В письме 54, Августин, отвечая на вопросы мирянина Януария, касающиеся различных сторон церковной жизни и, в частности, относительно отличающихся обычаев и установлений отдельных церквей, говорит, что Сам Господь установил таинства; однако Он не желал возлагать на нас тяжкого бремени, «поэтому очень немногими таинствами, легко соблюдаемыми, однако весьма важными, Он скрепил союз нового народа. Они суть — Крещение, совершаемое во имя Святой Троицы, Причащение Его Тела и Крови, а также и любое другое, о котором передается в канонических писаниях, исключая те, которые отягчали рабством древний народ сообразно их сердцу и пророческому времени, о которых и говорится в пяти книгах Моисея» (Ep. 54. 1)[440]. Таким образом, Августин указывает на то, что основанием таинств является Священное Писание («канонические писания», в его терминологии), и что собственно церковных таинств — немного.
Далее в этом письме он излагает некоторые, на первый взгляд, противоречивые вещи, а именно то, что существует и иные установления которые, по его словам, соблюдаются во всем мире (toto terrarum orbe seruantur), но основанием своим имеют не Писания, а покоятся на традиции, идущей либо от самих апостолов, либо от «полных Соборов» (plenariis conciliis), имеющих большой авториет в Церкви. Он перечисляет эти установления (или, скорее, догматы веры): «Страдание и Воскресение Господа, Вознесение на небо, Сошествие Св. Духа, ежегодно торжественно празднуемые, и иное подобное, что соблюдается всей Церковью, куда бы она ни достигала» (Ep. 54. 1)[441]. Почему же Августин пишет, что Церковь содержит это не из Писания, а из Предания (quae non scripta sed tradita custodimus)? Очевидно, правильным понимание будет то, что хотя перечисленные события и содержатся в Новом Завете, однако празднование их в качестве праздников идет от апостолов и Соборов, что и сохраняется в традиции, в Предании. Обращает на себя внимание также то, что хотя Августин выше и говорит лишь о двух таинствах, однако упоминает и другие установления, имеющие своим основание Священное Писание. Важным критерием принятия и того и другого — и установлений, и, разумеется, таинств в узком смысле слова, является традиция, то есть Предание Церкви. В «Пересмотрах» Августин, вновь возвращается к этому письму, делая важное, в нашем контексте, уточнение, а именно то, что он не упомянул всех таинств, но лишь те, которые вытекали из вопросов Януария (Retr. 2. 20). Е. Катроун (E. Cutrone) в статье, посвященной таинствам у Августина, указывает, что «другие таинства» — это Миропомазание, Покаяние, Священство и Брак[442]. Однако можно ли полностью исключать из этого списка практику, связанную с Елеосвящением? Это нам представляется неоправданным, учитывая то, сколь многозначен термин sacramentum у Августина.
Важным к контексте нашего рассуждения представляется указание Августина в этом же 55-м письме на те вещества, которые употребляются при отправлении Таинств, а именно, воду, пшеницу, вино и масло (Ep. 55. 13). Е. Катроун полагает, что эти вещества также могут относиться лишь к двум упомянутым таинствам[443]. Однако можно предположить то, что, указав на масло, Августин мог иметь в виду и таинство Елеосвящения, либо практику, с ним связанную.
В письме 55 к тому же Януарию Августин, продолжая отвечать на вопросы о церковных установлениях, выражает печаль по тому поводу, что некоторые христиане вводят новые обычаи и ритуалы; например, осуждают того, кто касается босой ногой земли за восемь дней до Крещения, причем более, нежели пьяницу. Августин в связи с этим пишет, что такое и подобные этому нововведения, «не поддерживаемые авторитетом Священных Писаний, не обретаемые в определениях епископских Соборов, не подкрепляемые обычаем Вселенской Церкви», должны быть отсечены (Ep. 55. 35)[444]. Лишний раз удостоверяемся в том, сколь важны были для Августина Писание и Предание, которые всегда выступают у него критерием правильно устроенной церковной жизни.
В письме 111 к Викториану пресвитеру, выражавшему в обращении к Августину скорбь по поводу насилия, которому подвергались христианки, будучи похищаемы варварами, Августин передает недавнюю историю девушки, посвященной Богу, племянницы епископа города Милева в Нумидии, которая была уведена в плен. Как только она появилась в доме варваров, молодые люди в этом доме (трое братьев) тотчас же заболели тяжелой и непонятной болезнью, которая грозила свести их в могилу. Мать их, видя, что перед ней девушка-христианка, обратилась к ней с просьбой помолиться об их выздоровлении, обещая, по благоприятном исходе, отпустить ее к родителям. «Она постилась и молилась, — читаем мы, — и тотчас была услышана. Все это было сделано для научения. Так что те, восприняв здравие по внезапному благодеянию Божию, удивляясь и почитая ее, выполнили то, что обещала их мать» (Ep. 111. 7)[445]. Конечно, ниоткуда не видно, чтобы болящие крестились, а потом были исцелены. Нет указаний и на елей. Однако и в Евангелиях мы читаем об изгнании бесов, надо думать, из язычников, прежде исцеления их: «Даде им власть на дусех нечистых, яко да изгонят их, и целити всяк недуг, и всяку болезнь» (Мф 10. 1); «И бесы многи изгоняху: и мазаху маслом многи недужныя, и изцелеваху» (Мк 6. 13). Таким образом, молитва веры девушки-христианки (Иак 5. 15) исцеляет язычников, и Господь восставляет их от одра болезни.
Косвенным указанием на таинство Елеосвящения может рассматриваться то место в письме 153 к Македонию, викарию Африки, в котором Августин говорит об обязанности христиан молиться друг за друга; причем, он прямо ссылается на Иак 5. 16: «Так делают пред Богом праведные за грешников, к этому же призываются взаимно и сами грешники, ибо написано: “Признавайтесь друг пред другом в проступках и молитесь друг за друга”» (Ep. 153. 10)[446]. Имея в виду, что в Иак 5, 14 самая тесная связь устанавливается между молитвой за болящего и помазанием елеем, можно думать, что такая практика была знакома Августину.
Мы рассмотерели те немногие свидетельства в письмах блж. Августина, которые можно интерпретировать как указания на таинство Елеосвящения. Тем не менее, остается вопрос: почему у Августина в письмах нет прямых указаний на интересующие нас места Священного Писания? Ответ, на наш взгляд, заключается в том, что его переписка, в основном, мотивировалась борьбой с ересями. Елеосвящение и практика, с ним связанная, были в стороне от самых горячих тем, поэтому блаженный отец не считал нужным специально останавливаться на том, что не вызывало спора.
Священник Александр Классен (ТомДС). К истории последования таинства Елеосвящения на Руси в XI–XVI веках
Сведения о первоначальном составе таинства Елеосвящения мы имеем в послании апостола Иакова: «Болен ли кто из вас, пусть призовет пресвитеров Церкви, и пусть помолятся над ним, помазав его елеем во имя Господне. И молитва веры исцелит болящего, и восставит его Господь; и если он соделал грехи, простятся ему» (Иак 5. 14-15). Итак, таинство, по заповеди апостола, должно состоять из молитвы и помазания елеем. Совершать его могут пресвитеры, количество которых не оговаривается. К сожалению это все сведения, которые мы имеем о елеосвящении на тот период. Далее в течение семи столетий церковные источники молчат об этом. Есть скудные указания на это таинство у некоторых церковных писателей, таких как сщмч. Ириней Лионский, Ориген. Причем из творений сщмч. Иринея о наличии таинства Елеосвящения у христиан можно узнать лишь по косвенным данным, через описываемые им гностические таинства[447]. Только с VIII в. появляются памятники, излагающие состав последования и освещающие историю развития его обрядовой стороны[448].
На Руси первые сведения о таинстве относятся к XI в. Указание на таинство есть в житии прп. Феодосия Печерского. Когда к преподобному приходили больные, он отсылал их к пресвитеру Дамиану, а тот мазал больных маслом и читал над ними молитвы, исцеляя их. Источники XII и XIII вв. не содержат сведений о таинстве Елеосвящения. Н. Одинцов пишет, что есть только указания на совершение таинства в русских летописях того времени[449]. Тринадцатый век, как известно, был временем общественных бедствий на Руси, связанных с завоеваниями монголо-татар, и летописцы мало сообщали о богослужении.
Четырнадцатый век весьма сильно отличается от предыдущего времени по богатству сведений о богослужении. Что касается таинства Елеосвящения, описываемый век особенно интересен тем, что последование этого таинства имеет много особенностей по сравнению с современной практикой его совершения. В первую очередь надо сказать, что с XIV в. сохранилось четыре списка последования таинства Елеосвящения. Два из них очень близки друг к другу но сильно отличаются от нынешнего последования соборования. В начале этих списков есть надписание: «По уставу Иерусалимскому». Другие два списка короче по содержанию и ближе к нынешнему чину Елеосвящения[450].
