Василий Великий - Святитель Василий Великий. Книга 1. Догматико-полемические творения. Экзегетические сочинения. Беседы

5. (7) Аз жерех во обилии моем: не подвижуся во век. Как множество продаваемого на рынке составляет обилие города и ту страну называем обильной, которая приносит много плодов, так и в душе есть некоторое обилие, когда она наполнена всякого рода делами. Надобно, чтобы и она сперва была тщательно возделана, потом напоена обильными потоками небесных вод; тогда может приносить плод на тридесять, и на шестьдесят, и на сто (Мк. 4:20) и сподобиться следующего благословения: благословены житницы твои и останцы твои (Втор. 28:5). Посему чувствующий свою твердость с уверенностью скажет и подтвердит, что его не уничтожит враг, как полную ниву, которую благословил Господь.

(8) Господи, волею твоею подаждь доброте моей силу. Трудившиеся над исследованием учения о добродетели говорили, что одни добродетели составляются из умозрения, а другие неумозрительны; так, благоразумие составляется из умозрений при рассуждении о добре и зле, целомудрие – из умозрений о том, что должно избирать и чего избегать, справедливость – из умозрений об усвояемом и неусвояемом, мужество – из умозрений о страшном и нестрашном. Но красота и крепость суть добродетели неумозрительные, следующие за теми, которые из умозрения, ибо некоторые из мудрых красоту находили в соразмерности и гармонии душевных умозрений, а крепость усматривали в окончательном совершении заложенного в нас добродетелями умозрительными. Впрочем, чтобы в душе были красота и сила производить должное, для сего имеем мы нужду в Божией благодати. Посему как выше псалмопевец сказал, что живот в воли Его, так теперь благодарственно превозносит Бога, говоря: «волею Твоею подаждь доброте моей силу. Хотя прекрасен был я по природе, но стал немощен, потому что умерщвлен грехом, по злоумышлению змия. Посему Ты к доброте моей, какую я получил от Тебя при первом устроении, присовокупил и силу исполнять должное». Прекрасна всякая душа, в которой созерцается соразмерность свойственных ей сил; но истинная и вожделеннейшая красота, созерцаемая только имеющими очищенный ум, принадлежит Божию и блаженному естеству. Кто внимательно устремляет взор на сияние и изящество сей Красоты, тот заимствует от Нее нечто, как бы от красильного раствора, на собственное свое лицо наводя какие-то цветные лучи. Почему и Моисей, соделавшись причастником оной Красоты во время собеседования с Богом, имел прославленное лицо (Исх. 34:30).

Посему чувствующий свою добродетель издает сей благодарственный глас: Господи, волею Твоею доброте моей подаждь силу. Но как за умозрительными добродетелями следуют неумозрительные красота и сила, так есть и пороки неумозрительные – безобразие и бессилие. Ибо что неблагообразнее и отвратительнее души, преданной страстям? Посмотри на гневного и на примечаемую в нем дикость! Рассмотри скорбящего, унижение и упадок его души! А кто подпал сладострастию и чревоугодию, кто вне себя от страха, на того согласится ли кто и смотреть? В них душевное расположение выступает на самые оконечности тела, равно как и следы душевной красоты бывают видимы во внешности святого мужа. Итак, нам должно заботиться о сей красоте, чтобы Жених-Слово, сретив нас, сказал: вся добра еси ближняя моя, и порока несть в тебе (Песн. 4:7).

6. Отвратил же еси лице Твое, и бых смущен. Пока лучи Твоего посещения, говорит пророк, осиявали меня, я проводил жизнь в непоколебимом и безмятежном состоянии. Но когда отвратил еси лице Твое, тогда обличилось страстное и смущенное положение души. Говорится же о Боге, что Он отвращает лицо Свое, когда подвергшегося искушениям оставляет во время тесных обстоятельств, чтобы сделалась известной крепость подвизающегося. Посему если мир, превосходяй всяк ум, соблюдет сердца наша (Флп. 4:7), то возможем избежать смущения и слияния страстей. Итак, поелику воле Божией противополагается отвращение, а красоте, изяществу и силе – смущение, то значит, что смущение есть безобразие и бессилие души вследствие отчуждения от Бога. Будем же непрестанно молиться, чтобы осиявало нас лицо Божие, чтобы нам быть в священнолепном состоянии, кроткими и ничем не смущенными, по готовности нашей к добру. Ибо сказано: уготовихся и не смутихся (Пс. 118:60).

(9) К Тебе, Господи, воззову, и к Богу моему помолюся. Многократно говорится о взывании ко Господу, потому что взывать свойственно только желающему великого и небесного. А кто просит у Бога малого и земного, тот употребляет слабый и низкий голос, который не достигает в высоту и не доходит до слуха Господня.

(10) Кая польза в крови моей, внегда сходити ми во истление? Для чего, говорит, взывал я? Для чего молился Тебе, Господу моему и Богу моему? Что мне пользы в благосостоянии плоти и во множестве крови, когда она, если еще не повредилась, будет предана общему разрушению тела? Но умерщвляю тело мое и порабощаю (1 Кор. 9:27), чтобы, когда кровь во мне бодра и кипит, мое телесное здравие [1113] не послужило поводом ко греху. Не угождай плоти сном, банями, мягкими постелями, непрестанно повторяя слово сие: кая польза в крови моей, внегда сходити ми во истление. Для чего заботишься о том, что вскоре сотлеет? Для чего утучняешь себя и отягощаешь плотию? Разве не знаешь, что чем более дебелой сделаешь ты плоть свою, тем более тягостное узилище приготовишь душе?

Еда исповестся Тебе персть? Или возвестит истину Твою? Как перстный и плотский человек исповедается Тебе, Богу? Как возвестит истину кто не посвящал своего времени учению, у кого ум погребен под таким бременем плоти? Посему-то иссушаю плоть свою и не щажу крови, которая обыкновенно сгущается в плоть, чтобы не было у меня препятствия к исповеданию или уразумению истины.

7. (11) Слыша Господь и помилова мя: Господь быть помощник мой. После того как сказал, о чем взывал к Богу, вскоре почувствовал он Божию помощь и нас возбуждает к прошению подобного: слыша, – говорит, – Господь, и помилова мя: Господь бысть Помощник мой. Итак, будем и мы молиться и взывать духовным гласом, испрашивая великого, а не домогаясь плотского (ибо сущии во плоти Богу угодити не могут – Рим. 8:8), чтобы Господь и нас услышал и помиловал нашу немощь, а мы, воспользовавшись Божией помощью, могли сказать:

(12) Обратил еси плач мой в радость мне. Не всякой душе дается радость от Бога, но если кто много плакал о грехе своем, с крепким воплем и непрестанными слезами, и как над умершим творил над собою плач, то плач его обращается в радость. А что и плакать бывает похвально, доказывают дети, которые сидят на торжищах и говорят: рыдахом вам и не плакасте, пискахом [1114] вам, и не плясасте (Лк. 7:32). Свирель есть музыкальный инструмент, при содействии нашего дыхания издающий нежные звуки. Посему, думаю, всякий святой пророк, в переносном смысле, называется свирелью, как движимый Святым Духом, почему и сказано: пискахом вам, и не плясасте, ибо пророческие слова увещевают нас к мерному выполнению святого пророчества, и это называется плясанием. Но пророки для нас и рыдают, призывая нас к плачу, чтобы мы, от пророческих слов пришедши в сознание своих грехов, оплакивали свою погибель, смиряя плоть свою утомлением и трудами. У такового раздирается плачевная одежда, в какую он облекся, оплакивая свой грех; возлагается же на него одежда веселия и риза спасения (Ис. 61:10), сии светлые и брачные одеяния, украшенный которыми не будет извержен из брачного чертога (Мф. 22:11–14).

Растерзал еси вретище мое и препоясал мя еси веселием. Вретище содействует к покаянию, как символ смирения, ибо сказано: древле убо во вретищи и пепеле покаялися быша (Мф. 11:21). Поелику же апостол, откровенным лицем[1115], в той же образ преобразуется, от славы в славу (2 Кор. 3:18), то дарованную ему от Господа благодать называет своей славой.

(13) Яко да воспоет Тебе слава моя. Слава праведного – дух, который в нем. Посему, кто поет духом, тот говорит: яко да воспоет Тебе слава моя, и не умилюся. Не буду уже делать ничего такого, говорит пророк, по причине чего сердце мое сокрушалось бы и уязвлялось воспоминанием греха моего.

Господи Боже мой, во век исповемся Тебе, то есть буду благодарить Тебя. Поскольку мне за покаяние даровал Ты отпущение и возвел меня в славу, отъяв стыд греховный, то во весь век исповемся Тебе. Ибо найдется ли такое продолжение времени, которое бы могло в душе моей произвести забвение стольких благодеяний?