Иоанн Дамаскин - Три слова в защиту иконопочитания

I. Нам, сознающим свое недостоинство, конечно, следовало бы всегда хранить молчание и исповедывать пред Богом свои грехи; но так как все прекрасно в свое время, а Церковь, которую Бог создал на основании Апостол и пророк, сущу краеугольну [3] Сыну Его, — я вижу, — поражается как бы морскою бурею, слишком высоко поднимается следующими друг за другом волнами, приводится в безпорядок и потрясается вследствие несноснейшаго дуновения злых ветров, свыше сотканное одеяние Христа, которое сыны нечестивых упорно старались разорвать, раздирается тело Его, которое есть слово Божие, разрезывается на различные части, также и искони крепко хранимое предание церкви, — то я не счел разумным молчать и наложить на язык узы, боясь с угрозою произнесеннаго определения, говорящаго: аще усумнится [4], не благоволит душа моя в нем [5]. И: если увидишь меч грядущ и не будеши глаголати брату твоему, крове его от руки твоея [6] взыщу [7]. Поэтому, поражаемый невыносимым страхом – я решил говорить, не ставя величия царей выше истины. Ибо Богоотец Давид, — слышал я, — говорил: глаголах пред цари, и не стыдяхся [8], напротив, этим сильнее побуждаемый к речи. А ведь слово царя имеет большую силу для склонения на свою сторону подданных; потому что из бывших с самаго начала людей, которым было известно, что земной царь подчинен высшей власти и что над царями господствуют законы, пренебрегли царскими приказаниями немногие.

II. Итак, прежде всего утвердивши как бы некоторый киль или основание для размышления: сохранение церковнаго законодательства, при посредстве котораго обыкновенно происходит спасение, я снял преграду у слова и выпустил его, как бы хорошо взнузданнаго коня, из загородки. Ибо в самом деле я счел ужасным, даже более, чем ужасным, чтобы Церковь, блистающая столь великими преимуществами и искони украшенная преданиями благочестивейших мужей, возвращалось паки на худые стихии [9], трепеща страхом, где нет страха [10], и как бы не знающая истиннаго Бога – боялась впадения в идолослужение, и даже хоть в весьма малой степени лишалась совершенства, как бы на средине очень прекраснаго лица имея некоторый постоянно остающийся укол, портящий всю красоту свою неуместною [11] прибавкою. Ведь малое, когда оно приводит к великому, не есть малое, так как прибавочная черта: чтобы древле получившее силу предание Церкви было поколеблено – не мала, потому что осуждены прежние наши наставники, взирая на образ жизни которых, должно было бы подражать вере [их] [12].

III. Итак (— а речь моя к вам —) усердно прошу, во первых, Вседержителя Господа, для Котораго все обнажено и открыто, знающаго, что мое смиренное намерение в этом случае – без примеси чего либо худого и что цель чиста, — дать мне слово, когда откроются уста мои, и взять Собственными [13] руками возжи моего ума и привлечь его к Себе, чтобы пред лицом [Его] он совершал быстрое движение по прямой дороге, не уклоняясь к тому, что кажется правым, или к тому, что он знает как левое. Потом прошу весь народ Божий, язык свят, царское священство [14], вместе с прекрасным пастырем словеснаго Христова стада [15], который в себе самом выражает высшее жречество Христово, принять мое слово с благосклонностью, не обращая внимания на самую незначительную степень моего достоинства или не ища искусства в моих словах, так как в этом я, бедный, не вполне опытен. Но взвесить силу моих мыслей. Ибо царство небесное не в слове, но в силе [16]. Ведь цель – не победить, но протянуть руку подвергающейся нападению истине, так как добрая воля протягивает руку силы. Поэтому, призвавши помощницею ипостасную Истину, отсюда поведу начало своего слова.

IV. Я знаю Того, Кто неложно сказал: Господь Бог твой [17] Господь един есть; и: Господа Бога твоего да убоишися [18], и тому единому послужиши [19]; и: не будут тебе бози инии [20]; и: не сотвори [себе] кумира, всякаго подобия, елика на небеси горе и елика на земли низу [21]; и: да постыдятся вси кланяющиеся истуканным [22]; и: бози, иже небеси и земли не сотвориша, да погибнут [23]; и [иное] подобное этому, что древле Бог глаголавый отцем во пророцех в последок дний глагола нам в единородном Сыне Его, имже и веки сотвори [24]. Я знаю Того, Кто сказал: се же есть живот вечный, да знают тебе единаго истиннаго Бога и егоже послал еси Иисуса Христа [25]. Верую во единаго Бога, одно начало всего, безначального, несозданнаго, неподверженнаго гибели и безсмертнаго, вечнаго и постояннаго, непостижимаго, безтелеснаго, невидимаго, неописуемаго, не имеющаго образа; в одну пресущественную сущность, в Божество – пребожественное, в трех Лицах: Отце и Сыне, и Св. Духе, и только Ему одному служу, и только Ему одному воздаю служебное поклонение. Поклоняюсь одному Богу, одному Божеству, но служу и Троице Ипостасей: Богу Отцу и воплотившемуся Богу Сыну, и Богу Св. Духу, одному Богу. Не поклоняюсь тваре паче Творца [26], но поклоняюсь Создателю, подобно мне сделавшемуся сотворенным и, не уничижив Своего достоинства и не испытав какого либо разделения [27], снизошедшему в тварь, чтобы прославить мое естество и сделать участником в божественном естестве. Вместе с Царем и Богом поклоняюсь и багрянице тела, не как одеянию и не как четвертому Лицу, — нет! – но как ставшей причастною тому же Божеству и, не испытав изменения, сделавшейся тем, что есть и освятившее [ее]. Ибо не природа плоти сделалась Божеством, но как Слово, оставшись тем, что Оно было, не испытав изменения, сделалось плотью, так и плоть сделалась Словом, не потерявши того, что она есть, лучше же сказать: будучи единою со Словом по ипостаси. Поэтому смело изображаю Бога невидимаго, не как невидимаго, но как сделавшегося ради нас видимым чрез участие и в плоти, и в крови. Не невидимое Божество изображаю, но посредством образа выражаю плоть Божию, которая была видима. Ибо, если невозможно изобразить душу, то сколь больше – Бога, давшаго невещественность и душе!

V. Но, говорят, Бог сказал чрез законодателя Моисея: Господа Бога твоего да убоишися, и тому единому послужиши [28]; и: не сотвори всякаго подобия, елика на небеси и елика на земли [29].

Братие! По истине заблуждаются не знающие писаний, что писмя убивает, а дух животворит, не отыскивающие скрытаго под буквой духа. Им я по праву мог бы сказать: Научивший вас этому да научит и тому, что следует. Уразумей, как толкует это законодатель, примерно так говоря во Второзаконии: и глагола Господь к вам из среды огня: глас словес вы слышасте, и образа не видесте, токмо глас. И немного спустя: и снабдите души своя зело, яко не видесте подобия в день, в оньже глагола Господь к вам в горе Хорив из среды огня: никогда не беззаконнуйте и не сотворите себе самим подобия ваянна, всякаго образа подобия мужеска пола или женска: подобия всякаго скота, иже есть на земли: подобия всякия птицы пернатыя и следущ. [30]. И после краткаго промежутка: и да не когда воззрев на небо, и видев солнце и луну, и звезды, и всю красоту небесную, прелстився поклонишися им, и послужиши им [31].

VI. Видишь, что одна — цель, чтобы мы не служили твари паче Создателя [32] и, кроме одного только Творца, [никому] не воздавали служебнаго поклонения? Поэтому всюду с поклонением Бог соединяет служение. Ибо опять говорит: не будут тебе бози инии разве мене. Не сотвориши себе кумира, ни всякаго подобия, и не поклонишися им, ниже послужиши им: яко аз есмь Господь Бог твой. И опять: да раскопаете требища их, и сокрушите столпы их, и дубравы их ссечете, и изваяная богов их сожжите огнем. Не бо поклонитеся другому Богу. И спустя немного: и богов слияных да не сотвориши себе. [33].

VII. Видишь, что ради [избежания] идолослужения Моисей запрещает писание изображений, и что невозможно, чтобы был изображаем безколичественный и неописуемый, и невидимый Бог? Ибо образа Его, говорит он, не видесте, соответственно чему и Павел, стоя в средине Ареопага, также говорит: род убо суще Божий, не должни есмы непщевати подобно быти Божество, злату или сребру, или каменю художне начертану и смышлению человечу [34].