Запомнилось еще одно, важное для меня, событие — три лекции А. Белого о Блоке. Но это было позднее, уже после закрытия Общества в период работы А.Белого над постановкой "Петербурга" и сближения его с М.А. Чеховым[54]. Три вечера — три субботы — лекции читались в "Круглой комнате". М.А. Чехов жил тогда на Арбатской площади, на углу Никитского бульвара. Фасад дома, выходящий на площадь, — закругленный. Там и находилась "круглая комната", служившая для занятий руководимой Чеховым театральной студии. В ней же происходили и некоторые антропософские встречи. Комната была просторная, и на лекцию А.Белого пришло много народу. Не одни антропософы, было много совсем незнакомых мне лиц, но и антропософы были представлены достаточно полно. Для меня эти три вечера явились новой ступенью во внутренней жизни души, как бы сдвигом сознания. Говорю лично, потому что знаю, что не для меня одной, а для многих А.Белый в той или иной форме сыграл подобную роль. Я не могу теперь пересказать самого содержания лекций, они забылись. Но незабываемым осталось их действие. Я могу назвать его только так: новое открытие мира. Когда-то А.Белый уже открыл мне новый мир, мир поэзии. Теперь было нечто неизмеримо большее. Весь мир, все восприятие как бы повернулось на какой-то невидимой оси и открылось в новом ракурсе. Это был ракурс живого духа, живой духовной действительности. И стихи, о которых говорилось, становились прозрачными, за ними бушевало пламя иной жизни — иногда ослепительные вспышки, иногда невыразимые бездонные дали, в которых душа узнавала свою родину и летела за взмахами рук того, кто эти дали показывал. Три недели, от субботы к субботе, душа жила счастьем этого открытия родины. А когда лекции кончились и я "очнулась", то почувствовала: я стала другая и мир вокруг — другой. Я побывала "где-то", услышала "зовы Вечности", но, вернувшись, душа нашла это вечное в преходящем и заново с ним породнилась. Я не вела дневников, но записала себе на память два слова: Vita nova и дату. Дата тоже забылась, но исследователи творчества А. Белого, вероятно, найдут в его архивах какие-то следы этих лекций. Но никакие записи, конечно, не дадут представления об их живом содержании. Как и всё лекции А.Белого, это была гениальная импровизация, всегда однако подчиненная живущему в ней высокому Смыслу, строгой духовной мысли.
Эти лекции сопровождались рисунками. Если они сохранились, то эти имагинации, вероятно, могут хоть сколько-нибудь дать почувствовать отразившуюся в нихжизнь духа.
В 1922 году Маргарита Васильевна, а вскоре затем и Трифон Георгиевич уехали в Германию. Приходили тяжелые известия об острых разногласиях в Дорнахе. Затем — пожар Гетеанума[55]. Чувствовался натиск темных сил. Он же действовал и вокруг нас, вынуждая все больше прятать, уводить в конспирацию то, что по самой природе своей, по природе антропософского импульса, требует солнечной ясности, открытости. Не было прежней гармонии, искажались судьбы, искажались отношения.
А.Белый "безобразничал" в Берлине, Клавдия Николаевна стала пленницей его и своей судьбы[56]. Некоторые говорили даже, что Клавдия Николаевна "потеряла свою индивидуальность", с ней уже нельзя говорить как прежде, Борис Николаевич стал стеною между нею и Обществом. Другие, напротив, находили, что Клавдия Николаевна препятствует их общению с Борисом Николаевичем. Я думаю, что и то и другое неверно. Никаких воздвигаемых стен ни с той ни с другой стороны не было. Но была некая естественная самоизоляция. Они жили своей особой жизнью, зимой — Кучино, летом разнообразные поездки — Коктебель, Кавказ[57]… Но подобная самоизоляция в той или иной степени и форме становилась уделом всех. Чувство общности было очень сильно, но и силы раздробления действовали — и внутри и извне. Проскальзывали тени отчужденности, по-разному люди относились и к нашему разделению двух групп и к политической обстановке вовне. Закрытие Общества ощущалось неизбежным. Оно произошло просто и буднично. Появился декрет, обязывающий все общества, союзы, объединения, "не преследующие целей материальной выгоды", — зарегистрироваться[58]. Те, кому в регистрации будет отказано, тем самым подлежали ликвидации. Было совершенно ясно, что Антропософское Общество разрешения не получит. Обсуждался вопрос — надо ли подавать на регистрацию? Одни считали, что в создавшейся обстановке это не имеет смысла, надо просто самораспуститься. Другие же находили, что такой поступок означал бы, что мы сами считаем себя антисоветской организацией. Это не так: антропософия не враждебна советской власти, она видит величие ее задач. Духовную же работу, несмотря на отрицание ее господствующей идеологией, мы считали необходимой именно для блага России. Участие в духовно-моральной, религиозной жизни новой России наш долг, от которого мы добровольно отказаться не можем. Мы должны до конца идти в открытую, объясняя свои задачи. Пусть сама советская власть признает их ненужными и запретит Общество. Это ее право, как государственной власти, ее решение на ее исторической ответственности. Это мнение возобладало, и было подано на регистрацию. Выступали как единое Общество без деления на группы. Председатель Б.П. Григоров, члены-учредители, сколько их требовалось по инструкции, были из обеих групп. В положенный срок пришел ответ, конечно, отрицательный, тем самым Общество перестало существовать. Меры по спасению библиотеки были приняты заранее. Также и драгоценный дар Маргариты Васильевны, незадолго перед тем полученный, — написанный ею портрет Штейнера — был отдан в надежные руки[59]. Фотоснимки с него были почти у всех, но, конечно, в последующие годы репрессий мало у кого сохранились.
Краткий десятилетний период (1913–1923 гг.) существования Общества, как открытой общественной организации, кончился. Русское Антропософское Общество вступало в свою "Winterreise", свое "Зимнее странствие". Так зерно, плод расцвета летней жизни, уходит в землю, укрывается во тьме и холоде. Ему светит и согревает отныне только жар "Полуночного Солнца", жар Духа[60]. В нем идет сокрытая жизнь, готовящаяся к весеннему прорастанию. Так и Антропософия в России не умерла. Насилием выброшенная из физического плена, она жила и живет в душах. И не только в тех, кто по велению личных судеб воспринял антропософский импульс в те далекие, полустолетием отделенные годы. Она рождается в душах тех, кто теперь, сегодня приходят к ней своими духовными путями. В этом — знак жизни зерен, до времени сокрытых в земле. Они живы, потому что Мать-Земля, душа русского народа приняла их и взращивает, готовя всходы. Они уже виднеются, они прорастают потому, что многое изменилось и мире за это полстолетие. Времена приблизились. Страшны силы зла, бушующие в мире. Но и жажда духовного возрождения, принимая разнообразные формы под действием многих импульсов, — исторических и внеисторических — не погибает, а растет. Во всем и всюду, зримо и незримо идет эта борьба. И в нее Антропософия вносит свой импульс. Это импульс высочайшего и подлинного христианского эзотеризма, того, где открываются пути к будущим формам и духовной и социальной культуры человечества. И на этих путях прорастут и зазеленеют новые всходы Русской Антропософии. Ими оденется Душа русского народа, когда, пройдя свое трагическое чистилище, она выступит во всем величии своей духовно-исторической миссии. Это — обещано. Это — будет.
М. Н. Жемчужникова, 1975 год.
Примечания:
СМЫСЛ ТВОРЧЕСТВА.(Первое изд. 1916 г.; цит. по второму изд.: Париж, 1985, с.335).
Там же, с.345.
САМОПОЗНАНИЕ,(Первое изл. 1949 г.; цит. по второму изд.: Париж, 1983, с. 186–187).
Берляев. САМОПОЗНАНИЕ, ст.217.
См.: "Хроники" (Аресты толстовцев). — "Социалист-революционер", 1927,№ 1(Мириж), С,23–24,
Бердяев. САМОПОЗНАНИЕ,с.218.
Штейнер, Рудольф (Rudolf Steiner, 1861–1925) — доктор наук, с 1902 г. — генеральный секретарь немецкого отделения Теософского Общества, основатель и руководитель Антропософского Общества (январь 1913), центр которого до сих пор находится в Дорнахе (Швейцария). См. ВОСПОМИНАНИЯ О ШТЕИНЕРЕАндрея Белого (Париж, 1982).
AUS DER AKASHA-CHRONIK(1904-08).
Harold Fielding-Hall (1859–1917) много лет жил в Бирме, где работал в британской колониальной администрации. Его книгаTHE SOUL OF А PEOPLE вышлав Лондоне в 1898 г. Он много писал о бирманском буддизме.
