Сергей Баландин, русский писатель, живущий в Иерусалиме, отметил сходство этого представления с христианским учением о Мессии. Но это — зеркальное сходство антиподов. Христос — это действительно Горний Свет, который озаряет каждого, иудея и эллина, желающего принять его. Свет же еврейского Мессии сияет лишь на евреев, распространяя тьму среди христиан. Если еврей поймёт, что свет Господень озаряет всех, кто принимает Его, он становится христианином. И когда человек принимает Христа, он понимает, что Его свет озаряет всех, кто принимает Его. Но мрак, распространяемый иудейским мессией, отдаляет человека от Христа, ставит препону между ним и Богом. Любой осветитель знает: чтобы осветить героя на сцене, нужно погрузить сцену во тьму.
Еврейский Мессия, которого несут, словно ослы на своих спинах, евреи из века в век, это некий дух, который относится к евреям, как Христос к Церкви. «Но это не Бог, а идол, почитаемый евреями, — писала Симона Вейль, — не объект из металла или дерева, но Народ, так же принадлежащий к сему миру. Еврейская религия неотделима от идолопоклонства из-за основного понятия Избранного Народа».
Еврей считает себя неотделимой частью, деталью Иысраиля[145], духовного существа высшего ранга, которое относится к отдельному еврею, как улей к пчеле, и как Римская церковь к католику. Йысраиль — это главный двуполый протагонист еврейского космоса, ибо он — Жених Торы и Невеста Бога. В христианском мироздании есть пара Христос — Церковь, а в еврейском космосе Йысраиль, церковь евреев, подобна Христу у христиан, поскольку церковь евреев, Йысраиль, поклоняется Иысраилю, то есть себе самой. Эта нарциссическая сущность высшего ранга, невротическое суперэго еврейской соборности, обладает своей волей: его воля не совпадает с волей и желаниями отдельных евреев. Йысраиль не задумывается о судьбе отдельных евреев, и готов жертвовать ими для выполнения своей миссии.
Ховард Блюм, автор модной книги «Принцип Люцифера», выразил эту мысль в квазинаучных терминах: «В начале XX века энтомолог Уильям Мортон Уиллер изучал муравьёв. Муравей — это не одинокий остров[146]. С человеческой точки зрения, деятельность отдельного муравья значит куда меньше, чем поведение целого муравейника. Муравейник выступает, как живое существо — он ест, извергает экскременты, защищается, заботится о своём будущем. Уиллер назвал коллектив особей, действующих, как единое целое, сверхорганизмом. Подобно муравьям и клеткам губки, мы, люди, так же являемся частью большего целого, которое движется по пути жизни благодаря нашим общим усилиям. Как и муравьи, мы не можем жить в отдельности от человеческого коллектива. Мы — частицы сверхорганизма. Мы соревнуемся между собой как индивиды, но мы ещё и частицы высшего целого, физиологию и духовную деятельность которого мы реализуем, но представляем лишь в общих деталях».
Многие евреи пришли g восторг, прочтя книгу Блюма («Я встретил Бога, и он живёт в Бруклине. Ховард Блюм достоин стоять рядом с Дарвином, Фрейдом, Эйнштейном», — писал Ричард Метцгер), потому что он изложил в квазинаучных терминах то, что они ощущают. Они чувствуют, что их принадлежность к еврейству выше их понимания, но абсолютно реальна. Они чувствуют, что они соревнуются не как отдельные особи, но как коллектив против всех остальных групп. Они ощущают высшую реальность «сверхорганизма» (в терминологии Блюма) именуемого Йысраиль, противопоставленную мнимой реальности. Но они не ощущают Бога над Иысраилем.
Христианин знает, что есть Бог над ним, и церковь — центральный элемент общества. Но еврей, как правило, принимает чувство принадлежности к национальному сверхорганизму за религиозное чувство. Поэтому синагога — скорее клуб, чем храм. (Шум и разговоры евреев в синагогах немало раздражали евреев-реформистов в XIX веке.) Религиозные евреи верят в Господа Бога Йысраиля, божественного покровителя своего сверхорганизма. Их «монотеизм» не племенной пережиток, как утверждают их противники, но крайний эгоцентризм муравья, который не верит в существование жизни за пределами муравейника, или в Бога, который не суть Бог Муравьев. Лишь редкие духовные евреи ощущают Бога — Отца всего мира, который единосущен Христу. Они есть сыны пророков, отвергнутые еврейством. Они близки Христу, и Церковь молится о Божественной Благодати, которая приведёт их ко Христу.
Грубая материалистическая и биологическая модель Блюма («муравейник») соответствует глубокому духовному концепту, который помогает понять загадку еврейского бытия. Избранный народ был частью Израиля, великой сверхдуши, духовного партнёра супер-организма. Осенённый Господом, кованый Его Заветом, Израиль был высшей реальностью в дохристианском мире. С пришествием Христа эта сверхдуша пережила катарсис, и её большая и лучшая часть вошла через воды крещения в сверхдушу Церкви. Но и выброшенная часть не исчезла. Она осталась, частично в мире духа, частично в мире материи. Она по-прежнему реальна, в отличие от мнимой реальности обездушенных, невоцерковленных народов, но подобна демону и сбита с толку. Она едва помнит, для чего она была избрана, и пытается действовать, но без Христа все её усилия ведут не туда. Она стала жалкой пародией на древний Израиль. Пытаясь исполнить пророчества, Йысраиль лишь сеет смуту и мглу. С христианской точки зрения, Йысраиль бунтует против Господа, и поэтому он сродни Люциферу. Люцифер отказался поклониться Адаму, а Йысраиль отказался поклониться Христу и признать праведников народов мира.
Он не может жить, но не может он и умереть; как медведь-шатун, обездушенный отброс великого древнего Израиля бродит по свету и сеет разрушение на своём пути. Он сражается с Христом, потому что Христос изверг этот жёсткий остаток из Израиля и не дал ему победить и сделать свой мир единственным. Его планы тщетны — никогда не отстроится Иерусалим, о котором мечтают евреи. Они лишь разрушают Землю Обетованную, тщась её отстроить. Мир, который они созидают, суть лишь страшная пародия на пророческие видения.
Но тем временем великая сверхдуша Церкви, это перевоплощение Израиля в крестильном огне Христа, пережила страшные невзгоды. Произошёл разрыв между мистическим, традиционным эзотерическим Востоком и материалистическим экзотерическим Западом. Так две половины единой души оказались разделены шизофренией. Запад становился всё сильнее физически, духовно ослабевая.
Это стечение обстоятельств предоставило Иысраилю возможность проявить себя. Безумный, заблудший Йысраиль оставался реальным, в то время как национальные церкви исчезали. Народ без церкви суть мёртвое обездушенное тело, ибо церковь была его душой. Йысраиль поселился в мёртвых телах обездушенных народов, выступая подобием их супер-эго. Но если Церковь привлекала самых одухотворённых, то Йысраиль-пересмешник привлекает самых низких, готовых отвернуться от Христа, отказаться от духа и преследовать лишь материальные блага.
Поэтому народы мира видят Йысраиль как Мамону, бога корысти. Для слуг Мамоны недопустимы бескорыстные соображения и помыслы, а корысть ставится во главу угла. Чикагская неолиберальная школа Милтона Фридмана, рафинировавшая предвидения Локка и Гоббса, предложила квазинаучное изложение мамонской тенденции, провозгласив главенство рыночных сил. Мамона — мощный противник Христа, потому что мамонец заперт в материальном мире и лишён духа.
Современный русский писатель Виктор Пелевин предложил демифологизировать Мамону. Он переименовал богоподобного Мамону в Орануса (Огаl+Апи8=Ротожоп). «Оранус — это примитивный виртуальный организм паразитического типа… бессмысленный полип, лишённый эмоций и намерений. У него нет ни ушей, ни носа, ни глаз, ни ума. Вместо крови у него — деньги, а центральной нервной системой служит реклама, advertising media». Он не зол и не добр, он примитивен и стоит эволюциоыно ниже, чем любая из его клеток в отдельности». А его клетками, по Пелевину, являемся мы все. Точнее, клетка Орануса-Мамоны есть не человек, но экономическая денежная проекция человека.
Человек — многомерное существо. Его можно проецировать на мамонскую экономическую плоскость, а можно — в пространство Христа и Церкви, или в кусок мяса для тигра, литр крови для вампира и т. д. Итак, «человек как клетка Мамоны» суть лишь проекция человека, лишённая влечения к Богу, Искусству, Любви. Мамона — это обращённое к гоям лицо Йысраиля, побочный продукт деспиритуализации мира. Мамонские взаимоотношения между людьми строятся по принципу «человек человеку — волк», утверждённому Гоббсом и развитому фон Гаеком, Поппером, Соросом, Глюксманом и прочими неолибералами. Это иудаистская норма для идеальных взаимоотношений вне общины, разработанная для общения с гоями, «осколками зла», по Каббале. Иными словами, неолиберализм суть безбожный иудаизм.
