Рене Генон сформулировал понятие «контринициации», когда группа адептов, полностью посвящённых в эзотерическое учение, действует против него. По Генону такими адептами были сатанисты или масоны. Александр Дугин предложил другой подход: некоторые религии контринициативны по отношению к друг другу[147]. Таковы иудаизм и христианство. Они возникли примерно в одно и то же время, в первые века после Воплощения, когда Отцы Церкви с одной стороны и мудрецы Мишны и Талмуда — с другой, создавали, полностью осознавая усилия своих противников, свои взаимоисключающие прочтения Ветхого Завета. Подготовленный и обученный талмудист выступает адептом контр-инициации в христианском обществе, а христианский священник в еврейском государстве подрывает слепую лояльность иудеев. Не случайно в еврейском государстве христианская вера преследуется. Чтобы выжить, христианство должно сражаться с иудейской тенденцией, даже если она маскируется под светское учение. Но и тут мы не найдём полной симметрии.
Религии кроме того выполняют дополнительную, мирскую функцию: они ставят пределы обществу и защищают многообразие. Шиитско-суннитская схизма позволяет арабам, туркам и персам сохранить свои культурные особенности. Раздельное существование православной и католической церквей помогло русским сохранить свою культуру даже во времена западной гегемонии. Некоторые религиозные общины могут мирно сосуществовать в рамках одного государства: православные христиане и мусульмане-сунниты прекрасно уживаются в Палестине, России и Оттоманской империи. Но они не могут жить вместе с западными христианами — католиками или протестантами, что обнаружилось в процессе распада Югославии и Чехословакии. Поэтому Оттоманская империя не смогла удержать хорватов-католиков, а Россия — поляков-католиков и прибалтов-протестантов. Религиозные различия зачастую указывают на неспособность общин жить вместе. В этом смысле русские шутят: «Что хорошо для русского, то немцу — смерть».
В Японии до Мейдзи для голландских купцов делалось исключение из общего запрета на посещение страны иностранцами при одном условии: они должны были топтать Распятие и Евангелие. Японцы оправданно считали, что такие купцы не везут с собой опасный духовный багаж и не подрывают солидарность японского общества. Но, возвращаясь к христианству и иудаизму, мы вновь сталкиваемся с проблемой: иудейская тенденция может проникнуть в христианское общество в светской личине и подорвать его основы. В отличие от голландцев в Японии, отречение еврея от его традиционной веры ничего не гарантирует.
Гностическая тенденция — традиционное средство защиты от иудаистского влияния, и поэтому Симона Вейль вслед за Маркионом отвергла еврейского бога и Ветхий Завет. Гностицизм заметно повлиял на ислам: мусульмане, как и гностики-докетисты, считают распятие иллюзией и верят, что Господь унёс Христа на небо, оставив на кресте лишь облик, видимость человека. Исключив Ветхий Завет из своего священного канона, мусульмане защитились от еврейского бук-воедства. Запретив ростовщичество, они поставили препону союзу евреев и мамонцев. У них нет ни Ватикана, ни Папы, и поэтому не возникла концентрация духовной власти в одном единственном месте.
Мусульманская победа над евреями была столь полной, что те перестали быть угрозой исламу. Маленькая община, занимающаяся запрещёнными мусульманам делами (ростовщичество, займы и колдовство), напоминала японских буракумии, касту отверженных, занимавшихся убоем животных и обработкой кож, что было запрещено буддистам. Но это не совсем точно сравнение, поскольку буракумин не могли улучшить своё положение в обществе, приняв обеты буддизма, а евреи в мусульманском мире могли войти в общество, приняв ислам. В сказках «1001 ночи», сложенных в аббасидском Багдаде, когда мусульманский герой побеждает богатого, жадного и злого еврея-колдуна, он не убивает еврея, но требует отказаться от гнусного суеверия, приняв ислам. Еврейские женщины легко переходили в ислам и выходили замуж за мусульман.
Поэтому исламу не угрожает иудейская тенденция, и мусульмане не понимают анти-иудейскую мысль западных и восточных христиан и не нуждаются в ней. Этого не отменишь ни изданиями Протоколов Сионских Мудрецов в Иране, ни даже антиисламской пропагандой евреев. Евреи не представляют идеологической опасности для мусульман, и потому евреям приходится воевать с ними с помощью танков и самолётов, вместо более тонких и разрушительных средств, используемых против христианского мира. Разговоры о «мусульманском антисемитизме» не только сбивают с толку — они глубоко ложны. Но это значит и то, что мусульманское влияние не способно помочь осаждённому христианству в борьбе с его древним врагом.
Только недавно ваххабиты с их отказом от паломничества к местным святыням (зияра). от поклонения святым, с их строгим монотеизмом стали играть важную роль в мире ислама, и с ними пришла иудейская тенденция. Ваххабиты — не друзья евреям, но ведь и предшественники нынешних христианских сионистов не славились филосемитизмом.
В рамках единой христианской доктрины напряжение между Иерусалимом и Афинами, между креационизмом и манифестационизмом, между иудео-христианством и эллино-христианством, было разрешено по разному на Востоке и на Западе. Даже до раскола восточная церковь предпочитала эллинистическую эзотерическую тенденцию, обращённую к Христу-Богу. Западная же церковь предпочла иудейскую экзотерическую тенденцию и Христа-Человека. Восток предпочёл Дух, Запад предпочёл Материю в рамках единой ортодоксальной догмы. Раскол церквей усугубил противоположные тенденции, и западное христианство, порвав со своими духовными корнями, оставшимися на востоке, устремилось в материализм. Ещё дальше пошли кальвинисты, воссоздавшие иудаизм без евреев. Они обратились к Ветхому Завету, разрешили ростовщичество, отвергли Богородицу, отреклись от церкви и её таинств, вызвали десятки геноцидов и произвели на свет хищный капитализм.
Если же нам хочется увидеть положительное зерно иудейской тенденции, то мы можем назвать её свободой: это свобода от морали, свобода от общественных обязательств, свобода сильного угнетать слабого, и в конце концов, свобода от Бога. Она нужна, поскольку нужна свобода воли, свобода выбора — эта основа христианского взгляда на мир. Царство свободы, принесённое иудейской тенденцией, было лишь промежуточной ступенью на пути к полному порабощению изолированного и лишённого корней человека, сыром в мышеловке рабства. Сексуальная свобода оборачивается разрушением семьи и венерическими болезнями, но поборники свободы не понимали этого. Со временем на западе победа осталась за иудейской тенденцией: возник бездуховный, профанированный мир, готовый к воцарению иудейской церкви Мамоны.
Но война не закончилась: иудейскую тенденцию атаковали коммунисты слева и национал-социалисты справа. Сегодня мы живём в мире после победы иудео-мамонцев над этими мятежниками, но отмотаем фильм истории на несколько десятилетий назад.
ПРАВАЯ И ЛЕВАЯ ПРОТИВ МАМОНЫ
Двести лет, до 1991 года, правые считали коммунизм еврейским заговором. Коммунизм — это иудаизм, говорили они, и подчёркивали еврейское происхождение Карла Маркса и многих русских революционеров. Но иудаизм — это культ избранности, проводящий непреодолимую грань между низким черепком — гоем и благой искрой — иудеем. Христианство же есть вера во врождённую благость человека. Онтологически, коммунисты — христиане, а не евреи.
Мамонский неолиберализм — это атеистическая интерпретация иудейского отношения к человеку в мире гоев, выраженного пословицей «Человек человеку волк», а коммунизм — атеистическая интерпретация христианского отношения «Возлюби своего ближнего, как самого себя». Русские коммунисты провозгласили: «Человек человеку — друг, товарищ и брат».
Коммунисты были традиционно настроены против иудеев. Карл Маркс писал о евреях: «Они поклоняются наживе, их бог — чистоган», Роза Люксембург называла нееврейских лидеров, заигрывавших с богатыми евреями — «шабес-гоями» («жидовские прислужники», любимое оскорбление антисемитов), и посвятила пространную работу связи коммунизма с учением Отцов Церкви. Она часто цитировала св. Иоанна Златоуста, известного своей полемикой с иудеями. Ленин исключил еврейскую партию Бунд из РСДРП и недвусмысленно заметил: «Если мы уступим, евреи будут на нас верхом ездить».
Взгляды Симоны Вейль были антииудейскими по любой мерке. В XIX веке сильное антиеврейское направление в коммунизме представлял Прудон. Сталин и Троцкий сходились в своём антииудаизме.
Русские коммунисты часто обращались к своим православным корням. Иосиф Сталин учился в семинарии, и его риторика сохранила христианский оттенок. Он использовал антииудейскую теологию св. Павла и цитировал Новый Завет. Русские люди помнят его обращение «Братья и сестры» в 1941 году. Русско-израильский литературовед Михаил Вайскопф посвятил свою книгу[148] нападкам на Сталина. Среди главных обвинений было (как и следовало ожидать от этого пылкого иудея-сиониста) обилие обращений к христианским мотивам. (Вайскопф также упрекнул Сталина за осетинское происхождение, потому что осетины близки хтоническим богам, и за… акцент, что особенно смешно для слышавших самого этого картавого заику-литературоведа.) О Сталине и его православных корнях писали и Михаил Агурский, и Лев Троцкий, Роберт Таккер, Чернов, Валентинов, Авторханов и другие.
