Александра Давид-Неэль
Посвящения и посвященные в Тибете
Глава 1
Что такое тибетский мистицизм
Для западных людей абсолютно ясное и полное представление о мистицизме тибетцев практически невозможно. Между принятыми у них разнообразными религиозными и философскими концепциями и всем тем, что служит основой для медитации у аскетов Страны снегов, пролегает широкая пропасть. Само слово «мистицизм», которое я однажды уже использовала и которое за неимением лучшего буду использовать в этой книге, когда речь идет о Тибете, следует понимать совсем не в том смысле, как это принято у нас.
На Западе мистик – это набожный человек, как допускается, высшего типа, но по сути это всегда верующий и поклоняющийся Богу.
Наоборот, тибетский мистик, с точки зрения западных людей, вполне возможно, будет выглядеть как атеист. Однако, если мы назовем его так, мы должны остерегаться связывать с этим термином те чувства и представления, которые он вызывает в западных странах.
В странах, находящихся под христианским влиянием, в течение прошлых веков атеист был редким исключением, некой демонической фигурой, заметно выделявшейся в толпе верующих. Даже в наше время в представлении многих он выглядит как бунтарь, выступающий против веры и религии, демонстрирующий свой пафос отрицания и вызова. Ничего подобного не наблюдается в Тибете, где никогда не имела влияния идея высшего Бога.
Среди многочисленных божеств ламаистского пантеона нет ни одного, которое выполняло бы роль вечного всемогущего Существа, творца мира. Эти божества рассматриваются как принадлежащие одному из шести видов существ, признаваемых народной верой. Приписываемые им обители не всегда находятся за пределами нашей Земли. Кроме того, когда их обычным местом обитания являются другие пространства, тибетцы считают, что эти области находятся достаточно близко к Земле, чтобы боги могли со своей стороны вмешиваться в жизнь людей. И поэтому благоразумно жить в добрососедских отношениях с менее могущественными из этих богов, заручиться благоволением более могущественных и добиться милости или нейтрального отношения злокозненных богов, и даже уметь противостоять им.
Эта религия, соединяющая в себе обмен добрыми услугами, проявления почтения и хитрость укротителя львов, не имеет ничего общего с любовью, воспламеняющей некоторых христианских святых, тем более – со страстными порывами (весьма быстро вырождающимися в чувственность) некоторых индийских бхактов.
Родившись в таком окружении, возвысившись над ним, однако сохраняя в своей природе ее отпечаток, тибетский созерцатель, покидая общество людей, удаляется в пустыню не из-за сентиментального побуждения, тем более он не думает о том, что приносит что-то в жертву.
В противоположность западному человеку, который часто уходит в монастырь, подавив свои глубочайшие аффекты, со слезами на лице, мучительно оплакивая то, что он называет «удовольствиями» этого мира, тибетский аскет, подобно индийскому саньясину, рассматривает самоотречение как счастливое избавление.
В буддийских писаниях есть множество описаний такого состояния ума:
«Жизнь домохозяина – подлинное рабство, свободен покинувший дом».
«В глазах Татхагаты[1] все великолепие царя – не более чем плевок или пылинка».
«Полно очарования уединение в лесу. Освободившиеся наслаждаются тем, что не привлекает простых людей».
Никакие «восторги» не ожидают трезвого мыслителя в укромной хижине отшельника или пещере в бескрайних горах Тибета. Однако экстаз и будет для него тем, во что он погрузится. День за днем, месяц за месяцем и год за годом созерцание в самоанализе работы своей мысли, стирание ее функциональных стереотипов, в соответствии с тем, как обнаруживается их неистинность, и будет тем, что удерживает его в состоянии внимательной неподвижности до того момента, пока не прекратится процесс рассуждения[2], поскольку вместо него приходит прямое восприятие.
Затем бури, порожденные мыслепорождающими теориями и спекуляциями, стихают, океан разума становится спокойным и уравновешенным, никакая рябь не волнует его поверхность. В этом безупречно ровном зеркале вещи отражаются без искажений[3], и именно это и есть отправная точка для ряда таких состояний, которые не порождаются ни в обычном сознании, ни в бессознательном. Это и есть вход в сферу, отличную от той, в которой мы обычно обитаем. Следовательно, сделав определенное число оговорок насчет значения этого термина, мы можем говорить о тибетском «мистицизме».
Какова бы ни была цель, к которой стремятся тибетские мистики, самой поразительной их особенностью является их смелость и исключительно нетерпеливое желание испробовать свои силы в борьбе с духовными препятствиями или с оккультными враждебными силами. По-видимому, они воодушевляются духом авантюризма, и я назвала бы их, если так можно выразиться, «духовными спортсменами».
Действительно, такое странное название подходит им лучше всего. В каком бы направлении мистического пути они ни отважились пойти, это предприятие всегда будет трудным и опасным. Спортивный азарт, с которым они смотрят на свою борьбу, не является обычным религиозным отношением, и именно по этой причине он заслуживает нашего внимания.
Однако было бы ошибочным считать героем каждого, кто желает быть принятым в ученики гьюд– ламы[4] и просит у него дам-нгаг[5]. Среди кандидатов на предварительное посвящение бывает весьма мало особо незаурядных или иным образом выдающихся личностей; большинство из них – простые монахи. Многие из них, прежде чем стремиться к более эзотерическим учениям, даже не пытались пройти обучение в монастырских школах.
Причиной такого пренебрежения может быть недостаток априорной веры в ценность такой официальной науки. Тем не менее вполне возможно и то, что регулярное изучение книг могло просто-напросто показаться слишком трудным для значительного числа тех, кто свернул с пути.
Инстинктивные склонности к созерцанию и слепому подражанию примеру других являются источником призвания для многих налджорпа[6]. Такой человек думает только о «совершении религии», или чос-чед[7], как это называется на тибетском, но не имеет ни малейшего представления о том, куда его может привести путь, на который он встал.
Тот же самый человек, который в начале своей мистической карьеры был простаком, не обречен всегда оставаться им. На «Кратком Пути»[8] часто случаются неожиданные чудеса: слепой становится ясновидящим, а ясновидящий теряет обычное зрение, ученики со слабым умом иногда превращаются в прозорливых исследователей, в то время как блестящие умы погружаются в состояние тупого оцепенения.
Удивительно наблюдать, с какой потрясающей скоростью в отдельных людях происходят умственные, моральные и даже физические изменения. Однако тибетские мистики остаются невозмутимыми. Они утверждают, что зачатки таких явно нелогичных трансформаций есть в самых разных людях, просто до определенного времени отсутствуют условия, благоприятные для их развития и проявления.
После мистического посвящения ученик должен с самого начала культивировать в себе проницательность и способность занимать позицию бесстрастного наблюдателя[9], полностью овладевшего своими естественными склонностями и мимолетными желаниями. Необходимо необычное умение, чтобы успешно пройти предписываемые некоторым ученикам опасное обучение, которое заключается в полном изживании самых разнообразных страстей. Вопрос в том, как войти в огонь и не обжечься. Эти испытания, которым подвергаются некоторые ученики по совету своих духовных наставников или в порыве желания испытать свои силы, крайне необычны и приводят к результатам, в которые едва можно поверить, особенно в отношении обуздания плотских инстинктов.
Ученику рекомендуется также наблюдать за совершаемыми действиями, за пробуждающимися в нем самом мыслями и чувствами, за проявлением чего-то привлекательного или отталкивающего, пытаться найти их причины, затем причины этих причин и т. д.
С другой стороны, необходимо пристально рассматривать цепь следствий, возникающих в результате разнообразных физических или психических действий.
Из всего этого легко увидеть, что в группу эзотерических или мистических методов ламаисты в действительности включают позитивный психологический тренинг. В самом деле, они рассматривают освобождение не как божественный дар, скорее как трудное завоевание, а средство достижения спасения – как некую науку.
Глава 2
Духовное руководство
Итак, точно так же, как мы идем к учителю, когда хотим изучить математику или грамматику, тибетцы естественным образом обращаются к учителю мистики, когда они хотят получить посвящение в духовные методы.
