Посему-то Псалмопевец в первом из сих псалмов говорит: Рех: сохраню пути моя (Пс. 38:1) и изображает как злоумышление грешника, так собственное свое терпение. Внегда востати, – говорит, – грешному предо мною, онемех и смирихся, и умолчах от благ (Пс. 38:2). Потом продолжает: обаче всяческая суета всяк человек живый (Пс. 38:6). И далее: сокровиществует, и не весть, кому соберет я (Пс. 38:7).
Невозможно, чтобы в душе царствовали грех и БогНастоящий же псалом начинает недоумением, как бы беседуя со своей душой и продолжая начатую прежде речь. Чтобы душа, покорившись мудрованию плоти, не предалась гневу и скорби, говорит он: «Для чего делаю рабою негодных страстей душу, которой Творец ее поручил управлять телом и телесными страстями? Посему должно владеть страстями, работать же Богу».
Ибо невозможно, чтобы в душе царствовали грех и Бог; напротив того, должно над пороком брать верх и покоряться Владыке всяческих. Посему-то пророк, обращая речь к тому, кто наводит на него искушения, возбуждает против него великое множество зол и высоту духа старается поработить и подчинить плоти, как бы в обличение суетности такого злоумышления, говорит: что принуждаешь меня служить, кому я не обязан? У меня есть Владыка; и знаю истинного Царя.
2. (2) Не Богу ли повинется душа моя? От Того бо спасение мое. Пророк назвал причину заботливости о повиновении – именно ту, что спасение от Бога. Творцу свойственно заботиться о безопасности тварей своих. Или: от Того спасение, то есть Давид пророчески предвидит грядущую благодать Воплощения Господня, потому говорит, что должно служить Богу и любить Его. Он предустроил столь великое благодеяние роду человеческому, что и Своего Сына не пощаде, но за нас всех предал есть (Рим. 8:32). Ибо Писанию обыкновенно называть спасением Христа Божия, как и Симеон говорит: ныне отпущаеши раба Твоего, Владыка: яко видесте очи мои спасение Твое (Лк. 2:29, 30). Итак, повинемся Богу, потому что от Него спасение. А что такое спасение, пророк толкует: это не простое действие, сообщающее нам некоторую благодать к избавлению от немощи и к благосостоянию тела. Но что же такое спасение?
Тление человеческой природы после грехопадения и нетление по Воскресении(3) Ибо Той Бог мой и Спас мой, заступник мой, не подвижуся наипаче. Бог наш есть Сын Божий; Он и Спаситель рода человеческого, подкрепляющий немощь нашу, прекращающий волнение, производимое в душах наших искушениями. Не подвижуся наипаче. Псалмопевец, как человек, сознается в волнении. Наипаче. В душе человеческой невозможно не быть некоторому волнению от искушений. Пока погрешаем редко и не в важном, мы слегка только колеблемся, как растения, качаемые тихим ветром. Но когда худые наши дела сделаются и многочисленнее, и важнее, тогда, по мере возрастания грехов, и волнение обыкновенно в нас усиливается. И одни приходят в колебание сверх меры, а другие доходят до того, что, вырванные с корнем, бывают низложены, когда дуновение порока сильнее всякой бури исторгает как бы корни души, на которых она утверждалась Божественной верой. Потому и я, говорит Псалмопевец, колебался, как человек, но не поколеблюсь наипаче, потому что меня поддерживает десница Спасителя.
3. (4) Доколе належите на человека? Убиваете вси вы, яко стене преклонене и оплоту возриновену. Псалмопевец опять препирается с лукавыми служителями диавола, жалуясь на безмерность предпринимаемых ими злых умыслов. «Мы, люди, – слабые живые существа, а вы — належите на нас, не довольствуясь первым нападением, но нападаете в другой и в третий раз, пока не низложите душу встретившегося вам, так что она будет подобна стене наклоненной и оплоту разрушенному». Стена, пока стоит в прямом положении, бывает тверда, а когда наклонится, тогда необходимо ей разрушиться и упасть, ибо тяжелое тело связное [1187] и по наклонении может быть выпрямлено, а тела, составленные из многих частей, как скоро сделается в них перевес в одну сторону, не допускают уже и возможности их выпрямить. Итак, псалом дает разуметь, что поскольку природа человеческая, будучи сложной, преклонена грехом, то ей непременно должно разрушиться, чтобы по обновлении Художником, создавшим ее в начале, восприять безопасность, неразрушимость и неувлекаемость, по чьему-либо злоумышлению, в новое падение. Сказано: Божие тяжание, Божие здание есте (1 Кор. 3:9). Сие-то здание поколебал враг; Зиждитель исправил происшедшие в нем повреждения. А таким образом, хотя разрушение неизбежно [1188]по причине греха, однако же велико воскресение по причине бессмертия.
(5) Обаче цену мою совещаша отринути, текоша в жажди [1189]: усты своими благословляху, и сердцем своим кленяху. Цена человека есть кровь Христова. Ибо сказано: ценою куплени есте: не будите раби человеком (1 Кор. 7:23). Сию-то цену умыслили сделать для нас бесплодной воители лукавого, однажды освобожденных снова обращая в рабство. Текоша в жажди. Пророк выражает жестокость злокозненности демонов; они устремляются на нас, жаждая нашей погибели. Усты своими благословляху, и сердцем своим кленяху. Многие одобряют худые дела: шутливого называют забавным, сквернослова – общительным, чрез меру взыскательного и гневливого именуют человеком, не заслуживающим презрения, скупого и необщительного хвалят за расчетливость, расточительного – за щедрость, блудника и распутного – за умение наслаждаться и за развязность, вообще всякий порок прикрашивают именем смежной добродетели. Такие люди устами благословляют, а сердцем проклинают, потому что своими похвалами навлекают проклятие на жизнь хвалимых, подвергая их вечному осуждению за то самое, за что одобряют их.
Псалмопевец опять обращает речь к душе, чтобы усилить ее повиновение Богу.
(6) Обаче, – говорит он, – Богови повинися, душе моя: яко от Того терпение мое. Сим показывает, как велики искушения, и говорит одно с апостолом, что Бог не оставит нас искуситися паче, еже мы можем понести (1 Кор. 10:13); яко от Того терпение мое.
4. (8) О Бозе спасение мое и слава моя: Бог помощи моея, и упование мое на Бога. Блажен, кто не восхищается никакой житейской высотой, но Бога имеет славой своей, кто хвалится о Христе и может сказать с апостолом: мне же да не будет хвалитися, токмо о кресте Христове (Гал. 6:14). Но ныне многие хвалятся телом своим: таковы упражнявшиеся в гимнастических состязаниях [1190] или вообще цветущие свежестью возраста. Многие хвалятся мужеством на войне, почитая добродетелью даже убийство единоплеменников, потому что воинская доблесть и памятники, воздвигаемые полководцем и городами, соразмеряются с количеством убийств. Одни славятся сооружением городских стен, другие устройством водопроводов и постройкой больших зданий для гимнастических упражнений. Этот, иждивая свое богатство на борцов со зверями и восхищаясь суетными возгласами толпы, надмевается похвалами и много о себе думает, поставляя славу в своем позоре (ср. Флп. 3:19), и даже, в видных местах города написав на досках грех свой, выставляет его напоказ. Другой славится богатством, а иной – тем, что он сильный и непобедимый вития или знаток в мирской мудрости. О славе всех таких людей надобно сожалеть, а ублажать тех, которые поставляют своей славой Бога. Если иной высоко ставит, что он служит при царе и почтен от него великой честью, то сколько же ты должен ставить себе в честь, что ты раб Великого Царя, призван Им в тесное общение, принял Духа обетования, чтобы, запечатлевшись Им, соделаться сыном Божиим [1191].
Познав же на себе самом пользу искреннего упования на Бога, Псалмопевец призывает и народ соревновать ему в этом [1192], говоря: (9) Уповайте на Него, весь сонм людий; излияйте пред Ним сердца ваша. Невозможно нам соделаться способными к восприятию Божественной благодати, не изгнав из себя порочных страстей, какие овладели нашими душами. Я замечал, что врачи не прежде дают целебные лекарства, как уже посредством рвоты очистив то болезнетворное вещество, которое невоздержные скопили в себе худым поведением. И в сосуд, который был занят какой-нибудь зловонной жидкостью, не вымыв его, не наливают мира. Посему должно быть вылито помещавшееся прежде, чтобы могло вместиться вновь вливаемое.
(10) Обаче суетни сынове человечестии. Пророк знал, что не все следуют его увещанию, не все соглашаются надеяться на Бога, а, напротив того, имеют надежду на суеты житейские. Посему говорит: Обаче суетни сынове человечестии, лживи сынове человечестии. Почему суетны? Потому что лживы. В чем же особенно изобличается их лживость? В мерилех еже неправдовати. О каких мерилах говорит пророк? Разве всякий человек стоит с весами и вешает? Разве все – продавцы шерсти и мяса, торгуют золотом или серебром или вообще только и занимаются, что веществами, которые купцы обыкновенно продают на меру и на вес? Но много ремесленников всякого рода, которые не имеют нужды в весах для своей работы. Многие занимаются мореходством; многие связаны с делами судебными и властью. И у них, правда, есть ложь, только обман делается не посредством весов. Что же значит сказанное пророком? То, что внутри каждого из нас есть некое мерило, устроенное Творцом нашим, с помощью которого можно различать природу вещей. Дах пред лицем твоим жизнь и смерть, благо и зло (Втор. 30:15) – две вещи, по природе взаимно противоположные. Взвешивай же их на собственном судилище твоем, вымеряй тщательно, что полезнее для тебя – избрать ли временное удовольствие и за него получить вечную смерть или, избрав злострадание при упражнении в добродетели, соделать его ходатаем вечного наслаждения. Итак, люди лживы, потому что в них растлилось судилище души. О них и пророк, жалея, говорит: горе глаголющим тму свет, и свет тму, глаголющим горькое сладкое, и сладкое горькое (Ис. 5:20). Передо мной, говорит Псалмопевец, только настоящее, а будущее кто знает? Ты худо меряешь, когда предпочитаешь худое доброму, суетное ценишь дороже истинного, временное ставишь выше вечного, скоропреходящее удовольствие избираешь вместо нескончаемого и непрерывного веселия. Посему лживи сынове человечестии в мерилех еже неправдовати. Неправду же делают они первоначально сами против себя, а потом и против ближних, потому что и сами себе худые советники в делах, и для других служат дурным примером. Ты не сможешь сказать в день Суда: я не знал добра; тебя обличают собственные твои весы, достаточные к различению добра и зла. Материальные тяжести познаем по наклонению стрелки на весах, а что в жизни достойно предпочтения, то различаем свободным произволением души, и сие-то Псалмопевец назвал мерилом, потому что свобода равно может склоняться на ту и на другую сторону.
