Евангелие избегает слов «чудо», «чудеса» по отношению к Христу, оно говорит о знамениях. Чудеса же — это деяния Антихриста, цель которого — привлечь внимание простодушных людей. В греческом языке того времени было много слов, которые можно перевести как «чудо»: позднеантичное сознание людей требовало сенсаций, чего-то неожиданного, невероятного. Во времена поздней античности распространялось много литературы такого рода. Люди стали грамотными, но до настоящей литературы еще не доросли, вот и появлялись книжонки, в которых рассказывалось, например, о животных с двумя и тремя головами, сиамских близнецах, о людях ростом в 3—4, а то и в 20 метров (один римский полководец, копая могилу, будто бы обнаружил скелет длиной чуть ли не в 21 метр), о том, что где-то шел кровавый дождь…
Подобные небылицы были чрезвычайно распространены поэтому слово «чудо» оказалось скомпрометированным в глазах человека того времени. В Евангелии это слово не употребляется. Там присутствуют другие слова: греческое «семейон», латинское Signum — «сигнал, знак». А «чудеса» по-гречески — «таумасиа», по-латински — miracula. Эти слова в Евангелии никогда не употребляются. Что же такое чудеса, которые совершает Иисус? Это знаки присутствия Божия, знаки того, что Бог обновляет Свои творения. Поэтому Иисус совершает чудеса не для того, чтобы поразить воображение людей, а чтобы показать присутствие Божие.
Читая Евангелие, мы видим, что творимые Иисусом чудеса с огромным интересом воспринимаются людьми посторонними, случайными. Они собираются вокруг Него огромными толпами, в то время как те, что уже ходят с Иисусом, этих чудес как бы и не замечают (мы видим это в первых главах Евангелий от Матфея и от Марка). Слово «чудо» проникло в английский и французский переводы Евангелия в XVI в., в русский Синодальный перевод — в XIX в. В славянском же переводе, когда речь идет об Иисусе, употребляется, повторю, не «чудо», а «знамение».
Иисус положил начало знамениям и явил славу Свою. Слова «являть», «являться» тоже очень характерны для языка Библии. Иисус является людям. Бог в Иисусе являет Себя человечеству. Не случайно картина Александра Иванова называется «Явление Христа народу». «…Единородный Сын, сущий в недре Отчем, — читаем мы в Евангелии от Иоанна, - Он явил (славу. - Г.Ч.)» (Ин. 1:18). Греческое «слава» («докса») и латинское gloria в Евангелии практически всегда относится только к Богу. Однако если для Ветхого Завета слава (еврейское «кабод») — это прежде всего «вес», то есть значимость и сила Бога, то в Евангелии слава — это тот свет, которым обнаруживает Себя Бог в истории человечества, это тот «свет к просвещению язычников», о котором говорит Симеон Богоприимец (Лк. 2:32). Слава Божия — это свет, что сияет, освещая собой весь мир — землю, человечество. Это свет, вспыхивающий на первой же странице книги Бытие, когда Бог произносит: «Да будет свет».
Следовательно, слава — это то, в чем открывает Себя Бог. И в словах «явил славу» уже обнаруживается в скрытой форме формула апостола Павла: «В Нем обитает вся полнота Божества телесно» (Кол. 2:9). В Иисусе Сам Бог являет Себя человечеству, обнаруживая в человеческой природе Иисуса Свое присутствие. Иисус явил славу Свою — и уверовали в Него ученики Его. Более 70 раз в Евангелии от Иоанна встречается слово «верить», причем обычно именно глагол, существительное «вера» почти не встречается. Почему? Видимо, потому, что имена существительные выражают нечто статичное, неизменяемое. Глаголы же передают динамику, движение. В то же время вера — это не есть что-то застывшее, это нечто живое, движущееся, динамичное.
Поэтому в Евангелиях существительное «вера» встречается лишь в следующем контексте: «Вера твоя спасла тебя» (Мф. 9:22; Лк. 5:34, 10:52; Лк. 7:50, 18:42 и др.). Понятие «вера» — чисто новозаветное. Ветхозаветная религия строилась на подчинении заповедям, на исполнении Закона, того, что заповедано. Новозаветный же ответ человека Богу строится на личном доверии каждого из нас к Богу и на доверии, которое Он испытывает по отношению к каждому из нас. Митрополит Сурожский Антоний подчеркивает в своих проповедях, что мы постоянно говорим о нашей вере в Бога, но забываем о вере Бога в нас. А вся новозаветная история строится именно на взаимной вере. Причем следует подчеркнуть, что здесь надо говорить не о вере в кого-то, а о вере кому-то, то есть о доверии.
Итак, в Христа уверовали ученики Его. «Ученики» — еще одно ключевое слово Евангелия от Иоанна. В Деяниях святых апостолов сначала слово «христиане» отсутствует. Только позже в Антиохии учеников Иисуса стали называть христианами. Древнее самоназвание христиан — ученики Иисуса, те, которые следуют за Ним. Значит, путь христианина — следовать за Христом, значит, мы — ученики Его. Рассказ о браке в Кане Галилейской кончается стихом, в котором каждое слово — ключевое, значимое, а следовательно, значим и весь текст.
Этот рассказ — не просто красочная картинка с натуры, на которой изображено, как люди пируют и им не хватает вина и как Иисус превращает воду в вино. Здесь важно и то, что на слова Матери: «Вина нет у них» — Иисус отвечает: «Еще не пришел час Мой» (слово «час» будет ключевым во второй половине Евангелия!). Казалось бы, Иисус ответил на слова Матери отказом, но Он все же претворяет воду в вино. Значит, как бы сказав «нет», Он все же говорит «да». Мария же обращается к служителям со словами: «Что скажет Он вам, то сделайте». Комментаторы отмечают, что эти слова Матери Иисуса в Евангелии — последние, далее Она не произнесет ни слова в Новом Завете. Следовательно, в этих словах можно увидеть своего рода благословение, с которым Она обращается к нам. Но мы не всегда вслушиваемся в эту фразу, почему-то считая, что она обращена только к слугам, разносящим гостям вино и еду.
Вино, сотворенное Иисусом из воды, разлито в шесть сосудов, которые стоят там по иудейскому обычаю очищения. Комментаторы, отталкиваясь от этого образа, толкуют этот текст аллегорически. Шесть сосудов — это шесть книг Закона: Пятикнижие Моисеево плюс книга Иисуса Навина, по содержанию и стилистически примыкающая к Пятикнижию. Иисус как бы претворяет воду Ветхого Завета в вино Евангелия. Он напоследок предлагает человечеству лучшее — Свое Евангелие. Жених Небесный предлагает его людям в лице пирующих в Кане Галилейской. Но и брак этот оказывается как бы не только браком жениха и невесты, которых мы даже не знаем по имени. Нет, это та самая брачная трапеза, о которой постоянно говорится в Евангелии.
Брачная трапеза, когда хозяин дома приглашает гостей на пир своего сына, чем-то напоминает и Тайную Вечерю, и тот брак Агнца, о котором потом будет говориться в Апокалипсисе. Значит, здесь мы как бы присутствуем при зарождении Церкви. Такое — аллегорическое — толкование данного места Священного Писания было предложено еще в IV в., этим путем пошел Ефрем Сирин. Имеет ли смысл нам, читателям Евангелия, живущим на рубеже XX—XXI вв., следовать этому аллегорическому толкованию? Видимо, да, ибо главное для нас заключается в том, чтобы в этом рассказе увидеть начало знамений Иисуса, начало преображения Им мира.
Глава 4.
ПАСХАЛЬНОЕ ЕВАНГЕЛИЕ
Во 2-й главе Евангелия от Иоанна есть такая фраза: «Приближалась Пасха Иудейская, и Иисус пришел в Иерусалим» (Ин. 2:13), и далее: «И когда Он был в Иерусалиме на празднике Пасхи…» (Ин. 2:23). Затем, в начале 6-й главы, сказано: «Приближалась же Пасха, праздник Иудейский…» (Ин. 6:4). В 11-й главе вновь читаем: «Приближалась Пасха Иудейская, и многие из всей страны пришли в Иерусалим перед Пасхою» (Ин. 11:55). Понятно, что и далее речь пойдет о событиях, по времени связанных с иудейской Пасхой.
У экзегетов былых времен сложилось представление, что в этом Евангелии говорится сначала о первой Пасхе, которая упоминается во 2-й главе; затем о Пасхе, наступившей через год, о которой говорится в 6-й главе; затем, в конце 11-й главы, — уже о третьей Пасхе. И получалось, что события, описанные в Евангелии от Иоанна, происходили в течение трех лет. На самом деле это, вероятно, не так, во всяком случае, определенно говорить об этом невозможно. Очевидно, смысл здесь заключается именно в том, что на протяжении всего текста в нем рефреном повторяется одна и та же фраза: «Приближалась Пасха…» («эггюс эн то пасха»). Весь колорит, весь настрой Евангелия от Иоанна от начала и до конца пасхальный. Не случайно поэтому именно это Евангелие читается на литургии в течение сорока дней после Пасхи как на православном Востоке, так и на католическом Западе, то есть у христиан как греческой, так и латинской традиций.
Все четвертое Евангелие освещено ослепительно белым светом Преображения Господня и Святой Пасхи. Вспоминаются слова из Евангелия от Марка (9:3), где говорится, что в миг Преображения одежды Иисуса «сделались блистающими, белыми весьма, такими, что белильщик на земле не может так выбелить». Вспоминается и то место Евангелия от Матфея, где про ангела, отвалившего камень от гроба Воскресшего, говорится, что «был вид его как молния, и одежда его бела как снег» (Мф. 28:3). Мироносицы у гроба согласно Евангелию от Марка (16:5) увидели «юношу, облеченного в одеяние белое». Важно вспомнить и о том, что происходило это «ранним утром… при восходе солнца» (Мк. 16:2). Как говорится в одном из средневековых латинских гимнов:
