На принесение и положение мощей преподобного отца нашего и исповедника Феодора, а там же и поминание в конце Слова о положении обретенных мощей преподобного отца нашего Иосифа, Бывшего архиепископом Фессалоникийским[2019]
1. Справедливо могли бы поставить нам в вину, если бы мы обошли молчанием принесение божественного отца и положение священных мощей, ведь если у него самого было столько рвения и дерзновения, что он предпочел претерпеть опасности, и ссылки, и [вообще] всё, то насколько более естественно для нас иметь рвение излагать его дела, и рассказывать, и дарить боголюбивым душам. Ибо что будет весомее для пользы или приятнее для наслаждения, чем поминать столь великого мужа, и повествовать о его подвигах и борениях, и превозносить хвалами это тело, пролившее пот во многих трудах, и чествовать его наивысшими славословиями? А как при его принесении и положении было некое большое и многолюдное торжество, так и от речи и воспоминания о происшедшем обязательно будет равное и сравнимое веселие разом у иноков и у мирян, вместе радующихся и хвалебными устами поющих благодарения. Итак, из-за этого пусть мое слово примется за повествование и упомянет о предлежащем, чтобы мы узнали и о времени священного принесения, и о том, как и через кого это многообильное сокровище было водворено в свою собственную обитель, как сохраняемое для нуждающихся неотъемлемое богатство. И следовало, конечно, чтобы слово сразу же взялось за то, о чем намеревалось вспомнить, но чтобы не показалось, будто оно посвящено только последним событиям, а из прочего, что было в великом этом житии и борьбе, ни о чем не упоминает, то оно вначале повторит немногое из этого, рассказ о чем доставит наибольшее удовольствие слушателям, и тогда уже перейдет к нынешнему предмету, так что речь будет идти по порядку и самой себе покажется наиболее полной.
2. Итак (начнем с этого), сей божественный и великий Феодор, получивший прозвание, соответствующее образу жизни[2020], поистине богодарованный и многовозлюбленный, происходил от родителей знатных и известных и имевших первейшие почести от царя, а отечеством ему был этот благоденствующий Константинополь. Собрав смолоду ученость как нашу, так и внешнюю насколько требовалось и прежде всего заложив добродетель словно бы опорой жизни, он вскоре оставил богатство, и славу, и всё, относящееся к дольнему коловращению, а воспринял жизнь иноческую и безмолвную, отдав тленное за нетленное и обменяв неустойчивое на пребывающее. А так как то время давало много воли иконоборцам[2021], поскольку злое учение бесновалось почти что против всех, он, видя это, основывает пристанище подвижничества не в Византии – потому что ему и нельзя было, – а вне его и вдали вместе с родителями и другими сродниками, которые все за ним следовали. Обитель же попечений о добродетели называлась у них Саккудион, в которой, наилучшим образом проявив себя и дав доказательства добродетели, он после того поставляется в их пастыря, а затем также возводится в священство, потому что Платон, его дядя по матери, уговорил его и в том, и в другом, а вернее, добавил к уговорам принуждение. И сразу у него подвиги и схватки и борения с царями, потому что те не соглашались с правым словом, потом ссылки и заточения, а прежде тех, увы мне, избиения, и телесные мучения, и бичевания – ибо что говорить о долговременных бедствиях и недостатке и лишении необходимого, которые все доблестный стойко переносил?
3. Когда же тираны были устранены[2022], понеся справедливое наказание, он тоже освобождается из ссылки, вновь воссоединившись с учениками, наставляя их к добродетели и убеждая бесстрашно переносить трудности. Тут и держатели скипетра[2023], восхищаясь его мужеством и разумением, поскольку и сами любили Бога и добродетель, упрашивают преподобного обитать не далеко и в стороне от столицы, но внутри и рядом с ними, чтобы им можно было и видеть его чаще, и вкушать доставляемую им пользу. Он[2024] же, повинуясь и правителям, а более всего по устроению Промысла Божия, занимает дом великого Предтечи, храм, отличающийся красотой и размерами, который возвел Студий, пришедший из Рима, и отвел под монастырь, хотя иконоборческое злочестие и изгнало оттуда всех иноков, заградив для них их собственные обиталища[2025]. Но он, приложив множество стараний и сведя в это место, с одной стороны, тех монахов, которых он привел из Саккудиона, а с другой – пришедших откуда-то еще или же желающих постричься, и собрал там многочисленный сонм и добился, чтобы собравшиеся достигли высот добродетели. Вот с тех пор это место стало всем известным и знаменитым, потому что почти все жители столицы посещали его и восхищались тамошними монахами за доброе житие и многое это подвижничество.
4. Однако [вмешалась] зависть, и вновь те, кому было вверено начальствование[2026], будучи неблагонравны в жизни, хоть и не извратились в вере, причинили преподобному большое беспокойство, злобствуя на него и досадуя за его прямые речи и правую жизнь. Они даже отправили его в ссылку, не имея ни в чем обвинить его, кроме несогласия с их словами. Но так как те не через долгое время пожали плоды своей порочности, но встретили скорое крушение, вновь преподобный в покое, и вновь знаменитая благодаря ему обитель приняла его в себя, затмевающего предыдущие свершения последующими. Ибо и правитель[2027] оказывал ему большое уважение и честь и превозносил его жительство.
5. Когда же и многообразнейший во зле Армянин[2028] по неизреченному Божию суду, словно некая египетская казнь или свирепый вихрь и буря, пробрался к римскому начальству, сделав царство добычей захвата, тогда и большие состязания, и мужество, и борения отца, разившего тирана дерзновением и обличавшего его бесстыдный замысел. Ибо злоименный осмелился ниспровергнуть Божественные запечатления и назвать идолами честные иконы, которые он и сжигал, увы мне, или замазывал известью из-за извращенности своего разума. Это очень огорчало святого, снедаемого огнем отчаяния и удручаемого несказанными трудами, и он не считал за опасность пострадать, но не пострадать много – вот чего он опасался. Поэтому он и больше других выказывал ревность в состязаниях и готовился к стойкости в бедствиях. Не снеся его мужества, тиран вначале изгнал его из Византия и поместил в суровейшее заточение, затем нанес ему побои и сильно бичевал, безжалостно, увы мне, рассекая мягкую плоть и изводя потоки крови. И не довольно было тому по преизбытку бешенства один или два раза истязать его ударами, но и многократно и сверх меры, переменяя для него узилища и заточая то здесь, то там, чтобы многообразием наказаний явить его или сдавшимся, или хоть немного уступившим. Но доблестный и дерзновения не ослабил, и духом не пал, но еще более мужался, явственно разя тирана – и пронзая словами и клеймя поношениями. А для того, когда он узнавал обо всем происходящем, было досадно и невыносимо, если, в то время как почти все покорились ему и были порабощены властью, сей не то что оставался непобежденным, но и других убеждал не страшиться никаких бедствий и не соглашаться с нечестивыми его учениями. Но этот бесстыдный и заносчивый человек, много пренебрегавший долготерпением Божиим и ругавшийся над священными иконами, на десятом году царствования понес наказание за содеянное, бесславно окончив жизнь и из-за удара, поразившего внутренности, став вразумлением для остальных.
6. Сразу же и отца освобождают из ссылки и выпускают из заточения, а он, и по дороге проходя, творил многие знамения, и много делал для пользы спутников, и большую отраду доставлял ученикам, уделяя им от своего радостного настроения и прочего духовного утешения. Тогда же и своего брата, я имею в виду Иосифа, стяжавшего предстоятельство Фессалоники, тоже вернувшегося из долгой ссылки, он увидел с каким даже не скажешь наслаждением, принимая его всего в объятья и целуя губами и сердцем. Но кто расскажет опять о тех речах святого и дерзновении, которое он, пылая божественной ревностью, с опасностью [для себя], но не опасаясь высказал по отношению к принявшему в ту пору скипетр?[2029] Ибо он и перед лицом того предстал, и беседовал о должном, и представил злочестие царствовавших до него, которые, по его словам, из-за бесчинств против честных икон и осквернения святынь и здесь понесли немалое наказание, и там по отходе испьют целиком мутное вино гнева Божия (ср. Пс. 74:9), справедливо для них изливаемое. Но хотя праведник много [доводов] выставлял для убеждения царя, тот не поддавался и не принимал его сладчайших речей. Ведь и он принадлежал к противостоящей части и мнению, отрицая божественные иконы еще смолоду, однако же не чинил гонения или вреда православным, но не допуская их в столицу, не препятствовал жить в других местах или воздавать честь иконам. Вот и отец, поскольку ему нельзя было пребывать в собственном святилище, поселился на островах перед Городом, общаясь и там с учениками и беседуя с ними как обычно и вскармливая их божественными речами. Прожив вместе с ними с той поры немалое время, он на шестьдесят седьмом году плотского жительства освобождается от оболочки, воспаряет же ко Владыке, по Которому томился, чтобы стяжать двойной венец – жития и исповедничества, потому что и в том, и в другом он свершил великие подвиги и приобрел великие трофеи. Ибо восставали на него четыре тирана[2030], и четверых он поборол, и пленил, и обратил в бегство, и ниспроверг с большим превосходством и тогда уже и сам окончил жизнь и преставился и, так преставившись, перешел в небесные обители. После того как принявший его остров – он назывался Принцев – получил его священное тело, честное сие пребывало там в чести, источая многую благодать, доставляя большую и изобильную пользу.
