— Сюда, — сказал Салмон, беря Раав за руку. Он повел ее к израильскому стану в Галгале.
* * *
На закате великий торговый город — Иерихон — пылал. Воздух был наполнен едким запахом, дым столбом поднимался в темнеющее небо. Красно-оранжевые языки огня лизали остатки деревянных обломков в круге каменных развалин. Туда, где сидела Раав, доносился густой тяжелый запах горящей плоти.
Дрожа, Раав подтянула колени к груди и обхватила их руками. Она была истощена и утомлена, испытывая огромное облегчение, оттого что спаслась, и вместе с тем ее наполняла печаль. Все эти люди были теперь мертвы, потому что были глупы и уповали на построенные человеком каменные стены, вместо того чтобы уповать на Бога, сотворившего камни. Они слышали истории о Нем так же, как и она. Почему же они отказывались верить?
Салмон и Ефрем охраняли ее и семью, когда израильтяне возвращались после сражения.
— Никто из ваших людей не несет никакой добычи, — с удивлением произнес Мицраим.
— Иерихон заклят, — ответил Ефрем.
Салмон был настроен более благожелательно и был готов объяснить.
— Устами Иисуса Господь повелел убить все живое в городе мужчин, женщин, детей — молодых и старых; волов, овец и ослов. Все золотые, серебряные, бронзовые и железные изделия, которые останутся после пожара, будут принесены в сокровищницу Господа. Мы ничего не возьмем себе.
Раав опустила голову на колени. Она не хотела, чтобы Салмон и Ефрем увидели ее слезы. Они могут понять их неправильно и подумать, что она оплакивает разрушенный город, или что она не благодарна им за то, что они сдержали обещание. Ее сердце было исполнено благодарностью Господу Богу небес и земли, Который побудил этих мужчин сдержать свое обещание. Она и все члены ее семьи были живы и в безопасности.
И все же она ожидала большего. О, намного большего.
Кто-то взял ее за плечо. Она оглянулась и увидела брата Иовава, наклонившегося к ней.
— Прости, что не доверял тебе, Раав.
— И меня прости, — сказал Мицраим. — Бог евреев действительно могущественный Бог. — Мицраим сидел со своими женой и детьми, крепко обнимая их.
Последние израильтяне возвращались в Галгал.
— Здесь вы будете в безопасности, — сказал Салмон. Он поклонился Раав, а затем повернулся и пошел прочь. Ефрем последовал за ним.
Раав встала и смотрела им вслед, пока их фигуры не растворились в сгущающихся сумерках. За ее спиной никто ничего не сказал. Когда они скрылись среди шатров Израиля, она закрыла глаза и попыталась справиться с охватившим ее отчаянием.
Прошло много времени, прежде чем к ней подошел отец и обнял ее за плечи.
— Мы все вздохнули с облегчением, дочь моя. Благодаря твоей мудрости мы все живы и невредимы.
Она отмахнулась со злостью.
— Мы все живы благодаря Богу, — по ее щекам потекли слезы.
— Да, конечно.
Правильные слова, но не от сердца сказанные. Раав печально покачала головой. Никто из близких ей людей не понимал ее печали. Даже сейчас, после всего, что они видели и слышали, они не разделяли ее веру и желание ее сердца. Не понимали они и ее отчаяния. Она была недостойна стать одной из израильтян. Бог спас ее от гибели. Он проявил милосердие к ней и ее семье. Но это не означало, что она могла предстать перед Ним. Это не означало, что она может занять место среди Его народа. В лицах израильтян она видела, что для них она все равно всего лишь «иерихонская блудница».
Ее плечи вздрогнули, и ей пришлось прикрыть рот ладонью, чтобы сдержать рыдания.
— Ты плачешь о тех, кто погиб, Раав?
— Нет, — устало ответила она.
Она плакала, потому что ее мечта последовать за истинным Богом обратилась в прах. Она была вне стана израильского.
* * *
Эту ночь Раав спала урывками и встала рано утром. Она стояла в рассветном сумраке, наблюдая, как просыпается израильский стан. Когда поднялось солнце, она увидела троих человек, шедших к ним. Сердце замерло на мгновение, и она кинулась будить остальных. Все быстро проснулись и стали рядом с ней. Раав встала рядом с отцом.
Она сразу узнала Салмона и Ефрема. Но с ними был еще старец, который шел с большим достоинством. Она и родственники поклонились пришедшим.
— Это он, — тихо сказал отец. — Тот человек, которого я встретил в пальмовой роще сорок лет назад! — Он встал на колени, коснувшись земли ладонями и лбом. — Я бы не мог не узнать его.
Это был человек, которого она видела изучающим стены перед началом шествия, человек, поклонившийся воину с обнаженным мечом.
— Встаньте! — сказал старейшина, стукнув по земле посохом. — Должно поклоняться Богу, а не человеку.
Раав быстро встала и помогла подняться отцу. Она почувствовала, что он дрожит. И неудивительно, потому что когда она взглянула в глаза предводителя, она тоже задрожала. Никогда еще она не видела такого сурового взгляда.
— Я Иисус.
— Мы уже встречались однажды в пальмовой роще много лет назад, — сказал отец. — Я знал, что ты вернешься.
— Я помню тебя, Авиасаф.
Отец вновь склонил голову.
— Благодарю тебя за то, что ты сжалился над моей семьей и пощадил наши жизни.
— От гибели вас спас Бог, а не я, — сказал Иисус. — Но теперь вы должны решить, как будете жить дальше. Вы задумывались над своим будущим?
— Наше единственное желание — остаться в живых.
— Ваши жизни дарованы вам, — сказал Иисус. — Никто из израильтян не причинит вам зла. Куда бы хотите идти?
— Если все так, как ты говоришь, и мы можем сами выбирать свой путь, — осторожно продолжил отец, — тогда я просил бы разрешения вернуться в пальмовую рощу, чтобы мы могли жить там спокойно и сами зарабатывать на жизнь.
Раав закрыла глаза, ее сердце оборвалось.
Иисус склонил голову, соглашаясь.
— Ты можешь идти, Авиасаф, ты и твое семейство, да пребудет с тобою мир!
Испугавшись, что он уйдет и у нее больше никогда не будет возможности просить о себе, Раав вышла вперед.
— Я не хочу уходить!
Все глаза теперь были устремлены на нее. Отец и братья смотрели с тревогой, мать и сестры со страхом.
Глаза Салмона засияли, и он уже готов был заговорить от ее имени, но она отвернулась от него. Она могла только представить себе, каким нападкам он мог подвергнуться за то, что дал клятву спасти ее и все ее семью. Она не могла рисковать и подвергнуть его позору сейчас. Кроме того, она не верила в силу человека. Пусть Бог будет ее судьей. Если бы Он был орлом, а она мышью, стремглав бегущей в поисках убежища, она все равно хотела бы, чтобы этим убежищем стали Его могучие крылья.
Иисус рассматривал ее, но его взгляд не выдавал его мыслей.
— Ты — Раав, блудница, которая укрыла наших соглядатаев.
— Я Раав.
— И чего же ты хочешь, женщина?
Ее отец принял решение за семью, но у нее была единственная возможность, и на одно мгновение эта возможность была в ее руках.
— Не бойся, — сказал Иисус. — Говори.
— Я хочу жить среди народа Божьего и принадлежать Богу, чего бы это ни стоило.
Иисус повернул голову и посмотрел на Салмона. Раав задержала дыхание, всматриваясь в израильтян. Отдавал ли Иисус Салмону немой приказ казнить ее и всю семью и избавить всех от этой обузы? Обвинял ли он юношу в этой ее возмутительной просьбе? Она почти что представляла себе его мысли: «Как смеет эта бесстыдная блудница думать, будто она заслуживает пребывать среди народа Божъего! Не достаточно ли того, что мы подарили ей жизнь? Разве у нее есть право просить большего? Надо с ней покончить!»
— Если я не могу быть частью народа, принадлежащего Богу, тогда лучше бы я умерла вместе со всеми заблудшими душами там, в Иерихоне!
Отец схватил ее за запястье и крепко сжал.
— Молчи, дочь. Благодари за спасение!
Раав вырвала руку и снова обратилась к Иисусу.
— Я благодарю Бога за мое спасение, но вы сказали, что мы можем решать, и я решила не возвращаться к моей прежней жизни. Я хочу начать жизнь заново. Как если бы я стала новым творением Божьим!
