Научиться ценить разнообразие есть уже верный подступ к Культуре. Вообразите себе на минуту глубочайшее прискорбие, если бы из-за различия каких-то внешних знаков и покроев могли бы произойти недоразумения о существе самого священного понятия. К этому широкому пониманию всем нашим сотрудникам нужно приготовиться, чтобы при встречах священно охранить достоинство Культуры. Всякая ссора уже будет признаком акультурности. Всякое сомнение в правоте собрата тоже будет довольно антикультурно. Всякое желание заставить мыслить по своему рецепту не может служить признаком культурности. Нет, совершенно другим основанием окажутся связанными и духовно соединенными наши собратья, приедет ли он из Южной Африки или Финляндии, с Таити или из Белграда. Стремление к высокому качеству, сердечная преданность ко всему эволюционно-строительному, творческий труд, преклонение перед Красотою и почитание Знания – вот что свяжет всех этих светлых путников духа. Этим основам Света не будут препонами ни самые разнообразные верования, ни особенности языков, ни традиции, хотя бы и самые древнейшие. Понимание эволюционно-строительных основ жизни, широкие, самые запредельные устремления так расширят сознание, что вмещение даже самых нежданных особенностей будет происходить благожелательно. Там же, где есть основное благожелание, там получается и Благодать, которою крепнет духотворчество и чувствознание.
Разнообразие, о котором мы поминали, таким образом, явится не громоздким, трудноуправляемым свойством, но наоборот, оно представит собою те бесчисленные очи, руки и ноги, которые сделают этот коллектив непоразимым в своей зоркости, подвижности и находчивости. Словом, разнообразие будет лишь многочисленностью доспеха. В старых сказках говорится о соединении богатырей, из которых каждый обладал какой-либо особенностью. И только в совокупности своей, помогая друг другу, они могли исполнять самые, казалось бы, недосягаемые задания. Если бы, несмотря на богатырство свое, эти сказочные герои обладали бы лишь одними и теми же свойствами, их ожидало бы несомненное поражение.
Взаимное уважение прежде всего имеет в виду охранение индивидуальности и поощрение личной инициативы. Тирания, против которой неизбежно возмущается дух человеческий, есть не что иное, как не только грубое проявление самости, но и забывчивости о ценности индивидуальности. Если бы все бывшие тираны мира, в увлечении своем, не забывали о ценности личной инициативы, то, вместо возмущений и поражений, они бы, подобно сказочным богатырям, собирали вокруг себя непобедимое и благожелательное воинство строителей жизни. Подчеркиваю благожелательность, ибо верно, что комплекс человеческих лучших устремлений, в широком объеме своем, будет созидателен, а все созидательное тем самым и благожелательно.
Во имя этой созидательной благожелательности мы и должны поддерживать то разнообразие состава нашего, которое, знаю, поражает некоторых неосведомленных и непродумавших основание его лиц. Если живы основы Красоты и Знания, то именно они и будут покровителями благостного разнообразия. Каждый, достаточно пытливо всматривавшийся в жизнь, припомнит, как самый разнообразный и по человеческой ограниченности, казалось бы, самый противоречивый и противоположный элемент обнаруживал и сердечное взаимопонимание, когда дух их ощущал самоотверженный строительный принцип. Этот же строительный принцип предусматривает и взаимный осмотр доспеха; это будет делаться для лучшего исполнения духовной битвы, но не для осуждения и взаимоокисления. Из этого же духовного роста и чувствознания рождается и вмещение. И рождается оно вовсе не тяжкими родами с глубокими бороздами на лбу, но легко и с улыбкою в сознании, что этим пристраивается к Храму Прекрасного еще один придел. И придел этот не будет бесформенным нагромождением, но стройно вольется и обогатит и поистине украсит растущее строение. Ведь каждый город может или бесформенно и взаимно враждебно нагромождаться в злоречии соревнования, или может стройно расти, причем даже самые древние камни в руках зодчего найдут неумаленное положение среди новых построек, отвечающих всем обновленным пониманиям. Как будет прекрасно, если такой внутренне объединенный город сохранит свое разнообразие, которое явится естественным выражением мощи неисчерпаемого духа человеческого!
Наши культурные объединения должны заключать в себе также истинное основание свободы. Ведь ничто, как свобода, не сочетается так близко с понятием разнообразия. О свободе же мечтает все человечество. Но прекрасна она, эта легкокрылая Водительница, если основана на понимании Культуры. Акультурная свобода будет произвол, а всякий произвол сочетается с грубостью и хаотичностью.
Итак, судьба послала нам в сотрудники такие драгоценные понятия, как истинная свобода и разнообразие творческих выявлений. Лучшее сердечное чувство вырастает на этих всеобъемлющих понятиях. А сердечная искренность является, прежде всего, одним из первых знамен Культуры. Только в таком доспехе можно пройти через все ущелья мрака. Много таких ужасных ущелий, где подстерегают всякие безобразные личины, но как в древних сказках заповедано: взявший клад пусть идет не оглядываясь. А какой же клад ценнее, нежели достижения Культуры, в которых конденсируется все духовное, все подвижническое, все созидательное и трудящееся? Как достойно и прекрасно звать друзей и сотрудников на трапезу созидания и сердечности. Сохраним же со всею бережностью благодатное условие разнообразия, которое так щедро послано нам со всех концов Мира.
1932.
Воистину, слеп тот, кто не хочет видеть.
Среди практических занятий по римскому праву, наш старый профессор как-то дал задание о преследовании клеветы. Обсуждая этот предмет, мы пришли к заключению, что клевета и диффамация, в существе своем, карались сравнительно мало. При этом мы спросили профессора – почему ни в одном законодательстве не карался произнесенный ложный факт. Помню, как добродушный профессор улыбнулся, воздел руки кверху и сказал: «Тогда пришлось бы посадить в тюрьму девять десятых всего мира».
Эти мечты студентов об ограждении человечества от ложных фактов рано или поздно опять вспоминаются. Само нагромождение разрушительных для человечества обстоятельств точно бы указывает, насколько следует обратить внимание на глубочайшие целые океаны ложных измышлений, в большинстве сознательно направленных ко злу.
Никакие современные законодательства, если бы даже и пытались иногда преграждать вредоносную клевету, не в силах бороться с шептанием лжи. Кто-то скажет, что это та же клевета, но очень многие подобные злошептания не подойдут под статью о клевете и тем не менее будут рассадником, в высшей степени вредоносным. Даже если мы постараемся не обращать внимания на всякую ложь, которую, как птицы, щебечут люди, вообще не давая себе отчета, какие страшные приговоры иногда заключаются в веселом щебетании гостиных, то тем вред не уменьшится. Но, кроме этих безответственных щебетаний, в мире разрослось множество заведомо ложных измышлений, имеющих единственную и вполне осознанную цель – определенного вреда разложения и опустошения.
Если бы начать перечислять встреченные каждым из нас факты такой заведомой вредоносности, то составилась бы огромная книга зла; также на сцене иногда показывают делание слепков замка для поддельных ключей, чем внушают слабовольным зрителям разные вредные идеи. Перечислять вредоносные измышления было бы само по себе уже вредно, но нужно дать себе труд, хотя иногда, подумать, сколько заведомой лжи шествует в жизни, разрушая на своем пути самые ценные, а часто и незаменимые возможности.
Из храма люди стали выходить обновленными для новой клеветы. Звуками песнопений стала поощряться душа к злословию. Лучший героизм драмы стал побуждать к подозрениям. И молитва не становится ли угрозою? Так ли? Хорошо ли?
Для смертельности яда змее не нужен гигантский рост; мала ехидна и змейка коралловая. Пагубен яд даже малого скорпиона.
Об обмане думает обманщик. О предательстве предусматривает предатель. Об ужасах терзается трус. Каждый по-своему. Скажи, о чем думаешь, и я скажу, кто ты есть.
Конечно, если законы должны ограждать безопасность граждан, то ясно, что и законы против клеветы и лжи должны быть постепенно усиливаемы. Если человечество видит, что поток зла очень изобретательно увеличивается, то странно было бы бороться с ним средствами древнего римского права, Кодекса Юстиниана или даже Кодекса Наполеона, которому частично подражали многие последующие законодатели.
Если зло создало свои новые формулы, то ведь и противодействие должно быть постоянно обновляемо.
«Воспитанные» дети должны ничего не желать, ни к чему не стремиться и притупить все свои творческие устремления, слепо следуя стандарту воспитателей, которых, в свою очередь, никто никогда не учил ничему благому и творящему.
