— Я уже об этом договорилась с Витей Орловым и Петей Фоминым, и все хористы предупреждены, — сказала она.
Вечером, после собрания, молодежь прошла вперед на те места, которые занимали хористы, и, призвав имя Господне, Валя Алексеева начала свою беседу о посещении.
— Друзья, — сказала она, — в настоящее время мы не имеем юношеского кружка, как в прошлом; ведь когда-то долгие годы при Самарской общине самоотверженно работал юношеский кружок, в который входила вся верующая молодежь. Он нес определенное служение, каждому было поручено дело. Были те, которые занимались только музыкой, другие — пением, третьи — чтением стихов. Одна группа называлась корреспондентской — она от лица кружка молодежи вела переписку с верующей молодежью других городов; другая — группа книжного шкафа — распространяла Евангелия; третьей была группа посещения больных — это наши юноши и девушки, которые посвящали себя всецело благородному делу помогать тем, кто не может быть на собрании.
— Валя, ты забыла упомянуть группу редакции газеты «Светильник».
— Да, забыла, да я не собираюсь рассказывать о работе нашей молодежи в прошлом. Кто хочет, может познакомиться с имеющимися у нас стенными газетами «Светильник», отчетами, протоколами заседаний. Сегодня, как договорились, я буду говорить только о посещении. Так вот, друзья, сейчас, конечно, у нас нет никакого кружка — это запрещено властью, нет никаких групп, но как в одном теле много членов и каждый выполняет функцию свою, так и каждый из нас должен иметь определенный труд для Господа. Посещать больных — это дело всех без исключения: и пресвитера, и не давно обращенного. Сам Господь побуждает сердце проявить любовь к заболевшему, будь он верующий или неверующий. Раньше, когда была полная свобода, после революции, верующие открыто посещали всех страдающих — ходили по больницам, бывали в тюрьме и там пели и проповедовали Христа. Теперь, слава Богу, мы можем посетить всегда любого заболевшего. И я хочу сказать о том, как нужно это делать.
Больной быстро утомляется, ему нужен покой. Кроме того, иногда он нуждается в уходе только своих близких. А Миша сегодня так затянул проповедь, даже у меня внутри все переворачивалось, видя, как сестре не по себе. Нам надо было выйти поскорее из комнаты, дать ей передышку, а мы сидели. Нужно быть чутким и очень внимательным к состоянию больного. Но все-таки хочется похвалить тебя за то, что ты говорил о радостном, вечном, небесном.
— Друзья, избави Бог, если кто придет к больному и начнет рассказывать ему неприятные новости, расстраивать его — этим мы можем оказать только медвежью услугу. Больному прежде всего нужно принести радостное; светлое, чтобы он приободрился, тогда и настроение станет лучше, и аппетит появится, поправляться начнет. Хорошо, конечно, больному принести чего-нибудь, вот как в этот раз поступила Клава Полтораднева. Больным, которых мы посетили, она принесла по букетику цветов. Но не только это. Нужно везде, где мы бываем, внимательно смотреть, чем мы могли бы практически помочь данной семье. Признаюсь вам, есть у нас одна сестра, она всегда смотрит по сторонам, расспрашивает родных, что нужно сделать или купить, а после посещения просит помочь других или сама делает, что может. Так и нам нужно поступать. Может быть, кому-то надо вымыть полы, постирать белье; старым сестрам, которые сами не могут, — напилить дров. Везде и всегда мы должны радовать не только словом, пением и молитвой, но и делом, практическим, добрым делом. Ведь наш Спаситель Христос не только жалел больных и разговаривал с ним, но Он реально помогал им.
Молодежь внимательно слушала рассуждения Вали о труде посещения. Вопросов не было. В заключение Витя Орлов сказал, что хорошо бы было, если бы у нас было больше сестер и братьев, посвятивших себя делу посещения больных, молившихся об этом и побуждавших других к этому служению. Преклонили колени. В кратких, но горячих молитвах некоторые со слезами просили у Господа любви и мудрости для посещения больных и престарелых. К Леве подошел Петя Фомин:
— Ну и нехорошо ты, брат, сделал сегодня: отказался там кушать. Ведь когда приглашают за стол, нужно обязательно сесть и, если ты даже сыт, немножко, для приличия, покушать, порадовать радушных хозяев. А то о тебе слух пошел, что ты, сын фельдшера и не стал кушать только потому, что брезгуешь есть там, где больные.
Лева страшно покраснел, сказал, что он совсем не брезговал. И с тех пор в этом отношении он изменился, понимая, что везде нужно на любовь отвечать любовью и принимать то, чем угощают от сердца. Да и по себе он знал, как тяжело, когда мама приглашала, а некоторые друзья, приходившие к нему, «ломались» и никак не хотели садиться за стол.
«Помните узников, как бы и вы с ними были в узах, и страждущих как и сами находитесь в теле».
Евр. 13:3
Осенние ночи обычно темные, холодные, дождливые. Ушли теплые, ясные, летние дни; ушли безвозвратно. Грязь, глубокая, черноземная, липкая. В то время в Самаре только центральные улицы были мощены булыжником. С утра немного подморозило и выпал первый снег. После школы Леве захотелось больше подышать свежим воздухом, и он направился на огород. Дверь была заперта, и он перелез через забор. Голые, мокрые от дождя деревья неподвижно стояли, приготовившись к зимней спячке. Ближе к выходу — три большие яблони сорта «Буровинка», В этом году столько они яблок дали, а теперь Лева смотрит — и не видно ни одного. Прошла пора, и все плоды собраны.
Слева растет большое, развесистое дерево, даже не похожее на яблоню — это бархатный анис, а потом — «Хорошавка», «Царский шип», далее «Серый анис», а за ними до конца огорода тянутся заросли вишни, среди них попадаются дикие яблони, плодами которых в детстве Лева сражался со своими друзьями.
Он прошел в глубь огорода, где росли два высоких осокоря (всего из было четыре, но два уже были спилены на дрова в прошлые годы). Лева направился к колодцу, который почти закрывала ветвями развесистая яблоня «Скрут», дающая крупные, твердые плоды. Он подошел к полуразрушенному колодцу. Колодец был неглубок, и Лева нередко спускался в него за лягушками, которые нужны были его двоюродным сестрам Вере и Леле, учившимся в фельдшерской школе. Вдруг его внимание привлекли два деревянных ящика для ловли синичек. Это соседские ребята установили их. Лева подошел к одному из них, там сидела пойманная синичка. Она прилетела за семенами подсолнечника, лежащими в ящике, и крышка захлопнулась. Леве стало жалко птичку, она с таким беспокойством посматривала на него; как ужасна неволя — подумал он и вспомнил, что когда-то он и сам ловил синиц и дедушка Иван Семенович, старый известный молоканин, остановил его, посадил около себя и пояснил ему, как нехорошо ловить птиц. Лева приоткрыл крышку. Бедная птичка, безобидная, красивая заметалась в страхе. Он открыл крышку шире, и она вылетела, села на вершину яблони, перепрыгнула весело на другой сук и куда-то улетела. Смотря вверх на синичку, Лева заметил одиноко висевшее яблоко. Он сорвал его, яблоко оказалось подмороженным, но изумительно сладкий.
Однажды глухой ночью Леву разбудил настойчивый стук в дверь их дома. Отец пошел открывать. Вошло несколько военных и гражданские. Это были работники О ГПУ. Они предъявили ордер на обыск и на арест Сергея Павловича. Тщательно искали везде. Просматривали письма, книги, но ничего не взяли, кроме некоторых писем. Курить в помещении отец им не разрешил, и они по очереди выходили наружу. Когда обыск закончился, отец собрал вещи, пару чистого белья и, успокаивая жену и детей, сказал им, что это какое-то недоразумение, что за ним ничего плохого нет и, несомненно, его скоро освободят. Преклонив колени, вся семья горячо молилась Господу, чтобы Всемогущий Бог любви и милосердия защитил и заступился за них. Работники ОГПУ не мешали молиться. Утирала слезы, жена арестованного, плакали дети. Лева не плакал, он с недоумением думал о случившемся. Он знал своего отца, который посвятил всю свою жизнь служению народу, как фельдшер, работавший день и ночь в тифозные и голодные годы и ныне отдававший все время своей работе, чтобы кормить большую семью (мять не работала, обшивала и кормила пятерых детей).
— За что? Почему?
Лева твердо знал, что отец не мог ничего украсть или сделать кому-нибудь зло. Говорят, что верующих обвиняют в подрыве власти. Но отец?! За всю свою жизнь Лева никогда не слышал хоть какого-нибудь порицания советской власти из уст отца; наоборот, он знал, что отец — активный работник профсоюза. В чем же дело?
На следующий день выяснилось, что арестованы еще некоторые братья и среди них Петр Иванович Чекмарев — известный инженер Губсоюза, дядя Левы. Пресвитера Кливера и некоторых руководящих братьев общины и Волго-Камского союза не тронули. Собрания проходили по-прежнему. Все недоумевали, почему арестованы братья? Никто не знал за ними ничего плохого. Высказывались предположения, что это только начало всеобщих страданий, что воинствующие безбожники, видя свое бессилие в идеологической борьбе, постараются убрать всех наиболее влиятельных в религиозном отношении лиц, всячески опорочить и очернить их перед народом. На собраниях открыто молились о заключенных. Все возмущались арестом и прилежно взывали к Богу о помощи.
