22.
Храм в Закатах стремительно восстанавливался. Вот уже и купола перекрасили.
Среди вещей, брошенных в бывшем клубе, отец Александр нашёл глобус мира, принёс его в дом, поставил на видное место, Россией к зрителю. На куполах воздвигли настоящие кресты. Церковь обрела достойный вид, и теперь даже трудно было представить себе, что совсем недавно она являла собой неказистый «красный» сельский клуб.
Когда-то на колокольне храма висел огромный колокол. Нынче отцу Александру удалось раздобыть лишь два маленьких. Но эти маленькие оказались столь удаленькими! Звонили резво, голосисто, так что далеко слыхать!
Осмелев, отец Александр начал наведываться в соседние места, где тоже имелись небольшие запущенные храмы. Потихоньку и там восстанавливал жизнь. После гибели Таисии он в одиночку ездить опасался и чаще старался попасть куда-либо в сопровождении немцев, если они туда направлялись.
Но порой, бывало, и один шастал. В таких случаях утешал себя следующим разговором с Богом:
— Пошли, Господи, либо благополучного исхода, либо счастливой мученической кончины во имя Твое!
Радостной неожиданностью для него стало, что число прихожан, желавших посещать храм, оказалось велико — это указывало на стремление людей вернуться к естественному совместному существованию с Творцом. Только за первые два месяца крестилось человек тридцать и пять пар обвенчались. Однажды пришлось в один день аж три пары венчать! Помнится, тогда, выйдя из храма усталый и счастливый, отец Александр упрекнул стоящих поодаль смешливых девушек:
— Эй вы, птички-синички! Прилетаете в храм Божий только поглазеть да почирикать! Грязи нанесёте, а убирать — так вас нету!
— Зря вы так, батюшка, — вдруг ответила одна из них. — Мы тоже не без дела приходим. И нам, глядишь, придётся у вас венчаться. А мы и не знаем, как повернуться в церкви! Надо же посмотреть, что да как.
— А полы мыть, если хотите, назначим дежурство, — добавила другая девушка.
Под утро праздника Покрова Богородицы отцу Александру снилась та сбитая корова, лежащая на обочине дороги. По дороге шли войска. И не наши, а немцы в обтрёпанных рваных обмундированиях, жалкие, опалённые и обмороженные, галдя и толкаясь, лезли, чтобы успеть выцедить из вымени струйку себе на ладонь, и лизали грязные свои ладони, обрызганные молоком.
Проснувшись, отец Александр подошёл к окну, увидел лёгкий снежок и сказал:
— Покров... Царица Небесная! Покрой землю русскую своим омофором! Изгони врага ненавистного!
В храме в тот день произошло всеобщее рыдание.
Уж очень как-то складно в тот день пели все бывшие советские люди, особенно хорошо получилось воспеть вместе с паствой «Величит душа моя Господа» и «Честнейшую». А когда началось елеопомазание, люди потекли прикладываться к иконе, а затем под кисточку батюшки, и вдруг кто-то от души зарыдал. Заплакали и стоящие рядом.
Отец Александр продолжал помазать, догадываясь, о чём все плачут. Плакали люди о своих родных и близких, воюющих сейчас где-то против немцев, о погибших и попавших в плен, о тех, кого давно уж сгноили в холодных лагерях «борцы за народное счастье», плакали о какой-никакой, а все же мирной былой жизни...
В конце октября в Закаты нагрянула большая комиссия.
Господин Лейббрандт, высокопоставленный германский чин, заведующий общим отделом Восточного министерства, инспектировал Псковский район с медицинской точки зрения.
Закаты — село большое и в сравнении со многими другими благополучное, здесь предполагалось расквартировать какое-то количество военнослужащих. Следовало лишь проверить: не придется ли служащим вермахта жить в антисанитарных условиях?
Лейббрандт прибыл в сопровождении Фрайгаузена и двух секретарей. Фрайгаузен привёз отцу Александру велосипед марки «Мерседес-Бенц».
— А вот вам, отец Александр, подарок — новейший фаррад3!
— Ой! Как уместно! — обрадовался батюшка. — А то ведь я хожу по округе per pedes apostolorum. По-русски говоря, на своих двоих.
Лейббрандт намеревался разместиться в здании бывшего сельсовета, а живших там офицеров определить к отцу Александру в его просторный дом. Но Фрайгаузен уговорил его сделать наоборот: самому поселиться у русского священника. Отцу Александру в Закатах и впрямь выделили просто роскошное жильё — здесь некогда жили три семьи колхозного начальства: с двух сторон от дома спускались два крыльца, а внутри насчитывалось целых семь комнат, не считая сеней и кладовок. Сейчас в нем жили отец Александр, матушка Алевтина, Миша, Саша и Ева. Больная и недвижная бабка Медведева не пожелала оставить родную хату, и матушка ежедневно навещала её и обихаживала, да и внуки не забывали.
Еву же от греха подальше пришлось срочно отселить.
— Ты, Муха, давай-ка временно поживи у старушки Медведевой, заодно приглянешь за ней, — сказал Еве отец Александр. — А то, не ровён час, распознают тебя. Я бы, к примеру, ни в жизнь не угадал в тебе твоё происхождение, а Гитлер, как говорят, приказал обучить всех своих фашистов с точностью определять, кто еврей, кто не еврей, так сказать, физиономически...
Вместе с комиссией в Закаты приехала кинопередвижка. Когда стемнело, жителей собрали смотреть кинохронику. Её показывали прямо на стене храма: парадные кадры победоносного наступления немцев на Москву. Много кадров о Гитлере, как его любят немцы. Много — о военнопленных.
Фрайгаузен, стоя рядом с отцом Александром, сопровождал показ своими замечаниями:
— Как видите, отче, победа не за горами.
— Да... Да... — вздыхал отец Александр. — И теперь меня сильно обжигает судьба попавших в плен. Я видел их неисчислимые потоки! Страшно смотреть! Кто о них позаботится?
— Да, их уже больше двух миллионов! Даже здесь неподалёку, в Сырой низине, где бывшие торфоразработки, создан концлагерь. Руководство стонет от нехватки всего необходимого. Мне жаль узников, они так страдают... Почти без еды, места на всех в бараках не хватает...
— Я, как ваш православный пастырь, даю вам благословение помочь мне. Мы должны организовать доставку продуктов и одежды.
— Яволь! — улыбнулся Фрайгаузен.
С тоской ещё немного посмотрев хронику, отец Александр спросил:
— А зачем вы это всё показываете? Желаете нас окончательно растоптать?
— Это часть моей работы.
— Пропагандирен?.. Понимайт, — съязвил отец Александр.
Утром матушке Алевтине пришлось подавать жильцам завтрак.
— Не обессудьте, кофею у нас не водится, — сказала она, на что один из адъютантов Лейббрандта тотчас выдал ей пачку драгоценного молотого зерна.
На обед немцы пригласили и отца Александра, который только что закончил богослужение. Лейббрандт, как выяснилось, родился в немецком селе под Одессой, детство и юность провёл в России, хорошо изъяснялся по-русски, но предпочитал говорить на немецком, и Фрайгаузену приходилось переводить его рассуждения:
— Господин Лейббрандт не только инспектирует общее санитарно-гигиеническое состояние Псковского края, но и попутно производит наблюдения за нравственной чистотой его жителей. Господин Лейббрандт восхищается крепостью русской семьи и высокой моралью русской женщины. Он, однако, считает своим долгом отметить, что своей недоступностью русские красавицы ставят немецких солдат и офицеров в крайне трудное положение. Политическое руководство Третьего рейха дало направление на облагораживание народов, попавших под защиту германской армии. Каждый истинный ариец считает своим долгом дать русским женщинам семя ради улучшения породы. Господин Лейббрандт считает, что вы, как проповедник и пастырь, могли бы внушить своим прихожанкам мысль о том, что забеременеть от немецкого воина не является грехом.
— Внушать подобное? — вздохнул отец Александр. — Я всю жизнь проповедовал людям, что необходимо рожать детей, находясь в законном браке. И если я вдруг начну расхваливать подобное «улучшение породы», люди меня не поймут. Противореча сам себе, я в дальнейшем, увы, неизбежно утрачу доверие прихожан. И они не станут верить мне и тогда, когда намерюсь внушить им лояльность и покорность по отношению к оккупационным властям. А немецкое руководство ждёт от меня, насколько я понимаю, прежде всего этого.
— Рихтихь, — согласился Лейббрандт и дальше заговорил по-русски с заметным одесским акцентом.
— А вы не босяк. Вам пальца в рот не клади. Скажу вам, одно время в нашем руководстве была идея отбирать среди русских военнопленных наилучшие экземпляры и скрещивать их с наилучшими немецкими женскими особями. Таки я выступал против, ибо предполагалось, шо как только ребёнок будет зачат, русского отца следует капут махен.
Вечером того же дня среди находящихся в селе Закаты немцев вспыхнуло заметное оживление. Некоторые из них палили в воздух из пистолетов, другие просто вопили что-то...
