Макарий Булгаков - Православно-догматическое богословие. Том II

ИЗДАНІЕ ЧЕТВЕРТОЕ.

С.–ПЕТЕРБУРГЪ.

Типографія Р. Голике, Невскій, 106.

1883.

Наздани на основании Апостол и Пророк, сущу краеуголну самому Иисусу Христу.

Еф. 2, 20.

Да увеси, како подобает в дому Божии жити, яже есть Церковь Бога жива, столп и утверждение истины.

1 Тим. 3, 15.

Возлюбленнии, не всякому духу веруйте, но искушайте духи, аще от Бога суть.

1 Іоан. 4, 1.

Доселе мы находились, так сказать, во святилище православно–догматического Богословия; теперь вступаем в самое Святое Святых. Христианская религия есть не только религия, но именно религия восстановленная. Догматы о Боге в самом себе и в Его общем отношении к мiру и человеку, которые прежде мы изучить старались, принадлежат Христианству, вообще как религии, и имели бы место в религии первобытной, если бы человек сохранил ее: потому что и Адам знал не другого Бога, как Бога истинного, след. триипостасного Бога–Творца и Промыслителя, которому обязан был повиноваться и воздавать надлежащее почитание, — в чем и выражалась с его стороны первобытная религия. Теперь мы будем излагать догматы, принадлежащие Христианству, собственно как религии восстановленной, — догматы о Боге–Спасителе и об особенном, сверхъестественном отношении Его к падшему человеку, догматы такие, которые не могли иметь места в религии первобытной, и составляют самое средоточие и сущность проповеди евангельской. Мы проповедуем Христа распята (1 Кор. 1, 23); не судих видети что в вас, точию Иисуса Христа, и сего распята (— 2, 2), говорил св. апостол Павел, желая обозначить главнейший предмет христианского благовестия.

Важность этих догматов возвышается для нас еще от особенной их к нам близости. Прежде, при свете Откровения, мы созерцали Бога, как Существо высочайшее, с Его бесконечными совершенствами, в Его неприступной Троице; созерцали Бога–Творца и Промыслителя, общего для всех тварей, а в числе прочих и для нас. Теперь узрим Бога, приближающегося к нам до самой крайней степени, и приискренне приобщающегося нашей плоти и крови (Евр. 2, 14); будем видеть Его, преимущественно как Бога нашего, как нашего Воссоздателя, нашего Промыслителя, нашего Искупителя и Мздовоздаятеля, который, если простирает дарованные нам блага и на другие твари, то распростирает только чрез нас.

Главнейшие черты православного учения об этом, столь важном и столь близком к нам, предмете содержатся в последних десяти членах никеоцареградского символа, и изложены так:

«(Верую во единаго Господа И. Христа, Сына Божия единороднаго…) нас ради человек, и нашего ради спасения, сшедшаго с небес, и воплотившагося от Духа Свята и Марии Девы, и вочеловечшася; распятаго же за ны при понтийстем Пилате, и страдавша и погребенна; и воскресшаго в третий день по писанием; и восшедшаго на небеса, и седяща одесную Отца; и паки грядущаго со славою судити живым и мертвым, Егоже царствию не будет конца» (чл. III–VII).

«(Верую) и в Духа Святаго, Господа животворящаго, Иже от Отца исходящаго, Иже со Отцем и Сыном спокланяема и сславима, глаголавшаго Пророки. Во едину святую, соборную и апостольскую Церковь. Исповедую едино крещение во оставление грехов. Чаю воскресения мертвых, и жизни будущаго века. Аминь» (чл. VIII–XII).

Здесь представляется великое дело нашего спасения с двух сторон: во–первых, как дело, исключительно принадлежащее Богу–Спасителю, совершившему его чрез своего единородного Сына, воплотившегося и пострадавшего на кресте, воскресшего и вознесшегося на небеса, и седящего одесную Отца (чл. III–VI); и во–вторых, как дело, усвояемое Богом–Спасителем человеку, при соучастии самого человека, верующего, исповедующего, чающего, — усвояемое чрез Церковь, чрез крещение и другие таинства благодатию животворящего Духа, и за усвоение или неусвоение которого Господь приидет некогда судити живых и мертвых и воздать каждому по заслугам в жизни будущего века (чл. VII–XII). Другими словами: здесь излагается учение — I) о Боге–Спасителе в самом себе, как совершившем наше спасение, и — II) о Боге–Спасителе в Его особенном отношении к человеческому роду.

В св. Писании и в учении православной Церкви дело нашего спасения усвояется и Богу вообще, как дело общее всех Лиц пресвятой Троицы; и — в особенности Сыну Божию, Господу нашему Иисусу Христу, который для совершения этого дела сходил на землю, воплотился, пострадал и умер на кресте. Потому и Спасителем нашим иногда называется Бог вообще [1], иногда же, в теснейшем смысле, Сын Божий, Господь Иисус [2]. На этом основании, и при раскрытии учения о Боге–Спасителе, скажем: I) о Боге, как Спасителе нашем вообще, поколику в деле нашего спасения участвовали все Лица пресвятой Троицы, и — II) о Господе нашем Иисусе Христе в особенности, как самом Начальнике и Совершителе нашея веры и спасения (Евр. 2, 10; 12, 2).

1) Три великих зла совершил человек, не устояв в первобытном завете с Богом: а) бесконечно оскорбил грехом своего бесконечно–благого, но и беспредельно–великого, беспредельно–правосудного, Создателя, и чрез то подвергся вечному проклятию (Быт. 3, 17–9; снес. 27, 26); б) заразил грехом все свое существо, созданное добрым: помрачил свой разум, низвратил волю, исказил в себе образ Божий; в) произвел грехом гибельные для себя последствия в собственной природе и в природе внешней [3]. Следовательно, чтобы спасти человека от всех этих зол, чтобы воссоединить его с Богом и соделать снова блаженным, надлежало: а) удовлетворить за грешника бесконечной правде Божией, оскорбленной его грехопадением, — не потому, чтобы Бог искал мщения, но потому, что никакое свойство Божие не может быть лишено свойственного ему действия: без выполнения этого условия человек навсегда остался бы пред правосудием Божиим чадом гнева (Еф. 2, 3), чадом проклятия (Гал. 3, 10), и примирение, воссоединение Бога с человеком не могло бы даже начаться; б) потребить грех во всем существе человека, просветить его разум, исправить его волю, восстановить в нам образ Божий: потому что, и по удовлетворении правде Божией, если бы существо человека оставалось греховным и нечистым, если бы разум его оставался во мраке и образ Божий искаженным, — общение между Богом и человеком не могло бы состояться, как между светом и тьмою (2 Кор. 6, 14); в) истребить гибельные последствия, произведенные грехом человека в его природе и в природе внешней: потому что, если бы и началось, если бы и состоялось воссоединение Бога с человеком, последний не мог бы сделаться снова блаженным, пока или чувствовал бы в самом себе или испытывал бы совне эти бедственные последствия.

Кто же мог выполнить все означенные условия? Никто, кроме единого Бога.

Для выполнения первого условия, т. е. для удовлетворения правде Божией за грех человека, требовалась столько же бесконечно–великая умилостивительная жертва, сколько бесконечно оскорбление, причиненное человеком Богу, сколько бесконечна сама вечная правда. Но такой жертвы не мог принесть никто из людей: ибо все люди до единого всецело заражены грехом, и след. все и всецело находятся под клятвою Божиею. А потому что бы ни принес каждый из них, за себя ли или за других, какие бы ни совершил действия, какие бы ни претерпел лишения и страдания, — все это не могло бы быть угодным Богу, не могло бы умилостивить Его: брат не избавит: избавит ли человек? не даст Богу измены за ся, и цену избавления души своея (Пс. 48, 8) [4]. Такой бесконечно–великой жертвы не мог принести Богу за человека никто и из высших сотворенных духов, если бы и захотел: с одной стороны потому, что жертва сотворенного духа и даже всех их вместе, в чем бы ни состояла она, по самой их ограниченности, не может иметь бесконечной цены; а с другой — и потому, что все доброе творят сотворенные духи не сами собою, но при помощи благодати Божией [5], и след. все их самопожертвования на пользу человека принадлежали бы не им одним, и не могли бы иметь заслуги в очах правды Божией. Такую умилостивительную жертву за грехи человека, вполне достаточную для удовлетворения бесконечной правде, мог обрести и принес один только высочайшепремудрый и всемогущий Бог [6].