Заканчивая данный раздел, остается только напомнить читателю, что души утонувших людей, желая освободиться из водяного плена, топили других людей, дабы новые души могли занять их место. Души эти тоже называли чан или чангуй.
Хотя волки-оборотни упоминаются в китайской литературе еще до династии Тан, первые легенды о блуждающих волках-людоедах появляются в источниках начиная именно с этого периода. Количество их столь велико, что мы вправе сделать вывод: вера в существование таких оборотней в обличии зверей была распространена повсеместно, что в свою очередь позволяет также предполагать, что она имеет весьма долгую историю. Несколько рассказов о волках-оборотнях сохранилось в «Тай пин гуан цзи» (гл. 442). Два из них, явно заимствованных из «Гуан и цзи», в первую очередь заслуживают внимания, поскольку один из них отчетливо напоминает привычные нам суеверия относительно волков, о которых мы упоминали выше, а именно, что раны, нанесенные волку-оборотню, остаются видимыми и после его обращения в человека, а другой показывает, что ликантропия китайская, как и европейская, являет собой форму умопомешательства и может порождаться галлюцинациями.
«В конце годов Юнтай династии Тан (765) в Хунчжоу, в уезде Чжэнпин жил старик. Он болел несколько месяцев, и уже более десяти дней отказывался принимать пищу. Однажды вечером он вдруг исчез, и никто не мог понять, куда же он делся. В другой день на закате один житель деревни отправился собирать листья тутового дерева, и его стал преследовать волк. Он быстро взобрался на дерево. Дерево, однако, было не слишком высоким — волк вставал на задние лапы и хватал зубами полу его одежды. Крестьянину ничего не оставалось делать, как обороняться — он ударил зверя топором, удар пришелся волку прямо в лоб. Волк припал к земле, но продолжал караулить жертву. Лишь на следующий день крестьянин смог слезть с дерева. Он пошел по следу волка, и следы привели его прямо к дому больного старика. Он вошел в главный зал, позвал сыновей старика и подробно, от начала до конца, рассказал им, как было дело. Сыновья, посмотрев на лоб отца, увидели след от удара топора. Дабы он впредь не нападал на людей, они задушили отца, и тот превратился в старого волка. Потом они отправились в уездную управу, чтобы оправдаться, и их отпустили с миром».
«В том же году в другой деревне Хунчжоу юноша лет двадцати после болезни почти отдал душу и превратился в волка. Хищник загрыз множество деревенских мальчишек. Потерявшие сыновей родители не знали, что произошло с их детьми, и понапрасну искали их.
Юноша этот выполнял в деревне самые различные работы. Как-то он проходил мимо дома семьи, тоже потерявшей ребенка, и несчастный отец окликнул его: "Приходи завтра к нам — для тебя есть работа; мы приготовим хорошее угощение". В ответ юноша громко рассмеялся. "Хорош я буду, если приду работать в ваш дом во второй раз! — ответил он. — Или вы думаете, что с вашим сыном случилось что-то особенное?" Слова юноши удивили отца погибшего мальчика, и он стал выспрашивать его. "Это небо повелевает мне пожирать людей, — сказал юноша. — А вчера я съел мальчика лет пяти или шести; мясо его оказалось таким вкусным". И тут отец заметил в уголках его рта запекшуюся зловонную кровь и в неистовстве обрушил на него град страшных ударов. Юноша превратился в волка и испустил дух».
Относящаяся к той же эпохе легенда свидетельствует, что китайцы с особой охотой наделяли способностью обращаться в волков представителей хуннуских[43], тюркских и монгольских племен, живших к северу и западу от Срединного государства. «Ван Хань их Тайюаня был командующим в Чжэньу (север нынешней Шэньси). Его мать, госпожа Цзинь, происходила из хунну, прекрасно стреляла из лука и скакала на лошади, а кроме того, отличалась жестокостью и силой. На выносливом скакуне, с луком в руке и стрелами на поясе, она проникала глубоко в горы в поисках медведей, оленей, лисиц и зайцев, которых убивала и привозила назад в огромных количествах. Неудивительно, что все жители севера боялись ее, но при этом их разбирало любопытство.
Однако, когда ей минул семидесятый год, она начала слабеть от старости. Тогда она затворилась в своих покоях, отослала прочь служанок и не позволяла никому входить к ней без особого разрешения. Время от времени, после того как она на закате запирала дверь и ложилась спать, ее охватывали приступы ярости, и тогда она била палкой всех домочадцев. Однажды, когда она, как обычно, закрыла дверь своей комнаты, обитатели дома вдруг услышали скрипучий скрежещущий звук. Все сбежались посмотреть, в чем дело, и увидели, как волк открыл изнутри дверь и бросился прочь. До восхода солнца он вернулся, вбежал в комнату и затворил дверь на засов.
Домочадцы были перепуганы насмерть и на рассвете доложили обо всем Ван Ханю. В тот же вечер он подсмотрел за матерью в щелочку и убедился, что все сказанное слугами оказалось правдой. Ван Хань пребывал в тревоге и ужасе и чувствовал себя очень неуютно. На следующее утро мать позвала сына и приказала немедленно купить для нее косулю. Он приготовил мясо и поднес ей, но госпожа Цзинь сказала: "Я хочу ее сырой". Тогда ей подали сырую косулю, которую она проглотила в мгновение ока, чем еще больше напугала Ван Ханя. Случайно мать услышала, как кто-то из членов семьи тайком говорит об этом, и устыдилась. В тот же вечер она опять заперла дверь изнутри. Слуги стояли подле и ждали, что она будет делать. Внезапно из дверей вихрем вылетел волк; назад он более не вернулся» («Сюань ши цзи»).
Народные поверья в волков-оборотней, рыщущих в поисках добычи, после династии Тан, пожалуй, только набирали силу. В четырнадцатом столетии они, видимо, овладели и образованными умами, поскольку в официальной истории династии Юань на полном серьезе утверждается следующее: «В десятом году Чжичжэн (1350) область Чжандэ (север Хэнани) страдала от волков, которые по ночам врывались в дома в человеческом обличьи и с воем набрасывались на людей, из рук которых они вырывали детей, чтобы сожрать их» (гл. 51, 1.17). Спустя три столетия в описании уезда Цюйу, на юге Шаньси, зафиксирован следующий эпизод:
«В годы под девизом правления Чунчжэнь династии Мин (1628–1644) свирепствовал такой страшный голод, что люди поедали друг друга. В ту пору в деревушке Цзиби, расположенной в двадцати ли к востоку от главного города уезда, жил пастух по имени Цан, фамилия же его забыта. Он покидал свой дом каждое утро и возвращался уже после наступления темноты. Однажды жена спросила его, откуда он все это время берет пищу, и пастух ответил, что он поедает людей. "Как же можно есть людей?" — спросила жена. На что муж ответил: "Завтра в полдень я съем и тебя". Когда же она спросила его, за что, пастух сказал: "Как-то я проходил мимо храма местного божества и увидел там шкуру волка, я лег на нее и тут же глубоко заснул. Проснулся я в обличии волка, но, еще не понимая, что произошло, вышел и съел человека. Вечером я вернулся в храм, шкура упала с меня и я вновь стал человеком, но я опять не понял, что уже изменился. С тех пор с помраченным рассудком и, не понимая, что делаю, я поедал людей каждый день, и завтра в полдень придет твой черед. Боюсь, что тебе не спастись, но я не хочу убивать тебя. Поэтому, сделай завтра из соломы чучело и набей его внутренностями свиньи, и тогда, я уверен, ничего плохого с тобой не случится". Сказал он это и исчез.
Жена была так перепугана, что побежала к соседкам и обо всем им рассказала. Они то верили словам пастуха, то сомневались в них, но брат посоветовал ей все сделать так, как сказал муж, и она поклялась ему сберечь себя от любой неожиданности. На следующий день она затворила окно и стала в щелочку смотреть за тем, что делает муж. Не успело солнце достичь зенита, как волк перемахнул через стену и ворвался в дом. Несколько раз он бился головой в окно, но увидев, что войти через него невозможно, бросился к соломенному чучелу, схватил его и сожрал. После этого он опять перепрыгнул через стену и исчез. На громкие крики женщины сбежались соседи; самые смелые погнались за зверем, а жена бежала сзади. Следы привели их к храму как раз в то самое время, когда волк лежал на земле. Женщина начала изо все сил лупить волка; ему отсекли хвост, но сам он сумел убежать. В дом он более не вернулся. С той поры жители деревни всякий раз, когда видели волка с обрезанным хвостом, выкрикивали его имя. Волк качал толовой и шел другой дорогой, не оглядываясь на них и не пожирая их. Старики до сих пор говорят об этом волке» («Цюйу сянь чжи»).
Волки-оборотни нападают на людей внезапно и стремительно и не знают чувства жалости. Не желая лишний раз подвергать риску свои шкуру и хвост, волки порой принимают облик красивой невинной девушки и в таком обличии застенчиво приходят к людям, терпеливо поджидая подходящего момента, чтобы напасть на ничего не подозревающую несчастную жертву и убить ее. «Если волк доживает до ста лет, — говорится в одном сочинении седьмого века, — он превращается в женщину, которую зовут всезнающей. Она необычайно красива, сидит на обочине дороги и обращается к проходящим мужчинам с такими словами: "У меня нет ни родителей, ни братьев. Господин, возьмите меня в свой дом и сделайте своей женой". На третий год она начинает пожирать людей. Если назвать ее по имени, она убегает» («Бо цзэ ту»). Эта черта роднит волка с лисицей, родственным животным, которая, как мы увидим в дальнейшем, считается в Китае оборотнем par excellence, хотя она и не пожирает жертв своего вероломства.
