Христиане должны знать об этом революционном понимании цели их работы в мире. Мы выбираем работу и трудимся не для того, чтобы реализовать себя и обрести власть, поскольку быть призванным Богом – это уже нечто такое, что дает нам великую силу. Нам следует видеть в труде средство для служения Богу и ближнему, и мы должны выбирать работу и трудиться ради этой цели. Выбирая работу, мы уже не спрашиваем себя: «Что принесет мне больше всего денег и даст самый высокий статус?» Вместо этого здесь должен звучать такой вопрос: «Как, учитывая мои реальные способности и возможности, я могу лучше всего служить другим людям, исходя из того, насколько я понимаю волю Божью и потребности людей?»
Джилл отнеслась к последнему вопросу очень серьезно. Занимаясь издательским делом, она увидела, что умеет хорошо редактировать и находить новых авторов. Ей все сильнее хотелось снабдить мир хорошими историями для чтения. Иные из таких историй отражали ее представления о мире, сформированные на основе изучения Библии, но другие нет. Она искала высокое мастерство. В итоге она возглавила в издательстве Barnes & Noble удивительную программу «Открой новых великих авторов». Эта инициатива давала достойным начинающим авторам шанс найти более широкую читательскую аудиторию.
Два вопроса, которые прозвучали выше, указывают на некоторые неочевидные вещи. Второй вопрос дает нам более устойчивую мотивацию для дисциплинированного и умелого труда. Если суть работы сводится к тому, чтобы обслуживать себя и себя возвеличивать, тогда наша работа будет касаться в первую очередь не труда, но нас самих. Наша агрессивность в итоге породит злоупотребления, наши стремления обернутся «выгоранием», а наша самодостаточность станет ненавистью к себе. Но если цель работы служить чему-то вне нас и возвеличивать кого-то другого, у нас будут более весомые причины использовать наши таланты, амбицию и деловую смекалку – и в долгосрочной перспективе у нас больше шансов добиться успеха, даже с точки зрения мира.
Никто не понял того учения, что содержится в главе 7 Первого послания к Коринфянам, так прекрасно, как Мартин Лютер. Он перевел слово «призвание» в этих стихах на немецкий как Beruf, таким словом обозначалось «занятие». Это была его полемика против представления о призвании, преобладавшего в средневековой церкви[62]. В те времена церковь считала себя целиком и полностью Царством Божьим на земле,[63] а потому только работа в церкви и для нее могла считаться Божьим делом. Это означало, что если Бог призывает тебя на служение, ты непременно становишься монахом, священником или монахиней. Их называли «духовное сословие», все прочие были мирскими, а светский труд воспринимался чем-то вроде той унизительной необходимости, которую видели в ручном труде греки[64]. Лютер жестко критиковал эту идею в своем трактате под названием «К христианскому дворянству германской нации»:
Это чистая выдумка, что папа, епископы, священники И монахи относятся к «духовному сословию», тогда как князья, господа, ремесленники И крестьяне есть «временное сословие». Это ложь и лицемерие. Но никого из нас это не должно пугать, и вот по какой причине: все христиане воистину относятся к духовному сословию, и между ними нет различий, за исключением разных постов… Все мы через крещение были поставлены священниками, по словам св. Петра: «Вы – царственное священство» (1 Петр 2:9). А Апокалипсис говорит: Ты Кровию Своею соделал нас царями И священниками» (Откр 5:9-10)[65].
Здесь Лютер утверждает, что Бог в равной мере призывает каждого христианина к его труду. В своем толковании на псалмы 146–147 Лютер закладывает основы идеи профессионального призвания, объясняя, почему это должно быть так. Он рассматривает стих 2 псалма 147, где Иерусалиму говорится, что Бог «укрепляет вереи ворот твоих»[66]. Лютер задается вопросом о том, как Бог укрепляет ворота – то есть заботится о безопасности и благополучии – города. Он отвечает: «Под словом «вереи» нужно понимать не только железную решетку, которую кует кузнец, но… все, прочее, что нас защищает, например хорошее правительство, хорошие законы города, хороший порядок… и мудрых правителей… все это – дар Божий»[67]. Как Бог дает безопасность городу? Не делает ли он это через законодателей, начальников полиции и тех, кто работает в правительстве и политике? Таким образом, Бог заботится о наших гражданских нуждах через труд людей, которых он призывает к этой работе.
В «Большом катехизисе» Лютера, когда речь идет о прошении о «насущном хлебе» в Молитве Господней, Лютер пишет: «Когда ты молишься о «насущном хлебе», ты молишься и обо всем том, что позволяет тебе получить и вкушать твой хлеб насущный… Надо раскрыть и расширить свои мысли за пределы мучных закромов и печи булочника, чтобы включить туда обширные поля, земли и всю страну, которая производит, обрабатывает и доставляет нам наш насущный хлеб и всякую другую пищу»[68]. Так каким же образом Бог «насыщает все живущее» (Пс 144:16) сегодня? Не делает ли он это через труд фермера, пекаря, продавцов, программиста веб-сайта, водителя грузовика и всех, кто внес свой вклад в доставку пищи? Лютер пишет: «Бог мог бы с легкостью дать тебе зерно и плоды, не предлагая тебе пахать и насаждать, но он не желает этого делать»[69].
Не насыщает ли Бог все живущее через труд фермера, пекаря, продавцов, программиста веб-сайта, водителя грузовика и всех, кто внес свой вклад в доставку пищи?
А затем он приводит аналогию, чтобы объяснить, почему Бог так поступает. Родители стремятся дать детям все потребное, но в то же время хотят воспитать их старательными, добросовестными и ответственными людьми. И потому они дают детям поручения. Разумеется, они сами выполнили бы все работы по дому лучше, но эти вещи помогают детям взрослеть. Потому родители дают детям то, что тем нужно – добрый характер – с помощью прилежания, которое требуется для выполнения порученных им дел. Лютер приходит к заключению о том, что Бог действует через наш труд по той же причине:
Что еще означает вся наша работа для Бога – работа на полях, в саду, в городе, в доме, на войне или в правительстве, – если это не просто задания для детей, через которые Он хочет дать нам свои дары на полях, в доме И во всех прочих местах? Это маски Божьи, Он желает делать все вещи, спрятавшись за ними[70].
Говоря о стихе 3 псалма 147, Лютер далее задает вопрос: каким образом Бог «утверждает в пределах твоих мир»? Через добрых соседей, отвечает он, которые честны и прямы в повседневных вещах и участвуют в гражданской жизни[71]. Как он считает, это относится даже к сексуальным отношениям в браке. Бог мог бы дать нам детей непосредственно.
«Он мог бы давать нам детей без участия мужчины и женщины. Но Он не желает этого делать. Вместо этого Он соединяет мужчину и женщину, так что кажется, будто это дело мужчины и женщины, но Он делает это под прикрытием таких масок»[72].
«Бог доит коров через трудовое призвание доярок». Мартин Лютер
Теперь мы понимаем, что имеет в виду Лютер, говоря о таком призвании от Бога. К «маскам», под прикрытием которых Бог заботится о нас, относятся не только самые скромные работы, например труд пахаря или землекопа, но и важнейшие общественные роли и задачи, такие как голосование, участие в работе общественных институтов, роль отца или матери. Все это призвания от Бога, все эти вещи позволяют осуществлять дело Божье в мире и распределять Божьи дары среди нас. Даже самая незаметная крестьянка осуществляет Божье призвание. Как говорил Лютер в одной проповеди, «Бог доит коров через трудовое призвание доярок»[73].
Призвание к труду и Евангелие
Вклад Лютера в понимание нашего предмета не ограничивается его замечательной идеей о том, что всякая работа есть призвание от Бога. Доктрина оправдания только верой – скала, на которой стоит протестантская Реформация, – еще глубже влияет на христианское понимание работы. Прежнее средневековое представление (о том, что светская работа не имеет значения, тогда как религиозные труды занимают почетное место) отчасти основывалось на неверном представлении о самом спасении. «Во дни Лютера, – пишет Ли Харди, – было принято думать, что монахи, взявшие на себя монашеские обеты и подчинившиеся жестким правилам общей жизни, могли тем самым заслужить особое расположение Бога и потому надежно обеспечить себе вечное спасение»[74]. Лютер же понимал, что подобное образцовое соблюдение религиозных обрядов и преданное служение не освобождают его от той реальности, что его жизнь не соответствовала той праведности, которой требовал Бог. Затем, изучая Писание, он сделал свое знаменитое открытие: оправдание дается по благодати через веру во Христа независимо от добрых дел. Он мучительно стремился постичь смысл выражения «правда Божья», потому что, «хотя я вел безупречную монашескую жизнь, я чувствовал себя грешником перед Богом и совесть моя была крайне обеспокоена. Я не мог поверить в то, что он удовлетворен моей безупречностью [в религиозных делах]… Я приходил в ярость, потому что моя совесть была мучительной и беспокойной». Он начал размышлять о стихах 16–17 главы 1 Послания к Римлянам, где Павел говорит, что спасение и правда Божья – «верою». Лютер продолжает:
