Иоанн Златоуст - Толкование на Евангелие от Иоанна

Похвала Евангелию от Иоанна. Его превосходство и польза. – Кто может понимать его. – Возвышенность Иоанна. – Как нужно слушать Евангелие. – Необходимость известного расположения к Слову Божию. – Не нужно бросать святыни псам. – Описание настроений, которые требуются для слушания Евангелия. – Нужно избегать театральных зрелищ и твердо стоять в единении с Богом и Церковью. – Должно иметь внимательный слух.

1. Зрители подвигов телесной борьбы, как скоро узнают, что пришел откуда-нибудь мужественный и уже увенчанный борец, все стекаются, чтобы видеть его ратоборство, искусство, силу Тогда видишь, как на зрелище, наполненном бесчисленным множеством народа, все направляют чувственные и мысленные взоры, чтобы ничего тут не оставить без внимания. Если потом прибудет какой-нибудь замечательный музыкант, то опять те же самые люди наполняют зрелище, и, оставив все, что было у них в руках, иногда даже нужное какое-нибудь и настоятельное дело, сидят на возвышении, и с большим вниманием слушают пение и музыку, испытывая их благозвучие. Так обыкновенно делает простой народ. А сведущие в словесных науках то же самое делают в отношении к софистам. И у тех есть свои зрелища и слушатели, рукоплескания и приговоры, и строгие испытания речей. Если же зрители борцов, зрители и вместе слушатели риторов и музыкантов сидят на зрелище с таким вниманием, то сколько усердия и внимания, по справедливости, должны вы оказывать, когда не певец какой-нибудь и не софист выходит на подвиг, но когда вещает муж с Небес и издает глас сильнее грома? Своим гласом он объял и наполнил всю вселенную, не потому, чтобы вопиял слишком громко, но потому, что двигал язык силою Божественной благодати. И то удивительно, что такой сильный голос нисколько не груб или неприятен, но приятнее и вожделеннее всякого музыкального созвучия, способен даже увлекать, и, сверх всего этого, он совершенно свят, достоин трепетного благоговения, преисполнен столь великими тайнами и доставляет столько благ, что принимающие и сохраняющие их со тщанием и ревностью уже как бы перестают быть людьми и не остаются на земле, но, становясь выше всего житейского и присоединяясь к лику ангельскому, живут на земле, как бы на Небе. Сын грома, возлюбленный (ученик) Христов, столп Церквей, сущих по вселенной, тот, кто имеет ключи Неба, кто испил чашу Христову и крещением Его крестился, кто с дерзновением возлег на перси Господни, – вот он ныне приходит к нам не с тем, чтобы представить какое-нибудь вымышленное зрелище или прикрывать себя личиною (не в таком роде он и говорить будет); не восходит он на возвышенное место, не ударяет ногою под музыку, не украшается позлащенною одеждою. Он входит в одежде, имеющей красоту безыскусственную; он является нам, облеченный во Христа, обув красные ноги свои в уготование благовествования мира; пояс – не на персях, но на чреслах, не из кожи пурпурного цвета, не золотом покрытый сверху, но сотканный и составленный из самой истины. Таков он ныне является нам, без всякого лицеприятия; нет у него ни притворства, ни вымыслов, ни басней, но с открытою главою он возвещает открытую истину Будучи сам по себе таким, он не иное внушает и слушателям своим видом, взорами, голосом. Он не имеет нужды в каких-нибудь орудиях для вещания, как, например, в цитре, или лире, или в чем-нибудь подобном; но все совершает своим языком, издавая голос приятнее и гораздо полезнее всякой игры на цитре и (всякой) музыки. Местом действия служит для него все небо; зрелищем – вселенная; зрителями и слушателями – все Ангелы и из людей те, которые подобны Ангелам или желают такими сделаться. Только такие могут отчетливо постигать это благозвучие, обнаруживать его и в делах (своих), и быть такими слушателями, какими надобно быть. Все другие, как малые дети, хотя и слушают, но не разумеют того, что слушают, а увлекаются только удовольствиями и детскими играми. Так все люди веселые, роскошные, живущие для богатства, для почести и чрева, хотя и слушают иногда, что (им) говорят, но на деле не показывают ничего великого и возвышенного, потому что однажды навсегда прилепились к брению и праху. Апостола этого окружают Горние Силы, дивясь благообразию души его, разуму и красоте его добродетели, которою он привлек (к себе) и Самого Христа и получил благодать духовную. Настроив свою душу подобно благозвучной, украшенной драгоценными камнями и имеющей златые струны лире, он достиг того, что чрез нее Духом возгласил нечто великое и возвышенное.

2. Итак, будем внимать не рыбарю, не сыну Зеведееву, но тому, кто ведает глубины Божии, то есть Духу, движущему эту лиру. Он ничего человеческого не будет говорить нам, но все, что ни скажет, будет из глубины Духа, из тех тайн, которых даже и Ангелы не знали прежде, нежели они совершились. И Ангелы вместе с нами чрез глас Иоанна и чрез нас научились тому, что мы познали. Это открыл другой Апостол, когда сказал: да скажется ныне Началом и Бластем на Небесных Церковию многоразличная премудрость Божия (Еф. 3, 10). Итак, если и Начала, и Власти, и Херувимы, и Серафимы познали это чрез Церковь, то очевидно, что и они с великим тщанием занимались этим поучением. Таким образом, мы и тем уже не мало почтены, что Ангелы вместе с нами научились тому, чего прежде не знали. А что (они узнали) и чрез нас, об этом пока не буду говорить. Итак, окажем и мы с своей стороны безмолвное благоговение, не ныне только и не на тот только день, когда слушаем, но в продолжение всей (своей) жизни, потому что слушать его всегда хорошо. Если нам желательно знать, что делается в чертогах царских, как, например, что делает или предпринимает царь касательно своих подданных, хотя часто это нисколько не относится к нам, то не гораздо ли более вожделенно слышать, что изрек Бог, и особенно когда все это нас касается? А все это Апостол (Иоанн) с точностию скажет нам, как друг Самого (Небесного) Царя или, лучше, как такой муж, который имеет в себе Его Самого говорящего и от Него слышал все, что Он – от Своего Отца. Вас жерекох други, говорил Он, яко вся, яже слышах от Отца Моего, сказах вам (Ин. 15, 15). Итак, подобно тому, как если бы мы вдруг увидели кого-нибудь, сходящего свыше, с высоты Неба, и обещающего сказать нам в точности, что там (происходит), и, конечно, все стеклись бы к нему, подобно тому поступим и ныне. Именно с Неба собеседует с нами этот муж. Он не от мира, как говорит и Сам Христос: вы несте от мира сего (см.: Ин. 15, 19). В нем вещает Утешитель вездесущий и с такою же точностию ведущий Божия, с какою душа человеческая знает в себе свое, – Дух святости, Дух правый, владычественный, руководящий на Небеса, дающий другие очи, способные видеть будущее как настоящее, и сподобляющий нас еще во плоти созерцать то, что есть на Небесах. Итак, будем оказывать ему безмолвное внимание в продолжение всей нашей жизни. Никто пусть не остается здесь ленивым, сонливым, нечистым. Переселимся к Небесам, потому что он вещает только там и только тем, которые там обитают. А если будем оставаться на земле, то не получим отсюда никакой важной пользы. Слова Иоанна не относятся к тем, которые не хотят отстать от жизни скотской, точно так же, как и его не касаются здешние дела. Гром поражает наши души, имея и незначительный звук, а его голос не устрашает никого из верных; напротив, еще освобождает от страха и смущения душевного и поражает только демонов и тех, которые им работают. Итак, чтобы нам видеть, как он их поражает, сохраним безмолвие, как внешнее, так и внутреннее, особенно внутреннее. Какая, в самом деле, польза, когда уста безмолвствуют, а душа возмущается и имеет в себе сильную бурю? Я ищу безмолвия в душе, в помыслах, так как и внимательного требую слуха. Да не увлекает же нас страсть к богатству, ни любовь к славе, ни сила гнева, ни волнение других страстей. Невозможно слуху неочищенному уразуметь как должно высоту изреченных глаголов, уразуметь, или познать, как следует, силу этих страшных и неизреченных тайн и всякое добро, заключающееся в этих Божественных изречениях. Если нельзя хорошо изучить игры на свирели и цитре, не устремив к тому всего ума, то как возможно выразуметь таинственный глас слушателю, сидящему с безпечною душою?

3. Так и Христос научает: не дадите святая псом, ни пометайте бисер ваших пред свиниями (Мф. 1, 6). Бисером он называл эти самые речения[1], хотя они гораздо драгоценнее бисера, и называл только потому, что у нас нет ничего, ценнее этой вещи. Потому и сладость слова Писание часто имеет обычай сравнивать с медом, не потому, чтобы такова только была ее мера, но потому, что у нас нет ничего другого, слаще меда. А что оно несравненно превосходит и драгоценность камней, и сладость всякого меда, послушай, как Пророк говорит о нем, показывая его превосходство. Вожделенны, говорит он, паче злата и камене честна многа, и слаждша паче меда и coma (Пс. 18, 11). Но это только для здоровых, – почему и присовокупил Пророк: ибо раб Твой хранит я (ст. 12). И опять в другом месте, назвав их сладкими, присовокупил: гортани моему. Коль сладка, говорит он, гортани моему словеса Твоя (Пс. 118, 103). Иеще, выражая их превосходство, говорит: паче меда и coma устом моим, – потому что он имел крепкое здравие душевное. Так и мы не будем приступать к ним в болезни, но, уврачевав сперва душу, примем эту пищу. Для того я так много и говорю предварительно, еще не касаясь самих изречений Евангелия, чтобы каждый освободился от всякого вида болезни и, таким образом, как бы взошел на самое Небо, взошел чистым, отложив гнев, заботы, житейские тревоги и все иные страсти. Не очистив таким образом предварительно души, невозможно получить отсюда никакой важной пользы. И никто не говори мне, что мало времени до будущего собрания. Не только в пять дней, но в одну минуту можно переменить всю свою жизнь. Скажи мне, есть ли что хуже разбойника и человекоубийцы? Не крайняя ли это степень зла? И, однако ж, разбойник вдруг взошел на высоту добродетели и перешел в самый рай, не имея для этого нужды ни во многих днях, ни даже в половине одного дня, довольно было для этого одной минуты. Следовательно, можно вдруг перемениться и сделаться златым, вместо бренного. Так как добродетель и порок происходят не от природы, то и перемена легка и не подвержена никакому насилию. Аще хощете и послушаете Мене, говорит Бог, благая земли снесте (Ис. 1, 19).