4. Кто наблюдает ветер, тому не сеять; и кто смотрит на облака, тому не жать.
Делая добро, человек не должен проявлять излишней расчетливости, осторожности и мнительности, чтобы не остаться без всякой жатвы, подобно слишком усердно наблюдающему за ветром и облаками.
5. Как ты не знаешь путей ветра и того, как образуются кости во чреве беременной, так не можешь знать дело Бога, Который делает все. 6. Утром сей семя твое и вечером не давай отдыха руке твоей, потому что ты не знаешь — то, или другое будет удачнее, или то и другое равно хорошо будет.
Не зная путей Божиих, не будучи в состоянии предвидеть, где его деятельность будет плодотворна, человек должен пользоваться каждым моментом для доброй деятельности.
7. Призыв к наслаждению жизнью
7. Сладок свет, и приятно для глаз видеть солнце. 8. Если человек проживет и много лет, то пусть веселится он в продолжение всех их, и пусть помнит о днях темных, которых будет много: все, что будет — суета! 9. Веселись, юноша, в юности твоей, и да вкушает сердце твое радости во дни юности твоей, и ходи по путям сердца твоего и по видению очей твоих; только знай, что за все это Бог приведет тебя на суд. 10. И удаляй печаль от сердца твоего, и уклоняй злое от тела твоего, потому что детство и юность — суета.
В этих стихах Екклезиаст призывает к веселью и радости, пока не наступили темные дни. Человек должен наслаждаться всем, что есть приятного и красивого в мире, помня однако о праведном суде Божием. Пусть помнит о днях темных. Дни темные, в противоположность всем годам прожитой жизни, означают дни пребывания в шеоле. Ходи по пути сердца твоего и по видению очей твоих, т.е. следуй внушениям сердца и очей, пока это не противно правде Божией. LXX увидели в этих словах противоречие с Числ. 15:39[122], где запрещается "ходить вслед сердца вашего и очей ваших", и потому перед словами: "в видении очей твоих", прибавили отрицание μη (слав. — "не"). Это отрицание однако излишне, так как из контекста ясно, что Екклезиаст говорит лишь о таких влечениях сердца, которые непротивны Божественным заповедям.
Глава 12
1. Последнее увещание Екклезиаста
Два главнейших условия человеческого счастья — делание добра и здоровое наслаждение жизнью возможны лишь тогда, когда соединяются с религиозным настроением, с чувством полной преданности Богу. Вне религиозного настроения наслаждение жизнью неизбежно принимает извращенный вид и приводит в конце концов к тяжелому разочарованию; точно также и нравственная деятельность человека теряет свою разумность, свою цель, как скоро в явлениях мира и жизни человек ничего не видит кроме действия слепого случая. Вот почему Екклезиаст в своем последнем увещании призывает читателя к постоянному памятованию о Боге, как Творце мира, как Первопричины всего существующего, к памятованию в течение всей жизни, а не в пору лишь старости, когда и душа и тело ощущают уже быстрое наступление вечной ночи — смерти.
1. И помни Создателя твоего в дни юности твоей, доколе не пришли тяжелые дни и не наступили годы, о которых ты будешь говорить: "нет мне удовольствия в них!"
Доколе не пришли тяжелые дни, буквально: "дни зла", не дни загробного существования, как в 11:8, а дни старости, дни физического и психического упадка.
2. доколе не померкли солнце и свет и луна и звезды, и не нашли новые тучи вслед за дождем.
Наступление мрака и туч, т.е. зимы, — образ не самой смерти, а ее предвестницы — старости.
3. В тот день, когда задрожат стерегущие дом и согнутся мужи силы; и перестанут молоть мелющие, потому что их немного осталось; и помрачатся смотрящие в окно;
В этом и дальнейших стихах содержится образное описание старости.
Стерегущие дом — руки, охраняющие человеческий организм от внешних опасностей.
Мужи силы — ноги, силой мускулов поддерживающие туловище.
Мелющие — зубы.
Смотрящие в окно — глаза.
4. и запираться будут двери на улицу; когда замолкнет звук жернова, и будет вставать человек по крику петуха и замолкнут дщери пения;
Двери на улицу, — по мнению одних, уста, по мнению других — уши. Первое вернее (ср. Иов. 41:6 "кто может отворить двери лица его (т.е. левиафана?). Круг зубов его ужас!"
Жернов — челюсти и зубы.
Будет вставать по крику петуха, т.е. страдать бессонницей.
Замолкнут дщери пения, т.е. ослабеет голос.
5. и высоты будут им страшны, и на дороге ужасы; и зацветет миндаль, и отяжелеет кузнечик, и рассыплется каперс. Ибо отходит человек в вечный дом свой, и готовы окружить его по улице плакальщицы; —
Высоты будут им страшны, т.е. недоступны.
И на дороге ужас, т.е. трудности и опасности, как действительные, так и воображаемые.
Зацветет миндаль, своим белым цветом на обнаженных ветвях зимою символизирующий старость.
Отяжелеет кузнечик, т.е. потеряет свою гибкость и подвижность туловище, спина.
И рассыплется каперс, т.е. не будет оказывать действия кипарис, ягоды и почка которого употреблялись на востоке, как возбуждающее средство. Вечный дом, т.е. гроб (ср. Тов. 3:9[123]).
6. доколе не порвалась серебряная цепочка, и не разорвалась золотая повязка, и не разбился кувшин у источника, и не обрушилось колесо над колодезем.
Образно описывается самая смерть.
Порвалась серебряная цепочка и разбилась золотая чашечка (в русской библии неправильно — повязка; еврейское слово означает предмет круглой формы, чашечку для елея, как Зах. 4:2[124]), т.е. порвалась нить жизни, не стало источника света и тепла; жизнь погасла. Следующие два образа дают другой символ смерти, именно: ломается колесо над колодцем и разбивается бадья у источника. Оба образа означают вероятно прекращение деятельности сердца, кровообращения и дыхания.
7. И возвратится прах в землю чем он и был; а дух возвратится к Богу, Который дал его.
Тело и дух возвращаются к своему первоисточнику: тело возвращается в прах, каким оно и было (ср. Быт. 3:19[125]; Пс. 103:29[126]), а дух возвращается к Богу, Который дал его.
Это возвращение к Богу нельзя понимать в смысле уничтожения личного самостоятельного существования духа, так как Екклезиаст ясно говорит о личном существовании человека и за гробом. Если в 3:21[127] он ставит скептический вопрос, имеет ли человек преимущество перед скотом, и восходит ли дух его вверх, то здесь на оба вопроса дается утвердительный ответ и следовательно признается продолжение личного существования человека и после смерти. Но подобно другим священным мудрецам Екклезиаст не мог представить более или менее полной жизни вне связи с телом, он не знал новозаветного учения о воскресении из мертвых и потому не мог возвыситься над обычным представлением о шеоле; он был еще далек от сознательной веры в блаженное состояние душ в общении с Богом.
8. Суета сует, сказал Екклезиаст, все — суета!
Понятно, что Екклезиаст не мог находить полного утешения в такой вере в загробную жизнь человека и не имел оснований отказаться от своих рассуждений о суетности жизни. Напротив он видел здесь новое и самое сильное доказательство ее. Поэтому в своем заключительном слове он снова повторяет: суета сует, все суета. Лишь радостная весть нового завета могла освободить человека от суеты и дать ему надежду на вечное блаженство.
В то время как до сих пор все речи велись от лица Екклезиаста, который повсюду говорит о себе в первом лице, в ст. 9-14 мы слышим уже другое лицо, которое отличает себя от Екклезиаста, говорит о нем в третьем лице и как бы одобряет его рассуждения. Однако это не значит еще, что конец 12 главы составляет позднейшую приписку. Эпилог написан тем же языком и проникнут тем же духом, что и вся книга. Отсюда у нас нет оснований искать для него другого автора, отличного от составителя всей книги.
9. Кроме того, что Екклезиаст был мудр, он учил еще народ знанию. Он все испытывал, исследовал и составил много притчей.