Конечно, Бог есть «дух». Так сказано у Иоанна (4. 24). Но не будем понимать это слово упрощенно! Если Бог есть дух, то наша душа - не дух. Если же моя душа - дух, то для Бога я должен найти другое имя. Так это понимает и Иоанн, ибо, говоря «дух», он, как и Павел, понимает под этим свято-духовное, - об этом мы уже говорили, когда речь шла о воскресении. По сравнению с этим тело и душа, материя и дух, человеческая личность и вещь - все это в своей совокупности - «плоть». Живого Бога отделяет от всего этого не только бесконечность между Творцом и тварью, не только безблагодатность природного естества в сравнении с божественным, но и пропасть несходства между Святым и грешником. Этот разрыв преодолевается только Божией любовью. На этом фоне различие между земным духом и телом вообще теряет значение. Новое и неслыханное состоит именно в том, что Бог прощает грех и принимает тварь в Свою святую жизнь. Если это доказано и истинно, то не так уж велика и непостижимость того, что Он принимает в Себя не только сотворенный дух, но и тело.
Искупительная Божия любовь направлена не только на «душу», а и на человека в целом. Но искупленный, новый человек обязан своим существованием богочеловечеству Иисуса; оно же, заложенное в Благовещении, завершилось в Вознесении. Только войдя в Небо, в заповедную область Отца, Иисус Христос обрел завершение как Богочеловек.
Так ушел Иисус, но в то же самое мгновение Он по-новому пришел к нам... Когда человек должен покинуть другого человека, с которым его связывает любовь, это означает разлуку. Мысленно он будет с другим, физически же далек от него. Но если бы он мог перейти в такое состояние, которое не знает ни пространственной, ни временной, ни материальной, ни эгоистической ограниченности, представляя собой чистейшую любовь, то он немедленно оказался бы с тем, кого он любит. Быть связанным в духе, любить сердцем - вот это и было бы тогда подлинной действительность. Но ведь именно это и произошло с Христом! Он вошел в вечность, в чистое «Теперь» и «Здесь», в незамутненную действительность. Вошел в то бытие, которое - одна любовь, ибо «Бог есть любовь» (1 Ин 4.16). Отныне образ бытия Иисуса - образ любви. Поэтому, если Он нас любит - а суть святого благове-ствования состоит ведь именно в этом, - то Его уход в завершенность любви означает в действительности пребывание с нами.
За днем Вознесения последует Пятидесятница, и Апостол скажет Духом Святым слово о «Христе в нас». Господь восседает одесную Отца, вне всех превратностей истории, среди молчаливого, выжидательного торжества, которое когда-нибудь потрясет мир, представ как зримая победа Суда. Но в то же время Он снова с нами, с людьми, у истоков всего, что происходит, в глубине души каждого верующего и их совокупности - Церкви. Он с нами как образ, как сила, наставление и единство. В то время, как Он покидает историю и уже больше не проявляет открыто Своего присутствия, в Святом Духе возникает иное христианское пространство: внутренние миры отдельного верующего и Церкви, взаимосвязанные и единые. И в них Христос с нами «во все дни до скончания века» (Мф 28.20).
В предыдущей главе показано, как Иисус Христос меняет Свое местопребывание и отношение с человеком. Сначала Иисус- один из нас, пребывающий в истории, как и мы. Он ходит по улицам, входит в дома, беседует с людьми. Евангелия повествуют о том, что Он делал и что с Ним происходило. Затем Он умирает, и совершается то чудо, которое опрокидывает все расхожие представления о пределах возможного, но на котором основываются христианские представления о том, что такое человек и что может сделать с ним Бог: Господь восстает из мертвых в новом, измененном естестве. В течение последующих сорока дней Он словно еще прикасается к земле, но уже готов от нее оторваться... Затем Он действительно покидает ее. Но до этого Он говорит: «Иду от вас и приду к вам» (Ин 14.28). Так, уйдя, Он снова оказывается здесь, становясь могущественнее и деятельнее, чем когда-либо. Как в отдельном человеке, так и в Церкви открывается область внутренней христианской жизни; в ней - Он, живой и господствующий. Находясь там, Он закладывает основу нового существования для верующего человека, пронизывает и преобразует его, упорядочивает его деятельность и судьбу.
Христос внутри человека - и в то же время Он вовлекает человека в Себя. Человек причастен Христу - и вместе с тем Христос есть жизнь его жизни. Происходит это в Духе Святом. Начавшись в день Пятидесятницы, это продолжается во все времена. Здесь подразумевается не только то, что человек думает о Христе и с любовью лелеет Его образ в своем сердце, - подразумевается определенная реальность. Но может ли один быть в другом? Имеет ли вообще смысл такое высказывание, как: «Этот человек пребывает во мне»?
Случается, что говорят: «Я ощущаю в себе своего отца». Или в семье, у которой большая родословная, могут обронить фразу: «В этом ребенке снова ожил такой-то предок». Но под этим подразумеваются свойства, черты личности, поведение, судьбы - иначе говоря, какие-то особенности, ярко проявившиеся в одном из членов данного рода и связываемые при повторном проявлении с воспоминанием о предке. Но вряд ли кто-нибудь скажет - разве что избрав поэтический способ выражения своих мыслей - что сам этот предок явился в потомке... Я могу также нести в себе живой образ какого-либо человека, который произвел на меня особо сильное впечатление. Образ учителя, воспоминание о словах или поведении наставника могут неизгладимо запечатлеться во мне. С другим человеком меня может связывать такая любовь, что сердце мое всегда будет с ним. Но если я откажусь от всякой поэзии и мифологии, то станет ясно, что во мне может жить образ, живое воздействие другого человека, но не он сам. Существует стремление принять участие в другом человеке, связать себя с его жизнью и судьбой. Но и самое глубокое единение натыкается на ту преграду, что другой все-таки он, а не я. Любовь знает это. Знает, что своего полного осуществления, полного пребывания друг в друге она никогда не достигнет, а может быть не вправе даже желать его всерьез. Нет такого человеческого «мы», которое отменило бы границу «я». Ибо достоинство и слава человека заключаются в том, что он - хотя и в определенных пределах - может сказать: я - это я. Я утвержден в себе самом. Мои действия исходят от меня, и я отвечаю за них. Правда, в этом и ограниченность человека: я все время должен быть самим собой, терпеть себя, собой удовлетворяться. Быть самим собой - значит быть безжалостно закрытым от других. Я не ты, твое - не мое. Вследствие того, что каждый представляет собой обособленное существо, с собственной сердцевиной и судьбой, он отличен от всякого другого и закрыт для него - но только не для Христа.
Сознание Христа, а тем самым и всего Нового Завета, исходит из реальности единого живого Бога, но вместе с тем и из того, что в этой единственности и в этом единстве есть нечто особое - образ бытия, превосходящий наши представления. Кажется, будто из единства Бога восходят различные лики. О Боге говорится, что Он - Отец. И прежде всего не потому, что Он отечески любит нас. Свою тварь - это еще не коснулось бы Его Самого, - но потому, что у Него есть Сын, равный Ему. Он творит в Себе Самом, порождает из Себя некое «Ты», вкладывает всю полноту Своего смысла в Слово, Которое есть существо, обращенное к Нему... О Боге говорится, что Он - Сын. Но не потому, что Он, как дитя человеческое, получает сердце человека и живет его жизнью - это еще не коснулось бы Его Самого; Бог есть Сын, потому, что Он - образ, рожденный творящим Отцом. В Нем раскрывается сокровенность Отца, обретая конкретное воплощение. Он - Слово, произнесенное Творящим Словом и в Свою очередь обращенное к Нему в бесконечной, блаженной преисполненности... Итак, Два Лика в одном Боге, две Личности, предстоящие Друг перед другом. И хоть между Ними проходит священный и неприкосновенный рубеж - Бог един.
Между Ними есть, видимо, нечто, чего нет между людьми, нечто, дающее возможность быть действительно двумя Сущими в одном существе и одной жизни: подлинная, единственная открытость друг другу. Между Ними отсутствует, видимо, нечто, отделяющее каждую тварь от другой: замкнутость индивидуальности. Очевидно, это связано с тем, чего также нет ни у одного человека: с совершенством личности. Сотворенное существо - не полноценная личность. Этот недостаток проявляется именно в том, что оно не способно на полную общность с другим. Оно не может отдаться до конца, потому что должно утверждать себя самое через «Я - не Ты». Это самозамыкание, которым оно защищается от растворения в другом, показывает, что оно еще не обладает настоящей глубиной как личность. У Бога это не так. Двое в Боге, о Которых мы говорили, попросту открыты друг другу, - настолько, что у Них только одна жизнь, Один полностью живет в Другом, и ни одно биение сердца, ни один вздох, ни один порыв Одного не ускользает от Другого. Именно это и служит, вероятно, причиной того, что Каждый из Них полностью и до конца принадлежит Себе Самому.
