И по днех осмих паки бяху внутрь ученицы Его, и Фома с ними. Прииде Иисус, дверем затворенным, и ста посреде и рече: мир вам. [496] Потом глагола Фоме: принеси перст твой семо и виждь руце Мои, и принеси руку твою и вложи в ребро Мое, и не буди неверен, но верен [497] (20, 26–27)
Опять чудесно воссиял Своим ученикам как Бог. Не приказал, подобно нам, отворить Себе двери для вхождения внутрь (дома), но, как бы пренебрегши подобающим природе предмета способом, оказывается внутри дверей и неожиданно является посреди комнаты, даруя и самому блаженному Фоме такого же, как кажется, рода чудо. И это потому, что требовалось ведь лекарство наиболее страдавшему и косному в вере. Произносит устами опять те же самые и обычные слова. И благо мира обратил в священное приветствие, для примера нам, как мы уже выше сказали об этом. Но справедливо поразится кто-либо точности и здесь, то есть в приведенных словах. Такая великая тщательность была у составителя книги (Евангелия) и так старательно заботился он о точности, что не просто только сказал, что явил Себя Христос Своим ученикам, но что после дней осми и когда они были собраны, ибо что же другое могло быть, кроме этого, схождение всех в один дом? Поэтому ввиду этой тщательной и удивительной точности скажем, что и чрез это Христос ясно указывал нам время собраний ради Него. Ведь Он приходит, без сомнения, и некоторым образом сожительствует с собранными ради Него в восьмой день особенно, то есть в воскресенье. Докажем это, если угодно. Однажды явился Он другим ученикам, а потом опять является им в присутствии Фомы. Так, немного прежде написано: Когда же было поздно, в день тот, в первый день недели, и при дверях заключенных стал посреди (Ин. 20, 19). Пойми отсюда, что в первый день недели, то есть в воскресный день недели, Он явился собранным ученикам и опять точно так же является воссиявшим им в следующий восьмой день. Из того, что Евангелист сказал после дней осми, нельзя думать, что он указывает на девятый день, но говорит так, присоединяя к этому числу и самый восьмой день, в который Он явился.
Поэтому мы вполне основательно делаем святые собрания в церквях в восьмой день. А если надо сказать и что-либо таинственное, ради неотвратимой потребности ума, то хотя мы запираем двери, но Христос приходит и является всем нам, как невидимо, так и видимо: невидимо как Бог, а видимо опять в теле. Дозволяет же и дает прикасаться Святой Своей Плоти, когда мы по благодати Божией приступаем к приобщению таинственного Благословения (Евхаристии), принимая Христа в руки, дабы и мы крепко уверовали, что истинно воскресил Он Свой собственный храм. В самом деле, что приобщение таинственной Евхаристии есть некое исповедание Воскресения Христова, это весьма ясным может стать из слов, что Он сказал, совершив Сам образ таинства. Разломив хлеб, как написано, Он стал раздавать со словами: «Сие есть Тело, за вас даваемое в оставление грехов: сие творите в Мое воспоминание» (Лк. 22, 19; Мф. 26, 28). Таким образом, причастие Святых Таин есть воспоминание как смерти так и воскресения ради нас и за нас Господа, для наполнения нас чрез это и Божественным благословением. Отречемся же поэтому, как от гибельного дела, от неверия и после прикосновения ко Христу окажемся, напротив, вернейшими и имеющими твердый ум.
Но здесь любознательный пусть снова вспомнит о том, что Марию Магдалину Он отстранил от прикосновения (к Себе), ясно сказав ей: «Не касайся Меня, ибо я еще не восшел к Отцу» (Ин. 20, 17). Фоме же позволяет и к боку прикоснуться, и язвы гвоздиные перстом исследовать. По какой причине, об этом хотя уже ясно сказано, однако ж напомню, сократив длинное рассуждение. Магдалине еще не позволяло время коснуться, потому что еще не была она освящена благодатию Духа — ведь когда еще был с нами Христос и еще не восшел к Небесному Отцу, тогда нельзя было видеть в людях совершившимся сошествие Параклита. Фоме же уже и это подобало как получившему Духа вместе с другими (Апостолами), ибо, как мы уже ранее сказали, он не был лишен Духа потому, что отсутствовал, но щедрость Дававшего простиралась и на него, так как дар был уделен всей полноте святых Апостолов.
Кроме того, считаю нужным исследовать и вот что. Фома осязал бок Спасителя и исследовал поранения от копья солдатского, видел язвы от гвоздей. Но как же, может спросить кто, в нетленном теле проявлялись знаки тления? Ведь признаком телесного тления служат еще оставшиеся и сохранившиеся углубления на руках и боку, следы ран и пронзений, бывших от железа, между тем как истинный и здравый разум требует, чтобы с преобразованием тела в нетление оно (тело) вместе с тем совлекалось и тления и всех его последствий. В самом деле, неужели же кто, например, хромает, оживет опять с тем же увечьем ноги или голени? И если кто потерял глаза в этой жизни, неужели он воскреснет лишенный зрения? Каким же образом, скажет кто-либо, мы уже освободились от тления, если являющиеся вследствие него недостатки еще остаются и владеют нашими телами?
Почитая необходимым исследование этого, отвечу на предложенные недоумения, сколько можно, и постараюсь раскрыть, что после времени воскресения в нас не останется никакой недостаток вкравшегося тления, но, как премудрый Павел сказал об этом теле, что посеянное «в немощи восстает в славе» (1 Кор. 15, 43). Что же другое может значить ожидание будущего воскресения этого тела в силе и славе, как не то, что оно, отбросив всякую немощь и бесчестие от тления и пороков, возвратится в изначальное творение? Ведь сотворено оно не для смерти и тления.
Но так как Фома для полного убеждения требовал и этого, то Господь наш Иисус Христос, считая необходимым не давать никакого повода нашему маловерию, как Фома требовал, так и является. Ведь и восходя на самое небо и вышним силам, началам и властям, и предстоящим чинам Ангельским открывая значение Своей тайны, также являлся в том же самом виде, чтобы и они уверовали, что сущее от Отца и в Отце Слово ради нас стало истинным человеком, и увидели, что такую имеет о своих тварях заботу, что даже умер за нашу жизнь.
Но чтобы яснее представить слушателям смысл этого рассуждения, предложу то, что сказано о том же самом гласом пророка Исаии. Он говорит так: «Кто Сей появляющийся из Едома, краснота одежд Его из Восора?» (Ис. 63, 1). Но взывающие и говорящие именно эти слова: «Кто Сей являющийся из Едома», то есть из земли, [498] суть Ангелы и силы умные. Они удивляются пред восходящим на небеса Господом. Как бы видя Его обагренным Своею собственною кровию, говорят Ему, еще не разумея тайны: «Почему Твои красны одежды и одеяния Твои, как от топтателя (винограда) в чане?» (Ис. 63, 2), ибо цвет крови сравнивают с вином, особенно новым и только что вытоптанным. Что же Христос (говорит) им? Сначала, чтобы Он признавался за истинного Бога по природе, «Я, — говорит, — изрекаю правду» (Ис. 63, 1), слово «изрекаю» опять употребляя вместо «учу». А учащий правде разве не должен быть бесспорно представляем как законоучитель? Если же Он — Законоучитель, то как же без всякого сомнения и не Бог? Потом Ангелы говорят к Нему, причем Христос как бы и им показывает язвы гвоздиные: «Что это за язвы посредине рук Твоих?» А Господь к ним: «Которыми Я поражен был в доме возлюбленного Моего» (Зах. 13, 6). Действительно, Израиль, будучи домом возлюбленным, гвоздями и копьем поразил Господа, ибо дерзости воинов справедливо должны падать на головы иудеев — ведь они привели Господа на страдание.
Итак, если Христос, пожелав удостоверить и самих святых Ангелов в том, что Он и истинным был человеком и что претерпел за нас распятие, воскрес и снова ожил из мертвых, — не удовольствовался одними словами, но показал знаки страдания, то что же удивительного или странного, если, и самого блаженного Фому пожелав освободить от неверия, показал язвы гвоздиные, и притом явившись сверхъестественным образом для пользы всех и для того, чтобы мы без всяких колебаний веровали, что совершилась тайна Воскресения, причем воскрешено не другое какое-либо тело, но подвергшееся смерти?
Отвеща Ему Фома и рече Ему: Господь мой и Бог мой [499] (20, 28)
Недавно медлительный в деле веры в Него оказывается быстрым в исповедании и в весьма непродолжительное время исцеляется (от маловерия). Только ведь восемь дней прошло, и все препятствия со стороны маловерия были упразднены Христом, показавшим язвы гвоздиные и самый бок.
Но, быть может, на это кто-либо скажет: почему же, скажи мне, ум святых учеников проходит чрез столь тонкое изыскание и тщательное исследование? Разве для доказательства истинности воскресения из мертвых и признания Господа не было бы достаточно вида тела, черт лица, меры роста? Что же скажем на это?
