— Ты думаешь, я не знаю, что существует только один Бог? Именно Господь дает Давиду победу во всем! Ты оставишь этого идола там, где он стоит, как память о битве, в которой я участвовал рядом со своим царем и в которой помог ему победить!
Устыдившись своего столь горячего выступления, Вирсавия замолчала и больше не произнесла ни слова.
Филистимляне собрали новую армию, и Урия снова был призван на войну. Угроза набегов филистимлян была подобна незаживающей язве. Господь снова даровал Давиду победу, и филистимляне были разбиты от Гаваи до Гезера. Однако Вирсавия знала, что войне не будет конца. Мужчины, кажется, очень любили воевать. А Урия больше всех.
На этот раз, вернувшись с поля боя, Урия не пришел домой. Мать Вирсавии сказала ей, что Урия вместе с Давидом пошел в Ваал Иудин, чтобы перенести оттуда в Иерусалим Божий ковчег. Когда весть об их возвращении облетела весь стан, все женщины, в том числе и Вирсавия, вышли им навстречу и плакали от радости. Но при виде воинов радость женщин быстро угасла — они возвращались без ковчега. Давид ехал на своем муле, ни на кого не смотря. Его лицо, покрытое пылью, было сурово. Увидев Урию, Вирсавия зашагала по дороге рядом с ним. Над воинами витал дух поражения. Давид приказал своим людям разойтись и сам пошел домой, к своим женам.
Урия подошел к Вирсавии. Она никогда не видела его таким утомленным. Сняв с лица покрывало, Вирсавия заглянула мужу в глаза.
— Что случилось, Урия?
— Давид побоялся принести ковчег в Иерусалим.
— Давид никогда ничего не боялся.
Урия стиснул зубы. Он взял жену за руку и направился к дому.
— Он боится Бога, как и все мы. Оза, сын священника, умер. Он положил руку на ковчег, когда волы, перевозившие его, споткнулись, и Господь тут же поразил Озу. Я никогда не видел такой быстрой смерти, — Урия отпустил руку Вирсавии. — Он упал, как подкошенный, словно это молния поразила его.
— А где сейчас ковчег?
— В доме Аведдара, гефянина, он будет стоять там до тех пор, пока Господь не даст Давиду другое повеление.
Когда Урия вернулся, в их доме снова стало шумно. К нему часто приходили воины. Иногда они засиживались допоздна. Мужчины не могли заниматься ничем другим, кроме как обсуждать, как Бог благословляет дом Аведдара. Три месяца Давид слушал эти разговоры и в конце концов призвал своих храбрых мужей, чтобы идти за ковчегом. Среди них был и Урия.
* * *
Издалека донеслись звук трубы и крики, возвещавшие о возвращении Давида и его людей. Женщины высыпали на улицу и побежали встречать процессию. Ликующая Вирсавия вместе со всеми спускалась по горной тропинке. Солнце освещало ковчег, и Вирсавия испытывала трепет при виде его. Через каждые шесть шагов мужчины, несшие ковчег, останавливались и ждали, пока Давид принесет в жертву откормленного тельца и овна. Звучали трубы. Давид плясал от радости. Мужчины, женщины и дети плакали и пели. Сняв верхние одежды, Давид шел в одной тунике впереди процессии. Народ смотрел на его ревность о Господе и разделял его радость. Мужчины воспевали одну за другой песни хвалы Господу, а женщины плясали вместе с Давидом.
Тяжелые времена, наконец, прошли. Бог защищал Давида и во всем благословлял его! Народы не могли устоять против Давида, потому что на его стороне был Сам Господь Бог! Господь укрепил Давида и собрал вокруг него армию храбрых и сильных мужей, а теперь и ковчег завета будет стоять на горе, где когда-то Авраам был готов принести в жертву Богу своего единственного сына Исаака!
Сердце Вирсавии пело от радости. Она не могла спокойно стоять и смотреть. Если бы она не восклицала хвалу Богу и не плясала, то, наверное, сошла бы с ума. Плача и смеясь, она сдернула покрывало, подбросила его высоко над головой и, охваченная восторгом, закружилась.
* * *
Однако у ворот города затаился более сильный враг, чем тот, что окружил Израиль. Впереди было великое сражение, от которого зависела судьба народа. Но сражение это произойдет не в горах, не в долинах и не на равнинах Израиля, оно случится в пустыне человеческого сердца.
— Что сделал Аннон?
Давид наклонился вперед, он был не в состоянии поверить новости, которую ему принесли. Он послал своих подданных оказать почтение Аннону, потому что его отец, царь Наас, позволил родителям Давида жить среди аммонитян в годы, когда Саул преследовал Давида. Он намеревался дать понять Аннону, сыну Наасову, что не собирается вторгаться в его земли. И вот теперь Давид узнает, что его посланники оскорблены. Хуже того, они опозорены!
Молодой вестник, потный и грязный подошел ближе к Давиду и смущенным шепотом повторил свое сообщение.
— Царь Аннон обвинил твоих слуг в том, что они пришли осмотреть город, чтобы ты смог напасть на него, господин мой, Царь! — он скривился, как от скрежещущего звука. — Он каждому сбрил полбороды и обрезал одежды до чресл. Весь его двор смеялся, а потом он приказал твоим слугам покинуть дворец!
Давид вскочил на ноги. Вокруг его престола небольшими группками стояли его люди, на какое-то мгновение воцарилась тишина, но тут же зал снова загудел: все перешептывались, задавая друг другу вопросы и делясь своими догадками.
Иоав, прищурившись, наблюдал за Давидом и посланником, в то время как Ахитофел и Елиам отделились от своей группы и Широким шагом пересекли зал.
— Тихо! — голос Ахитофела перекрыл гул. — Царь говорит!
Давид не хотел показывать свой гнев. Ему следовало поговорить с посланником наедине. Тогда он мог бы узнать все подробности и спокойно решить, как поступить, прежде чем его люди услышали бы о случившемся. Иоав стоял с суровым выражением лица. Давид знал, что он готов воевать, он жаждал боя. Оглядывая своих приближенных, Давид увидел, что все они тоже рвались в бой. Часто он приходил в отчаяние оттого, что его окружали такие горячие и воинственные люди. Однако какое он имел право роптать на Бога, когда его самого обуяла жажда мести?
Безумец! Неужели Аннон думает, что может безнаказанно оскорблять Израиль? Неужели он считает, что это происшествие не повлечет за собой никаких последствий? Давид не будет смотреть сквозь пальцы на такое обращение с его людьми. Он не мог позволить себе закрыть глаза на поступок Аннона и рисковать уважением своих приближенных. Более того, соседние народы услышат о проявленной Давидом терпимости и посчитают это слабостью. Если Давид сейчас же не начнет действовать, то аммонитяне решат, что Израиль находится в таком состоянии, когда на него можно напасть. Давид не будет спрашивать совета у Ахитофела. Он знает, что должен сделать: преподать этому самонадеянному аммонитскому царю такой урок, чтобы впредь никто не осмелился оскорблять Израиль или нападать на него.
Они узнают, что есть Бог в Израиле!
Давид только что поразил филистимлян, разбил моавитян, сокрушил сирийцев с их царем Адраазаром, он поставил свои войска в Идумее для контроля над землями. И теперь Аннон сам подливал масла в огонь. Аннон сгорит в пламени, которое сам же и раздул!
О, Господи, сколько я должен воевать? Сколько раз мне еще поднимать свой меч перед народами, дабы они узнали, что есть Бог в Израиле? Я хочу мира! Я хочу писать псалмы, петь хвалу Тебе, мой Господь и Царь, а не вести этих воинственных людей снова в бой. Их слишком много, чтобы мне управлять ими. Я устал. Когда я отдохну?
— Давид, — тихо позвал его Ахитофел.
Стиснув зубы, Давид закрыл глаза, стараясь совладать со своим гневом и отчаяньем. Он знал, чего хотели его люди: войны. Как они любили воевать! Какое наслаждение они находили в пролитии крови! Иоав и Авесса были такие же строптивые, как дикие ослы, и так же не любили мир, как те — уздечку. И многие из храбрых людей Давида, как Иоав и Авесса, были склонны к насилию. Мирные занятия не доставляли им удовольствия, они рвались в бой, где могли бы дать волю своим страстям. Они искали любой повод к войне, и вот Аннон как раз давал им такой повод.
О, Господи, как я тоскую по дням своей юности!
Давиду хотелось плакать при воспоминании о том, каким свободным он был, когда пас отцовские стада. В те дни он часами размышлял о законе и заповедях Божьих. Днем он бродил по пастбищам, а ночью созерцал звезды, находя Бога во всем, что его окружало. Никто не нарушал течение его мыслей. Никто не отвлекал его от хвалы Богу. Час за часом Давид наслаждался общением с Господом и во всем, что окружало его, ощущал Божье присутствие.
Теперь же, обремененный тяжелыми заботами, он должен был прилагать все усилия, чтобы найти время для уединения. Давид всем сердцем стремился писать псалмы для славословия Господу и петь их, играя на арфе. Он тосковал по тем дням, когда был простым пастухом отцовского стада, ответственным только за то, чтобы найти пищу и воду для овец и защитить их от хищных зверей. А теперь он сам был окружен «хищными» и воинственными людьми!
