Чем же был эфиопский ковчег в прошлом и чем он является сейчас? Можем ли мы ответить на этот вопрос? Я верю, что можем, причем без излишней гипотетичности и принятия на веру непроверенных фактов. Та картина, к которой мы в результате подошли, несмотря на всю сложность и запутанность доказательств, оказалась достаточно ясной, хотя и не следует забывать о том, что в любой момент в какой-нибудь неизвестной церкви или островном монастыре может появиться документ, который все прояснит. Или еще больше запутает. Здесь я приведу несколько гипотез, отвечающих на вопросы, как и почему родилась версия хранения ковчега Завета в Аксуме и что же сейчас лежит в часовне Скрижалей Моисея церкви Марии Сионской. Возможно, только хранитель ковчега скажет вам больше.
ЦАРСКАЯ ПРОПАГАНДА
Пропагандистская машина Эфиопии оказалась чрезвычайно эффективной, причем в долгосрочной перспективе. Как и во многих других местах, где грамотность не является всеобщей, здесь печатному слову придают огромное значение. Оно может быть произведено в громадных количествах и расценено как материальный источник, когда это необходимо. Старая книга, говорящая о еще более древних корнях, экзотических местах и языках, написанная уважаемыми авторами, получит всемерное доверие и поддержку. Поэтому окончательная версия царского мифа Эфиопии, нашедшая свое отражение в "Славе Царей", получила практически библейский статус среди христиан этой страны. Она не только читается и тиражируется, но в нее верят и ее почитают. Последнему прибавленному слову верят так же, как и первому, а целое рассматривается как неизменный подлинный документ, несмотря на всем известные постоянные обновления.
Книга, которой понадобилось несколько веков на завершение, — живое доказательство того, как династия Соломонидов, вместе с церковью, создала политически-религиозный манифест, остававшийся в основе государственной идеологии до 1974 года. Ее основные положения стали главной частью конституции середины XX века. Но в конечном счете этой укорененной в веках политике понадобилось для выживания нечто большее, чем миф, и все разрушилось вместе с революцией.
Хотя политическая составляющая ушла в прошлое, религиозный компонент остался более или менее нетронутым. Конечно, нельзя сказать, что эфиопская православная церковь не пострадала после 1974 года. Она до сих пор переживает потерю своего статуса и огромных земельных владений, но зато до сих пор цепко держит сердца и души эфиопских людей, особенно в сельской местности. Во время революции многие отреклись от церкви. Она казалась живым ископаемым, рукой разлагающейся империи, ее иерархи, а практически необразованные священники оказались не способными к восприятию новых веяний. Но ужасы последовавшего режима не смогли предложить какой-либо идеологической альтернативы, когда бойня сменилась массовыми депортациями и голодом. В бедняках Эфиопии, которым социалистическое правительство казалось проблеском надежды, дорога от плохого к худшему убила последние ростки ожиданий. При таких обстоятельствах древняя религия для многих эфиопов осталась единственным источником успокоения и хранительницей национальной (в смысле христианско-эфиопской) культуры.
Уважение к церкви очень глубоко укоренено, и его трудно поколебать. Я помню, как в революционные годы на улицах Аддис-Абебы солдаты носили красную звезду на головных уборах, но всегда их снимали, когда по улицам проносили табот. Женщины, одетые в белое, падали ниц перед штаб-квартирой Коммунистической партии, за эфемерным разглядев вечное, церковь Святой Троицы. Возможно, сейчас в городах растет религиозное безразличие (но не в Аксуме). Протестантская и евангелическая церкви стремительно расширяют свое влияние. Но для сельских жителей традиционная вера остается неотъемлемой частью их жизни. Если спросить в Аксуме: "Почему Менгисту не пришел сюда и не взял ковчег, чтобы посмотреть, что же это такое?", стандартным ответом будет: "Он бы не осмелился, восстал бы весь Тигре". В конечном счете Тигре все-таки восстал, но из-за чистой ненависти к режиму, который и был уничтожен.
Шаг за шагом так называемые Соломониды и их священники создавали идеологическую базу, в которую верит большинство населения до сих пор. Сейчас эта страна без императора, и часть мифа, если не дискредитирована, то отложена (растафарианство является новым проявлением этой старой истории). Но первоначально два этих аспекта шли рука об руку: Бог и царь царей, церковь и государство, Эфиопия, Израиль и весь остальной мир.
Эфиопский правительственно-религиозный миф не появился сразу в законченной форме. Как многие подобные явления, он развивался, пытаясь приспособиться к новым веяниям. Не принимая во внимание эру христианского Аксума, о которой мы знаем мало, первой ласточкой подобных нововведений были ветхозаветные традиции. К 1080 году этот аспект стал сильно беспокоить египетского митрополита Севера, и он отправил письмо царю. Век спустя мы имеем свидетельство о претензии царей Загве на происхождение от Израиля. Абу Салих писал, что они считают своими предками Моисея и Аарона, и если мы можем верить биографии царя Лалибелы, написанной в XV веке, то уже при его правлении в государственную идеологию проник новый элемент — связь с Израилем.
Это могло повлиять и на религиозный ритуал. Как нам уже известно, в то время использовался так называемый кубический табот в виде переносного ларца, а духовный титул, частью которого стал термин "Сион", может говорить нам о возможном официальном признании статуса табота как воплощения "ковчега" уже при Лалибеле, хотя точных данных у нас нет.
После достаточно неуверенного начала правления первого царя Загве, который хотел сместить престарелого митрополита Михаила, так как тот не принял узурпации власти, церковь и государство сосуществовали вполне мирно и плодотворно. Три царя Загве стали святыми, существуют свидетельсгва, что патриарх Александрийский переписывался с Лалибелой по вопросу наказания заблуждающегося церковного иерарха.
Следующая фаза создания мифа должна была соответствовать изменившимся обстоятельствам. Династия святых, построивших Новый Иерусалим в Ласте, пала. Пришельцы захватили власть. Есть указания на то, что произошло это не без поддержки монастырей. Как говорят, Йекуно Амлака благословил на правление настоятель Хайка Иясус Моа, а позже святой Такла Хайманот.
Произошло жестокое противостояние между Ластой и семитизированной Амхарой, причем Север поддерживала египетская церковь, а Юг — эфиопские монастыри. Тигре, скорее всего, стоял на своей стороне, готовый стать независимым. Легенды говорят, что союз между монастырями и претендентом на трон вылился в дарование одной трети земельных владений нового государства церкви, своеобразный эфиопский эквивалент Дара Константина. Если подобный альянс и имел место, то исключительно с местным духовенством. Египетский патриархат рассматривал новых царей как захватчиков, узурпаторов престола Загве, с которым он столь плодотворно сотрудничал на протяжении многих лет. Это неприятие было столь глубоким, что еще во время правления второго царя новой династии в стране были сирийские митрополиты, в нарушение канона между Эфиопией и Александрией.
Со сменой власти создателям мифа пришлось кооперироваться с новыми представителями. Мы не знаем, каковы были их первые шаги. Новая династия ценила израильско-иерусалимские связи и решила не терять наработанное. Можно сказать больше, она превратила их в замковый камень своего идеологического здания. Это подтверждается уже в самом начале правления амхарских принцев именем Йигба Сион, которое Йекуно Амлак дал своему сыну, принявшему впоследствии царское имя Соломон, и перепиской с эфиопскими монахами, пребывающими в Иерусалиме. Но наследники Загве отвергли их претензии на происхождение от Моисея и Аарона. Нужно было что-то новое и, по возможности, превосходящее.
Кем бы ни были реальные предки Йекуно Амлака, с укреплением власти новой династии было не сложно оставить этот вопрос на более далекую перспективу. Из "Истории патриархов" мы знаем, что узурпатор правил в Эфиопии в 1152 году, незадолго до традиционной даты выдвижения Загве, 1137 года. Таким образом, династические претензии Йекуно Амлака могли брать начало от фамилии, правившей за 130 лет до Загве.
В царской мифологии появились мистические элементы. Создатели мифов заинтересовались вопросом места Эфиопии в библейском мире. Если припомнить все упоминания "Эфиопии (Куша)" в Библии, на самом деле подразумевающие государство царицы Судана, то поле для спекуляций было просто огромное. Особенно популярным стал стих "Правитель изойдет из Египта, Эфиопия протянет длани свои к Господу", говорящий об особом месте Эфиопии в божественном замысле. Подобные фразы пронизывают многие эфиопские манускрипты и варианты КН. Большинство эфиопских христиан сегодня относят их к современной высокогорной Эфиопии, а не к презренной территории, всегда почитавшей языческих богов, как местных, так и египетских, которая сейчас отошла к мусульманскому Судану.