— Везут троцкиста, важного…
В некоторых селах посмотреть на «троцкиста» собирались целые толпы. Разговаривать с ним конвой никому не разрешал.
В каталажках было темно и холодно. Голод все время давал Леве знать о себе. Конвой был как-то особенно суров и покупать хлеб не разрешал.
— Вот приедешь на место, так накормят, — говорили Леве.
Однажды к вечеру подъехали к большому селу. Конвой сдал «преступника» председателю сельсовета. Тот вооружил старика — сторожа сельсовета винтовкой, и Леву заперли в каталажку, которая представляла из себя не что иное, как отдельную комнату при сельском совете. Около запертой двери уселся часовой с винтовкой — старик с седой бородой.
Только ушел председатель совета и другие работники, как любопытные направились к каталажке, заглядывая в волчок, чтобы посмотреть невиданного зверя — троцкиста. Часовой оказался не очень строгим и не возражал, когда его односельчане стали задавать заключенному вопросы.
— Что же вы, троцкисты, хотите? — спрашивали его. — Говорят, вы весь народ хотите голодом заморить.
Лева отвечал, что он совсем не троцкист и к политике никакого отношения не имеет.
— Да кто же ты, парень?
— А вот скажите, в вашем селе есть верующие, баптисты?
— Есть, есть, — сказал стоящий у волчка крестьянин,
— Так, вот, скажите им, что я брат их по вере.
— Брат их, — сказал разговаривающий. — Так неужто верующих стали тоже сажать? До сих пор в наших краях баптисты полной свободой пользовались.
Вечерело. Сторож отпер замок и подал заключенному краюху хлеба.
— На, ешь, это какая-то женщина принесла и сказала: «Передайте брату».
— А нельзя ли воды? — спросил Лева.
— А ты мне скажи, молодой человек, по правде — ты баптист или не баптист?
— Конечно, баптист, — ответил Лева. — Не курю, не пью, у тебя табака не прошу, стараюсь жить по Евангелию. Вот оно у меня…
И Лева открыл Евангелие.
Часовой отложил винтовку в сторону, совсем открыл дверь и сказал:
— Айда со мной чай пить!
Когда Лева прежде, чем начать есть, встал и поблагодарил Бога в молитве, старик оживился и сказал:
— Ну теперь вижу, что ты настоящий верующий. Бывал я у вас на молениях, хорошие люди…
Лева с большим аппетитом ел хлеб, запивал горячим чаем. Он сильно промерз: в каталажке было холодно, и чай был так приятен… Старик между тем продолжал рассказывать:
— Горька, моя жизнь, горька. Вот что значит — мы без Бога живем. Воспитал я трех сыновей, на ноги поставил, жена-то у меня умерла, А сыновьям я оказался не нужен: я к одному, я к другому — никто не принимает. Я уж и власти жаловался, и власти они не слушают. И пришлось мне на старости лет устроиться сторожем в сельсовет. Вот этим и кормлюсь.
— Да, жизнь без Бога, — ужасная жизнь, — сказал Лева. — Когда искры божественного гаснут в человеке, даже родителей не почитают.
— Верно, верно, — с грустью согласился с юношей старик.
— Так вы обратились бы к Богу и сами жили бы по — Божьи, — предложил Лева.
— Не могу, — ответил старик. — Вот курю и самогоночку люблю.
— Бог вас сделает новым человеком, посещайте собрания верующих, — посоветовал Лева.
Поели. Лева поблагодарил, помолился за старика и направился к себе, в каталажку.
— Стой! — окликнул его старик. — Знаешь что: там холодно, ты иди ложись спать в кабинет предсельсовета. Там есть диван, тепло, а я пойду домой ночевать. Винтовку спрячем вот сюда. В случае чего, ты будешь вроде сторожа в сельском Совете.
И сторож спокойно ушел ночевать домой, а Лева, поблагодарив за все Небесного Отца, так же спокойно расположился на диване и быстро и крепко заснул.
Утром он был разбужен страшными криками. Кричал председатель сельского Совета, кричали какие-то другие люди:
— Так его нет в каталажке! Утек, утек… И сторожа нет. Значит, убил его, куда-то затащил, а сам утек.
Из кабинета председателя сельсовета поспешно вышел Лева:
— Не беспокойтесь, не беспокойтесь, я здесь…
— Да что же это такое? Да как же это так? — воскликнул председатель.
— Все объясняется очень просто, — сказал Лева. — Я не какой-нибудь троцкист, партийный, я просто верующий, Евангельский христианин-баптист. Узнав, кто я такой, сторож и оставил меня, зная, что я ничего плохого не сделаю.
— Ах, вы баптист, — сказал председатель и сразу успокоился. А когда явился заспанный сторож, даже не стал упрекать старика за то, что тот оставил преступника без вооруженного конвоя.
В сельский совет стали стекаться люди. Слышно было, как кто-то зашел к председателю, расписался за документы арестованного и получил винтовку для того, чтобы сопровождать Леву дальше.
Арестованный юноша приветливо распрощался с председателем, с работниками сельсовета, пожал руку сторожу-охраннику, нахлобучил поглубже шапку, поднял воротник и вышел на морозный воздух. Там уже стояла подвода. Он сел, конвоир вскинул винтовку…
Тронулись в путь.
— Господи, Ты знаешь, что ждет меня. Будь мне Отцом!..
Глава 3. Любовь отца и детей его
«…Верен Бог, который не попустит вам быть искушаемыми сверх сил, но при искушении даст и облегчение, так чтобы вы могли перенести».
1 Кор. 10: 13
Вот кончается улица. Дальше поле, потом тайга. Но неожиданно возница, ни слова не говоря, заворачивает в переулок, потом в другой, сворачивая с прямой дороги. Лева взглянул на конвоира. Тот дружелюбно улыбнулся. Подъехали к какому-то большому дому. Открылись ворота. Подвода въехала в большой двор.
— Брат, брат, дорогой! — кричали со всех сторон. Люди бежали к Леве, обнимали его.
— Что это, Господи? — подумал Лева. На глазах его заблестели слезы.
— Ты не беспокойся, отдохнешь, все, будет хорошо, — говорили ему.
— Братья, братья! О, как я рад! — Лева с удивлением оглядывался кругом. Конвоира с винтовкой не было, он куда-то ушел.
— Во-первых, баня, уже готова, вымоетесь, потом покушаете, а потом на собрание. Тут недавно был съезд братский, а мы со съезда с хором заехали сюда, и вас Господь как раз сюда направил.
— Это все Отец устроил! — сказал Лева. — Только Отцу Небесному такое под силу.
Леву выкупали в жаркой бане. Потом усадили за стол. Каких угощений только ни предлагали узнику! Особенно ему понравились вкусные пироги с толченой черемухой. За столом Лева рассказал о себе — о том, как Господь с юности спас его и он посвятил жизнь Ему.
— Мы слышали о твоем папе, — сказал один проповедник. — Он был сослан в село Шиткино. Где он теперь?
— Он продолжает отбывать ссылку в городе Енисейске, я его повидал, когда он был в Красноярске.
— Ну, а мама как у вас, не ропщет? Сколько у нее еще детей?
— Нет, не ропщет: она верная христианка. А детей на ее руках осталось четверо. Она работает портнихой на фабрике и содержит семью.
Сестры, братья кругом — родные… С большой любовью они смотрели на Леву. Худенький, с виду невзрачный, плохо одетый, он, казалось, не обладал ничем, что могло привлекать к нему чьи-либо взоры. Но он имел то, что не имели многие — звание узника Христа.
Лева пошел с верующими на собрание. Огромная изба была переполнена народом. Впереди сидели хористы и проповедники. Леву посадили на переднюю скамейку, перед столом, и перед ним положили пакет его дела, запечатанный пятью большими сургучными печатями. Там лежала его Библия. На пакете были сделаны большими буквами какие-то надписи, стояли номера. Осматривая пакет, Лева прочел про себя эти надписи. Вверху крупными буквами было начертано: «Совершенно секретно». Но Левино внимание более привлекла нижняя надпись: «За арестованным бдительный надзор».
Встали для молитвы. В горячей молитве Лева говорил:
— Отец Небесный, благодарю Тебя, что для Тебя нет ничего невозможного. Ты видишь, что я, Твое дитя, иду в испытание ради имени Твоего, и Ты для того, чтобы я его перенес, дал мне эту радость — быть на собрании Твоих детей. Господи, я благодарю, благодарю Тебя. Как Ты любишь!..
Со слезами молились братья и сестры, а потом хор пел гимн. Родные мелодии, родные напевы! Леве иногда казалось, что он уже не на земле.
Предоставили слово ему.
— Братья, сестры! — сказал он. — Эти кратковременные страдания — ничто по сравнению с тем, что ожидает нас. Я взят в узы, вы видите это, но я счастлив. Не бойтесь и вы страданий, не бойтесь ради Христа попасть в тюрьму. Все это пройдет, а там вечное, и не слышало то ухо, не видел то глаз, не приходило на ум человеку, что Господь приготовил для нас. Если не здесь, то там, в небесной отчизне, где нет слез и болезней, где нет тюрем и ссылок, а только живые реки и чудные пажити…
В своем слове пресвитер говорил Леве слова утешения и ободрения на текст: «Будь верен до смерти, и дам тебе венец жизни» — (Откр. 2:10).
