237
Из-за того что Иуда, как и Иисус, которому он предан, становится патриотом на этом этапе своей «карьеры», иудейские первосвященники и Каиафа не перестают выступать в роли подлых убийц Христа.
О таких деятелях, как американский лектор Телемах Томас Тимаенис (1853—1918 гг.), предложивший переселить евреев в Нью-Мехико, или шотландский писатель-романист Эрик Линклатер (1899-1974 гг.), упоминает Паффенрот (См.: Pafienroth).
Коэн включает иллюстрацию из «La libre parole» (10 ноября 1894 г.) с подписью «A propos de Judas Dreyfus» (Kohen, 139); Маккоби анализирует «Во времена Иуды» («In the Time of Judas») и «The Spectacle of Judas» (Maccoby, 120).
Штраус не считает, что Иудой двигала жадность, а, анализируя противоречивые евангельские свидетельства о смерти Иуды, приходит к выводу: «об Иуде нам наверняка известно только то, что смерть его была ужасной и безвременной» (668). Отвергая алчность как мотив, Ренан считает, что поношение и «проклятия, обрушенные на Иуду, несколько не справедливы. Его поступок был скорее необдуманным, чем греховным» (Renan, 194).
Термин «альтернативная история» подразумевает признание историчности евангельских повествований. Я называю этим термином те версии Драмы Страстей, что основаны на Новозаветных преданиях, но противоречат свидетельствам Марка, Матфея, Луки и Иоанна или дополняют их новыми сведениями, не утверждая при этом бесспорность фактической достоверности Евангелий. Исследования в этом «транснациональном» направлении выявляют различные формальные характеристики, служащие мне фоном для обозначения контуров эволюционного пути Иуды, который никогда не был прямолинейным и соблюсти хронологический принцип при описании которого невозможно.
Согласно Толковой Библии, под упоминаемым Иоанном (14:22) Иудой (не Искариотом), возможно, имеется в виду Иуда Фаддей.
С «Иудой» перекликается и другая эпиграмма Свифта — «На ирландских епископов», в которой он восклицает: «Вот бы мы повеселились, кабы клириков-расстриг,/Разорвало, как Иуду, на куски в единый миг?» (Swift 11. 39—40).
Враждебность Лэма, возможно, была вызвана пересмотром Макинтошем своего отношения к Французской революции, которую он прежде поддерживал, либо слухами о его выгодном назначении в Индии, а возможно, и непримиримой враждой между Макинтошем и Кольриджем.
В другом сочинении XVIII в. об Иуде Джон Бонар пытается доказать, что «этот отступник Иуда, не опроверг христианское учение, а, наоборот, только утвердил его» (Вопаг, 4). По мнению Бонара, Иуда, «человек разумный и способный», «был твердо убежден, что Иисус был невиновным и истинным Мессией» (36—37). Более того, «Был Иисус Мессией или нет, но Он — единственный, кого предает человек, выдававший себя за Его друга: ничто не может сравниться с этим, и любого это могло бы вывести из себя, и каждому ведомо, какому позору предаются, притом заслуженно, такие изменники. — Однако Иисус, будучи выше всех искушений, встречает это ужасное вероломство с героической стойкостью и силой духа» (37).
Об истории создания этой картины читайте также у М. Холландер и Шварца.
Эти строки из поэмы XIV в. «Странник мира» в переводе Бонни Эрвин цитирует в своей книге Паттерсон (Patterson, 415).
2-й вариант в переводе Н. Гумилева: «Тот молится, кто любит все — /Создание и тварь,/3атем, что любящий их Бог/Над этой тварью царь»/. — Примеч. пер.
Кейн также обсуждает «Вечного жида» Бьюкенена (Buchanan, The Wandering Jew) применительно к Иуде, который объясняет, почему он умер: «я знал, что Человек, убитый мной, не был Мессией» (с. 151). Подобное предположение о причине самоубийства Иуды, развиваемое современными авторами, я анализирую в последней главе этой книги.
Стремясь стать столь же совершенным, как его Учитель, Иуда Мура слышит «Замечательные слова, нет, даже новые притчи/Достойные Иисуса, которые рождаются в его мыслях» (20). Иуда действительно соглашается показать путь к Иисусу в Гефсиманском саду, но только потому, что он по ошибке надеется спасти Иисуса (49). В саду не он целует Иисуса, а наоборот. Двенадцатый апостол объясняет: «Бог указывает путь,/Его час наступил, наконец! Я надеялся на это/Он поцеловал меня, и тогда знал, что мы были потеряны» (50). Паффенрот указывает на то, что в стихотворении Мура «совершенство и духовность Иуды и Иисуса противопоставлены примитивному варварству иудаизма» (54).
См.: Paffenroth(101—110), атакже книги: «Иуда Искариот» Эрнеста Темпла Тарстона (1929 г.) [Е. T. Thurston, Judas Iscariot], «Иуда Искариот» Джеймса Левиса Миллигана (1929 г.) [J. L. Milligan, Judas Iscariot] и «Иуда, поэма» Сибиллы Морли (1923 г.) [S. Morley's Judas, A Poem]. У Тарстона Иуда оставляет свою возлюбленную, чтобы последовать за Иисусом. А когда та умирает, пытается воскресить ее, потому что Иисус «дал нам силу воскрешать мертвых и изгонять бесов» (Thurston, 99); однако, к несчастью, его попытка заканчивается неудачей. В пьесе Миллигана предать Иисуса Иуду подстрекает искусительница Шикона, затем оплакивающая его кончину: «Кто был Тот Человек, что занял мое место,/заставил от любви тебя отречься и смерть принять такую?» (Milligan, 31). В книге «Я, Иуда» Тейлора Колдуэлла и Джесс Стерн (1977) [Т. Caldwell, J. Stearn: I, Judas] Йегуда ради того, чтобы последовать за Иисусом, решается оставить, будучи уже обручен, свою соблазнительную Рахель. Именно тогда его мать впервые использует греческую версию его имени (101). В конце романа она сообщает сыну о том, что носившая незаконного ребенка Йегуды Рахель покончила с собой, не в силах вынести стыда. Магдалина также называет его Иудой — разгневанная за то, что он сравнивает ее с блудницей (248). А Иисус в этом романе признает: «трудно тебе, Иуда, хранить обет безбрачия» (246).
Более полный музыкальный анализ проводит Паф-фенрот в своей статье «Характер Иуды в “Страстях по Матфею” Баха» (см.: Paffenroth, «The Character of Judas in Bach's St. Matthew Passion»).
«Святой Брендан» Мэтью Арнольда (1860 г.) — Иуда один раз в году получает «освобождение» из ада, чтобы «охладить льдом мою горящую грудь», это единственный акт милосердия по отношению к Иуде (1. 28, 69). Томас Харди в своем стихотворении «Хоровая матросская песня» (1892 г.) представляет Бога в Судный День, собирающегося «убрать море», но души моряков, рабов, апостола Павла, а также душа Иуды умоляют его: «Боже, Ты забыл наше соглашение?/Лишь один раз в год я иду/Чтобы охладить свою пылающую грудь на льдине/Но Ты лишишь меня этого милосердия, если уберешь море» (11. 12—15).
См., к примеру: Ehrman, «Jesus». Эрман считает Альберта Швейцера (1906 г.) основателем традиции восприятия Иисуса в духе иудейской традиции пророков Апокалипсиса (Ehrman, The Lost Gospel, 149).
В 1751 г. Джон Бонар привел этот довод в статье «Замечания по поводу поведения и характера Иуды Искариота» (J. Bonar, Observations on the Conduct and Character of Judas Iscariot).
В романе Колдуэлла и Стерн «Я, Иуда» патриотичный двенадцатый апостол верит, что Иисус будет «судим и освобожден» (Caldwell, Stearn: I, Judas, 271), как и в то, что Иисус «может победить самую смерть» (272). Именно поэтому он действует дальше: «я хотел увидеть, как Иисуса схватят, и тогда Он покажет Свою силу римлянам и восторжествует над ними; я вовсе не хотел стать предателем, даже неумышленно» (278-279). Но на суде Пилата он испытывает сильное вожделение к девственнице и силой овладевает ей, что неопровержимо свидетельствует о его порочности.
Из романических версий в духе этой традиции внимания заслуживает «Дневник Иуды Искариота, или Евангелие от Иуды» (1912) [G.A. Page, The Diary of Judas Iscariot or the Gospel according to Judas]. В «Царе Иисусе» Роберта Грейвса (1946) [R. Graves, King Jesus], Иисус наставляет Иуду «купить меч и убить им своего Учителя». Преданный Иуда терзается, «как мог он отнять жизнь у человека, которого любил больше всех?» и предполагает, что Иисус выбрал его, потому что он «единственный, постиг» учение, которое Тот проповедовал (309). Хотя Иуда исполняет приказание Иисуса, он все же предпринимает попытку изменить «сценарий» и спасти Иисуса, однако терпит неудачу.
В драматическом монологе Стори взгляд римского повествователя может быть истолкован, как скрытый намек автора на языческую темноту. Мы все — и по мнению Стори, и по мнению Де Куинси, Хорна и Уарда — пребываем в темноте неведения относительно возможной перспективы Иисуса, будь новозаветное повествование продолжено. И едва ли стоит говорить, что оправдание Иуды в этой традиции сопряжено с поношением иудейских первосвященников, обвиняемых в сговоре и продажности.
