Василий Великий - Святитель Василий Великий. Книга 1. Догматико-полемические творения. Экзегетические сочинения. Беседы

151. Если у тебя есть пожелание имущества соседа, а без соседа, конечно, никогда не останешься, то очевидно, что тебе нужно будет простираться до крайних пределов обитаемой нами вселенной. Если же это невозможно, то при первой мысли останови, человек, свое стремление к злу, удовольствуйся тем, что получил, останься при том, что имеешь, зная, что и великолепные домы, построенные неправедно, остаются без обитателей, и множество полей, присвоенных любостяжательностью, оказывались часто не дающими плодов. Ибо наказание Божие нередко предваряет будущий Суд и неправедно приобретенные дома обращает в вещь бесполезную: после многолюдного в них обитания и блистательного обилия делает их не имеющими обитателей.

И действительно, часто узнаем, что целые роды исчезли совершенно и за неимением преемников величественные и гордые здания жилищ сравнялись с землей. И все, которые вторжением в пределы ближних расширили пределы собственных владений, оказались совершенно чуждыми Божия благословения за приобретение имущества со слезами обиженных, так что, где работали десять супруг волов, там едва приобретен [1377] корчаг [1378] един, и где посеяно шесть артавас[1379], едва собрано три меры плодов, то есть самая малая часть семян.

152. Итак, пророческое изречение, само по себе взятое, заключает в себе много полезного. Но трудолюбивому, чрез возведение смысла к высшему разумению, можно увеличить пользу сего пророчества. Ибо под домом можно разуметь учение и дела каждого, по тесной связи и единству построения понятий в каждом учении. Посему как в доме основание держит на себе прочную постройку, так и в учениях есть некоторые предположения и первые начала, на которые опираясь излагающие учение в строгой последовательности и связи с первыми началами ведут дальнейшую ткань. Потому если кто учение веры, имеющее основанием и началом Господа нашего Иисуса Христа, сопрягает с учениями чуждыми и далекими от богочестия, то всякого такого оплакивает пророческое слово, потому что он делает чего не должно, совокупляя дом к дому.

А что благочестивое учение называется домом, сему научает нас Сам Спаситель притчей, говоря: Всяк, иже слышит словеса сия Моя, уподобится мужу мудру, иже созда храмину свою на камени (Мф. 7:24). Но, кажется, и Павел в первом Послании к Коринфянам научает нас, что каждый из верующих во Христа созидает себе дом. Ибо говорит: Основания инаго никтоже может положити паче лежащаго, еже есть Иисус Христос. Аще ли кто назидает на основании сем злато, сребро, камение честное, дрова, сено, тростие (1 Кор. 3:11–12). Поскольку же из строющих учения одни, мудрствуя о том, что достойно смеха и осмеяния, как бы смех созидают, а другие, будучи умнее, построевают достойное внимания, то Михей, ниспровергая здания [1380] достойных осмеяния, говорит: Иже в Гефе, не величайтеся, и иже в Акариме [1381], не сограждайте из дому на посмеяние ваше. И он же опять, укоряя негодных учителей, говорит: Слышите сия, старейшины дому Иаковля, гнушающиися судом и вся правая развращающии, созидающии Сиона кровьми и Иерусалима неправдами (Мих. 1:10; 3:9-10)! Ибо всякий, кто составляет учения чуждые, созидает Сион, то есть свою сторожевую башню [1382], кровьми, и кто составляет церковь лукавнующих (Пс. 25:5), созидает Иерусалима неправдами.

Итак, ежели два есть рода строительства: одно доброе – на камне и на основании Христа, другое – непрочное, которое и смешно, и причиняет погибель[1383], то пророческое слово справедливо называет жалкими тех, которые добрый дом совокупляют с худым и как бы смешивают несоединимое. Но размысли, не всякий ли человек, чему бы ни стал он учить об истине по предзанятым здравым и истинным [понятиям], согласным с понятиями общими, какие всеяны в нас Самим Создателем [1384], имеет добрый дом, а когда, уклоняясь от истины, вводит нечто чуждое Божию учению, заимствованное из языческого заблуждения, тогда как бы совокупляет к прекрасному дому худой дом? И сие сказано на слово о доме.

153. Поскольку же святой есть не только Божие здание, но и Божие тяжание [1385] (1 Кор. 3:9), как говорит блаженный Павел, и самая душа требует основания, как дом, и укоренения, как растение (ибо сказано: в любви вкоренени и основани – Еф. 3:17), то рассмотрим, что значит приближение села к селу, за которое иные, худо и со вредом себе производя его, подвергаются положенному осуждению. Посему исследуем то, что сказано о земледелии, потому что оно сродно с настоящим предметом. Есть прекрасное насаждение, о котором говорит Соломон: насадих ми винограды, сотворих ми вертограды и сады и насадих в них древес всякаго плода (Еккл. 2:4–5). Но есть и такой сад, егоже не насади Отец Небесный (Мф. 15:13) и который искореняется, по угрозе Господней. Этот сад имеет в себе виноград от растения Содомского и розгу от Гоморры, производит грозд желчи и грозд горести приносит владельцам; ярость змиев вино их, и ярость аспидов неисцельна (Втор. 32:32–33).

Посему, кто владычественное начало души своей засадил всяким плодоношением духовным и к укорененному в нем от рождения Творцом для явления плодов правды прилагает нечто от лукавого земледелателя, того пророческое слово именует жалким за возбраненное приближение села к селу. По сей причине угрожает ему бесплодием, потому что не приносит он образцов плода, сообразных с преподанным ему учением. Идеже бо возорют десять супруг волов, сотворит корчаг един. Речение сие выражает местный обычай в Финикии вспахивать виноградник волами; а вместе пророческое слово указывает на тех, которые держатся той и другой стороны, привязаны к противоположным учениям и связывают их одно с другим. Души таких людей бесплодны.

154. (11) Горе востающим заутра и сикер гонящим, ждущим вечера: вино бо сожжет я; (12) со гусльми бо и певницами, и тимпаны и свирельми вино пиют, на дела же Господня не взирают и дел руку Его не помышляют.

Сия предложенная часть пророчества заключает в себе изъяснение апостольского изречения, ибо там сказано: пияницы Царствия Божия не наследят (1 Кор. 6:10), а здесь: Горе востающим заутра и сикер гонящим. У евреев в обычае – называть сикером всякий напиток, который может произвести опьянение. Посему пророк оплакивает тех, которые тотчас с наступлением дня, по слову притчи, на чаши и сткляницы вдают очи свои, назирающе, где пирове бывают (Притч. 23:31, 30), заглядывая в места винопродажи и в корчмы, принимая друг друга на вечеринки и на заботы о подобных вещах истощая все душевное попечение.

Они не уделяют себе ни малого времени на размышление о чудесах Божиих, не дают очам досуга воззреть на небо и на красоты его, чтобы по украшению всего этого заключить о Рододелателе [1386](ср. Прем. 13:5), но, украшая свою вечеринку испещренными коврами и цветными завесами, выказывают излишнюю рачительность и тщательность в устройстве сосудов для питья, придумывая сосуды прохлаждающие, роги, фиалы, стаканы из плюща, чаши и другие подобные по именованию и виду приборы для пьянства, как будто разнообразие сосудов может утаить от них пресыщение и обмен и передача чаш – составить достаточное промедление во время питья. Потом, начиная пить друг за друга и вступая в состязание, кто больше выпьет, удерживаются ли от каких-нибудь излишеств, к стыду своему? И побежденные, и побеждающие – все упиваются.

155. Бывают же при этом председатели пира [1387], главные виночерпии и учредители пира: в беспорядке виден порядок и в неблагочинном деле – устройство! Упиваются начальствующие, упиваются слуги; все полно смеющихся и пьяных. Жалкое зрелище для очей христианских! Потом, как мирским властям придает могущества важность оруженосцев, так и пьянство, подобно царице, окружаясь служителями, избытком усердия закрывают позор. Сверх сего венки и цветы, рассыпаемые во время вечеринок, благовонные масти и курения и тысячи придуманных посторонних увеселений доставляют большое развлечение гибнущим, уготовляя им вечное наказание, равномерное настоящим веселостям.

Потом с продолжением пиршества являются свирели, гусли и тимпаны, на которых в действительности оплакиваются погибающие и сладкозвучием которых, по предположению упивающихся, должны возбуждаться в них все душевные удовольствия, как будто одно вино производимым посредством его разгорячением в жалкой душе упивающегося не может пробудить роя пожеланий, а надобно, чтобы у них и все чувства предавались очарованию удовольствия: слух упоевался стройными звуками, обоняние наполнялось благовонными курениями, уста служили входом вину, глаза видели происходящее, или, лучше сказать, превратно видели, потому что упоением похищена верность чувства.