловкость, когда произносили эти слова. Эти чувства возникли из веры в прочное «я», которое может доказать свое существование прочными словами похвалы или чувствует угрозу своему превосходству, произнося эти слова. Между тем все, что произошло, – из нашего ума ясного света возникло вербальное выражение. Помня об этом, мы стараемся переживать возникновение своих слов недвойственно и позволяем им остаться в прошлом. Затем мы вспоминаем и деконструируем недоверчивость к человеку, который испытывал неловкость, когда хвалил нас, или стыд за этого человека.
(3) Затем мы работаем с гневом, стыдом или заниженной самооценкой, когда нас критикуют или обвиняют другие, например за плохо выполненную работу. Предположим, что мы успешно деконструировали это переживание, то есть не реагируем на такие слова излишне бурно. Все же мы можем по-прежнему быть излишне чувствительными к чужой отрицательной энергии. Чтобы не расстраиваться, нам необходимо позволить этой энергии «пройти сквозь нас», без отвращения или страха, как мы научились в двадцатом упражнении. Когда мы спокойны и воспринимаем энергию другого человека как волну деятельности ясного света, она не может причинить нам вреда. Затем мы вспоминаем и деконструируем вину или безучастность, когда кто-либо излишне бурно реагирует на нашу конструктивную критику в свой адрес.
(4) Наконец, мы деконструируем чувство собственной правоты, нервозности или расстройства, когда конструктивно критикуем другого человека, например за его или ее производительность на работе. Нам необходимо отпустить чувство якобы прочного «я», которое стоит на пьедестале и утверждает свое существование, произнося якобы прочные слова, или дрожит от страха перед возмездием и потерей безопасности из-за этих слов. И опять мы пытаемся воспринимать свою критику как волну деятельности ясного света. Точно так же мы вспоминаем и затем деконструируем собственную раздраженность или разочарование по отношению к человеку, который стеснялся или считал себя слишком вежливым, чтобы указать нам на ошибки, когда мы просили его или ее критически оценить нашу работу.
(1) Следуя той же процедуре, мы вспоминаем, как узнавали хорошие новости, например о том, что сдали экзамен. Из-за этого мы, возможно, стали неоправданно самоуверенными или пришли в такой восторг, что недостаточно усердно готовились к следующему экзамену и провалили его. Или же мы могли полагать, что успешно сдали экзамен лишь по счастливой случайности. Будучи суеверными, мы слишком волновались и не смогли успешно сдать следующий экзамен. Ослабляя собственное двойственное видение, мы пытаемся представить, что слушаем новость как волну чувственного опыта. Мы счастливы, что сдали этот экзамен, и продолжаем усердно готовиться к остальным. Мы также вспоминаем и затем деконструируем чувство снисхождения к человеку, который ведет себя как ребенок, излишне радуясь, когда мы сообщили ему или ей хорошие новости.
(2) Затем мы вспоминаем, как сообщали другому человеку хорошие новости, например о том, что он сдал экзамен. Возможно, мы излишне бурно отреагировали, самодовольно поставив себе в заслугу счастье этого человека или обрадовались больше, чем получивший хорошую новость и этим поставили его или ее в неловкое положение. Или же мы могли завистливо полагать, что он или она не заслуживает того, чтобы сдать экзамен. Успокаивая собственные двойственные чувства, стоящие за подобной излишне бурной реакцией, мы пытаемся представить, что наше сообщение о хороших новостях подобно волне вербальной деятельности ясного света. Мы естественным образом счастливы этим новостям, но не преувеличиваем свою роль. Затем мы вспоминаем и деконструируем стыд или отвращение в отношении человека, который, как нам казалось, неуместно демонстрировал свои эмоции, сообщая нам хорошие новости, и обрадовался этим новостям больше, чем мы.
(3) Далее мы вспоминаем, как узнали плохие новости, например, что мы не сдали экзамен. Мы могли чувствовать к себе жалость, говорить, что вопросы были нечестными, или разозлиться на человека, сообщившего нам эти новости. С другой стороны, мы могли полагать, что это доказывает нашу несостоятельность и мы заслуживаем наказания. Возможно, мы даже хотели самостоятельно себя наказать. Мы отпускаем эти абсурдные двойственные впечатления и пытаемся представить, что слушаем плохие новости со спокойной невозмутимостью. Признавая факты, мы принимаем решение заниматься усерднее.
Затем мы вспоминаем собственную эмоциональную холодность или неловкость, когда другой человек плакал из-за того, что мы сообщили ему или ей плохие новости. Деконструируя свою прошлую двойственную реакцию, мы пытаемся представить другую реакцию – спокойную печаль и сочувствие.
(4) Наконец мы вспоминаем, как сообщали кому-либо плохие новости, например, что человек не сдал экзамен. Возможная излишне бурная реакция могла выражаться в чувстве вины или самодовольном злорадстве, что человек заслужил это. Временами мы настолько боимся причинить боль другому человеку, что вообще не сообщаем ему или ей плохих новостей. Успокаивая собственные двойственные чувства, мы пытаемся представить, что сообщаем новости, не чувствуя напряжения. Затем мы вспоминаем и деконструируем неудобство и нетерпимость в отношении того, кто стеснялся или умалчивал о чем-либо, сообщая нам плохие новости.
