Отец Сергий Мечев
ДУХОВНЫЕ БЕСЕДЫ
Отец Сергий Менее (1892–1941) окончил историко-филологическое отделение Московского университета. В 1919 г. был рукоположен в иерея. После кончины о. Алексия был настоятелем храма на Маросейке. В 1929 г. арестован и выслан из Москвы. Погиб в заключении в 1941 г. Тексты бесед о. Сергия печатаются по записям прихожан храма.
1. О богослужении
Во имя Отца и Сына и Святаго Духа!
Недавно мы праздновали праздник Пресвятой Девы, вхождение Ее во храм и, как Св. Церковь учит нас, вхождение это совершено для того, чтобы Ей во храме «воспитатися честно».
Это вхождение во храм, это приобщение к иной жизни, чем наша жизнь здесь, на земле, к жизни премирной было когда-то совершено Божией Матерью, и каждый из нас, каждый, кто живет в этом мире и верит во Христа, в свое время был введен во храм именно для того же, для чего вошла и Пресвятая Дева, – для того, чтобы в нем «воспитатися честно», для того, чтобы оставить эту жизнь и приобщиться к премирной, выйти из временного, – войти в вечное.
Когда мы говорим о богослужении и участвуем в нем, мы забываем о двух его сторонах: мы думаем, что мы пришли в храм для того, чтобы днесь, ныне вспомнить то или иное событие из жизни Господа, из жизни Богородицы или святых. А между тем Св. Церковь говорит нам о том, что наше богослужение, наше празднование не есть только воспоминание, но самое действительное, подлинное, возможное только через богослужение участие в этих событиях.
И не только мы принимаем участие в них, но богослужение имеет величайшее значение и для всего мира, для всей Вселенной.
Кроме того, в каждом церковном празднике – например, в только что бывшем праздновании Введения во храм Пресвятой Богородицы – участвуют и иные члены Тела Христова – «горняя сликовствует земным».
Вот эти два момента: момент неоторванности богослужения от Вселенной, от всего мира, и затем совокупление наше с миром горним – это есть те два основания, на которых возможно для нас здесь, в мире дольнем, приобщение к премирности, к вечности.
Когда мы в богослужении, в своих песнопениях обращаемся не только к верующим, не только к людям, но и ко всей Вселенной, то по церковному пониманию это не есть только слова, но подлинный смысл общения в Боге.
Если первый человек согрешил, если тем он внес грех в мир, в творение Божие, которое до того преисполнено было красоты и добра настолько, что Сам Творец любовался им, то, внеся грех в мир, он сам связал себя с миром и теперь постоянно связывает тем, что вновь и вновь вносит в мир грех.
Поэтому Св. Церковь не отделяет человека от мира, постоянно напоминая, что он связан с этой природой, которую он заразил и продолжает заражать грехом.
В тот момент, когда мы совершаем погребение Господа, в момент стояния перед Его гробом, когда нельзя говорить об образах и словесных украшениях, когда дело идет о плаче над Самим Господом, когда мы забываем, что мы живем вовсе не в тот момент, когда погребали Господа Иосиф с Никодимом, но, находясь в храме, духовно совершаем с ними это погребение, тогда с особенной силой звучат слова тропаря: «О горы и холмы, и человеков множества восплачитеся и вся рыдайте со Мною, Бога вашего Матерью».
Так Церковь как бы от лица Божией Матери или, вернее, Божия Матерь голосом Церкви призывает восплакать о Ее Сыне и Боге, лежащем во гробе, – «горы и холмы и человеков множества».
В Великую Субботу, богослужение которой совмещает в себе и гроб, и уже Воскресение, когда мы предстоим еще пред гробом Христа и вместе с тем слышим евангельское повествование о том, что не нашли Жены Мироносицы Тела Господа во гробе, Церковь с великим дерзновением взывает, обращаясь сначала к Ангелам, а затем к небесам и водам, к солнцу, луне и звездам небесным, к огню, студу и зною, к росе и инею и, наконец, к сынам человеческим: «Господа пойте и превозносите Его во веки».
И все это не в украшение, не в стиль, не в то или иное выражение отвлеченных понятий, ибо пред гробом Спасителя уста безмолвствуют, ибо в этой самой службе мы поем: «Да молчит всякая плоть человеча, и да стоит со страхом и трепетом, и ничтоже земное в себе да помышляет».
Нет, это есть верование Церкви. Церковь верует, что человек неразрывно связан с творением Божиим: если он радуется и ликует, если он очищается, то вместе с ним тем же ритмом духовным живет и ликует вся тварь.
Богослужение не имеет характера исключительно человеческого, относящегося к людям только, – оно совершается для всего мира и во всем мире находит себе отклик. Это сторона величайшей важности.
В день Богоявления, когда «днесь вод освящается естество», вода во всем мире освящается Иорданским освящением и освящает всех пьющих ее – всех верующих и неверующих, людей и животных.
Когда входишь в храм, то прежде всего чувствуешь себя частью вещной природы – ты самая совершенная из всех тварей, венец творения, но ты неразрывно связан со всей остальной тварью и, совершая богослужение, ты совершаешь его именно как часть, как венец Божьего творения.
Есть одно замечательное место в богослужении дня Богоявления, в котором эта связь так реально выражена, что маловерующему человеку оно может явиться величайшим соблазном: в конце часов поется тропарь, который обращен к Иоанну Крестителю.
Св. Церковь сознает, что ведь предстоит Крещение Господа, которое было когда-то на земле и ныне в Церкви совершается вновь, предстоит великое освящение Иорданское, а не частное освящение воды в храме. Кого же звать для совершения торжества? Конечно, того, кто прежде совершал это, кто крестил Господа. «Руку твою, прикоснувшуюся пречистому верху Владычню, с неюже и перстом Того нам показал еси, воздежи о нас к Нему, Крестителю, яко дерзновение имея много: ибо болий пророков всех от Него свидетельствован еси. Очи же твои паки Всесвятаго Духа видевшия, яко в виде голубине сошедша, воздвигни к Нему, Крестителю, и милостива нам соделай: и прииди, стани с нами, запечатали пение и предначинаяй торжество».
Если в это веровать серьезно, а Церковь не имеет в своем богослужебном опыте ничего того, чем богаты мы, чем богат мир временный, – она берет лишь то, что вечно, что действенно, что свято, – если веровать вместе с Церковью во все это, то с каким величайшим трепетом и благоговением надо подходить к богослужению!
В другом месте в день Сретения Господня мы просим о том, чтобы дщи Фануилева, т. е. Анна Пророчица, пришла и стала с нами:
«О дщи Фануилева. Прииди, стани с нами...»
Недавний праздник в честь Григория Декаполита говорит в одном из тропарей своего канона о том же в отношении памяти святых:
«Днесь с нами собор постников и преподобных веселится, патриархов и пророков в памяти твоей, блаженне, спразднуют нам Апостолы и Мученицы, с ними же поминай чтущих тя верно, досточудне».
Вот эта связь наша с миром горним, это сликовствование небесных и земных дает ту величайшую силу, которая заключается в молитве богослужебной.
И для нас, кто подходит к молитве с этих двух сторон, кто верует, что мы, с одной стороны, участвуем в богослужении как часть видимого мира, не одни, а со всей природой и, с другой стороны, что и мир Ангельский совокупляется в праздновании с нами, – для тех понятно, сколь дерзновенна Церковь; она не говорит: «Давайте вспомним, как это было – как родился Христос, как Он крещен был, как преобразился, распят, предан и погребен был Господь». Правда, иногда она говорит и об этом: «Днесь собравшися воспоим то-то и то-то» или: «Днесь восхвалим того или иного святого», – поется в некоторых стихирах, канонах, тропарях, но no-преимуществу Церковь говорит другое: «Днесь благоволения Божия предображение...», «Днесь Дева вводится во храм». «Ныне вся исполнишася света, небо же и земля, и преисподняя: да празднует убо вся тварь востание Христово, в Нем же утверждается», – говорит пасхальный канон.
Днесь, а не когда-то тогда, нет, в это время, в эту минуту, когда совершается богослужение.
Это дерзновение Церковь имеет потому, что в самой себе она есть не временная, а вечная, она вне мира, выше его, она премирна.
Церковь дерзновенна потому, что не мы только совершаем богослужение, мы, собравшиеся здесь, являемся (как люди) высшей частью видимого мира, но мы веруем и надеемся, что силы небесные с нами невидимо служат, мы веруем и уповаем, что через богослужение мы в XX веке имеем возможность соприкоснуться в богослужении и молитвенном озарении с давно бывшими событиями, соприкоснуться и участвовать в них как в вечности.
Вот эта-то связь с миром горним и миром видимым и есть то величайшее, что делает богослужение не воспоминанием, не простым переживанием, может быть и очень хорошим, но временным и индивидуальным, но вечностью, что объединяет всех и вся – мир видимый и невидимый – и здесь, в Церкви, те люди, которые не жили тогда, когда совершались те великие события, теперь участвуют в них, приобщаются к ним как к вечности.
