Льву Николаевичу Ваксель
Между городом Ковно и Юрбургом в Райданы
Письмо
М. В. Чихачева
к архимандриту Аполлосу
(бывшему казначею Сергиевой пустыни) [333]
Воистину Воскресе Христос!
Высокопреподобнейший отец Аполлос!
Взаимно поздравляю вас с текущею Пятидесятницей и от души благодарю за письмо ваше, которое дошло до меня весьма скоро. Оно пришло ко мне вместе с письмом Л<ьва> Н<иколаевича> шестого апреля, написанным второго числа. И мне немало прискорбно, что писем моих ни вы, ни Л<ев> Н<иколаевич> не получили, хотя там было написано довольно существенного и полезного. Но пенять не на кого, сам виноват. В то время как написал их, были у меня мои родные Ферморы из города. Мне хотелось ускорить посланием их на почту, потому и поручил Ферморовой отослать; видно, посланы были с человеком, который не отдал их на почту. Что делать? Оплошал, простите старика меня глупого. Теперь того не напишешь, как там было написано кстати. Деньги пять рублей от С<офьи> Л<ьвовны> сейчас же тогда были переданы сторожу Тимофею, который и молится о ее вожделенном здравии и от души благодарит. Все это там было описано ладно и вам большая благодарность за то, что, по словам С<офьи> Л<ьвовны>, умеете мною ценить дорого, хотя чувствую, что и дешевой оценки не стою. Относительно Л<ьва> Н<иколаевича> надо молиться вам совокупно, да и его убедить, чтоб он пожелал и сам помолился очень простенько: {стр. 566} Господи, дай мне веру в Тебя истинную, не по моему разумению, а по Твоей Святой воле. Тогда непременно дастся и будет ощутительно для самого убеждения разума человеческого. Так как вы пишете, что Л<ев> Н<иколаевич> скоро сюда приедет, то и подожду отвечать ему. Его родитель скончался. Это слышал от Бутузова. Не пишу вам политических новостей, сами все узнали уже вероятно. Офранцузились русские скоро, только удача-то остается русская, та же медвежья.
В том письме писано было и о матери Варсонофии [334], что скончалась, а на место ее управляет всем теперь мать Евстолия. Собственно, у нас в Обители новостей нет, на флот назначены двое: отец Леонид и отец Пахомий. Петр Александрович Брянчанинов был здесь, взял ваше описание жизни Преосвященного. Может быть мы из всего, говорит, составим нечто полное; он очень вам кланяется и сердечно рад, что вам теперь хорошо. У нас вся Святая неделя стояла прекрасною, а теперь пасмурная погода, сыро, часто дождь, иногда снег, а по утрам морозит. Все это предвещает хорошее будущее. А вас поздравляю с летом. Вот теперь-то именно вам и оживать, помоги Господи духовно и телесно.
Все наши отцы и братия вам кланяются и поздравляют. Прошу вашего благословения и святых молитв. Письмо С. Л. потрудитесь передать сохранно в руки. Простите.
Душою преданный инок.
Мисаил Чихачев.
1866-го года 6-го апреля
Извините, что не на большом листу пишу. От того, что маленьких листков мне надавали много, а больших-то мало. Письмо ваше Павлу Петровичу передал.
{стр. 567}
Ольга Шафранова
Павел Петрович Яковлев
Очень чувствую великость вашего расположения ко мне и благодарю милосердого Бога, даровавшего мне оное.
Дмитрий Александрович Брянчанинов (святитель Игнатий)
Павел Петрович Яковлев, назвавший Михаила Васильевича Чихачева замечательнейшей личностью, сам тоже вполне заслужил такого определения. Скромнейший делопроизводитель Сергиевой пустыни, никогда не выступавший за пределы своей должности, он на всю жизнь сохранил и огромное доверие и дружбу святителя Игнатия Брянчанинова.
Он происходил из младшей ветви известного дворянского рода, родился в 1810 г. в имении своих родителей в Костромской губернии, рано потерял отца, после чего его матушка София поселилась в Горицком монастыре, недалеко от Кирилло-Белозерского монастыря, а сам он поступил послушником в Новоезерский монастырь. Архимандрит Пимен (Угрешский), побывавший в молодости в этом монастыре и познакомившийся там с П. П. Яковлевым, вспоминал о нем: «В 1832 году ему было лет за двадцать. Не очень высокого роста, приятной наружности и характера самого уживчивого, мягкого. Он был письмоводителем о. Игумена и имел почерк весьма четкий и красивый и, кроме того, пономарил ранние обедни у Преподобного Кирилла».
О своем знакомстве с Дмитрием Александровичем Брянчаниновым (святителем Игнатием) П. П. Яковлев пишет так [335]: «1830 года в первых числах февраля, в начале Великого Поста, {стр. 568} прибыл из Вологды в Новоезерский монастырь Дмитрий Александрович Брянчанинов с Михаилом Васильевичем Чихачевым. При них находился отпущенный из села Покровского человек Феодосий, весьма умелый и расторопный мальчик.
Лихорадочное состояние Дмитрия Александровича уложило его в постель.
Михайло Васильевич пел на правом клиросе прекрасною звучною октавою не безызвестное ему Столповое пение обители.
К концу Великого Поста здоровье Дмитрия Александровича поправилось настолько, что в день Святыя Пасхи мог быть в церкви у Литургии.
Чрез несколько дней опять слег в постель и к концу мая или в первых числах июня отправился обратно в Вологду в экипаже, присланном родителями с человеком их Доримедонтом, к которому в помощь был помянутый человек Феодосий.
С 16 июня того же 1830 года началась моя искренняя дружеская переписка с Дмитрием Александровичем».
Из ответов Дмитрия Александровича на первые письма Павла Петровича видно, что отношения их сразу же определились раз и навсегда: «Любезнейший о Господе Павел Петрович! — пишет он 27 июня 1830 г. — Приятнейшие Ваши строки я получил и стараюсь сколько возможно не медлить с ответом, тем более, что моею обязанностию было заслужить ваш ответ.
Не буду уверять вас в том, что особенное ваше благорасположение, истинно-христианское и истинно-иноческое оставило глубокое впечатление в моем сердце, и изобразило в оном память о вас чертами, кажется, неизгладимыми. Примите с любовию слова сии, — как изображение моей благодарности, — не как уплату долга: от долга приятного я не намерен освобождаться».
И в следующем письме от 31 августа того же года: «Очень чувствую великость вашего расположения ко мне и благодарю милосердого Бога, даровавшего мне оное (ибо приобретший любовь ближнего, приобрел сокровище)».
Из этих же писем можно заключить, что Павел Петрович не стремился стать монахом: «Относительно разговора нашего, — писал ему Дмитрий Александрович, — о вступлении вашем в службу — постарайтесь привести поскорее в действо: ибо что-то поговаривает сам Царь о уменьшении дворян. Это я слышал наверно. Царю не нравится, что много в России бедных и бесчиновных дворян; и так все таковые находятся в опасности потерять дворянство и быть приписанными к однодворцам».
{стр. 569}
«В начале сентября, — продолжает П. П. Яковлев свой рассказ, — Господь привел мне побывать в городе Вологде — и во время пребывания мы вдвоем с ним [Дмитрием Александровичем] неоднократно бывали у Преосвященного Стефана и Владимира Алексеевича Волоцкого [336], с которым один раз отправились в коляске в Прилуцкий монастырь на могилу недавно скончавшейся его супруги, где им была выстроена часовня».
Оправившись от болезни, Дмитрий Александрович испросил позволения преосвященного Стефана поместиться в Семигородной пустыни. «В 1830 году, — продолжает П. П. Яковлев, — дважды привел Господь быть в Семигородной Пустыни. В первый раз увез меня с собою из Вологды на тройке гнедых весьма примечательных монастырских лошадей Дмитрий Александрович, у которого пробыл в келлиях о. Строителя Мелхиседека 27-е, 28-е и 29-е числа сентября. Во время этого пребывания написана для меня 28-го числа Азбука [337]».
Павел Петрович просил Дмитрия Александровича написать также для него какое-нибудь сочинение: «Отказать не хочу, не смею, не должен! — отвечает ему тот. — …Только потерпите немного, пока руки мои несколько поукрепятся: от слабости они еще дрожат». А через три-четыре месяца: «по отъезде вашем Сочинение у меня полилось, и если б знал я, что вы в Вологде, то оно уже было бы у вас в руках». Возможно, что речь шла о «Плаче инока», написанном как раз в это время.
«Во второй раз, — продолжает рассказ П. П. Яковлев, — отправились мы из Вологды с добрым товарищем, Николаем Ивановичем Моталындиным, в первых числах декабря по зимнему первопутку, пробыли у Дмитрия Александровича два дня. Федосей готовил нам обеды по оба раза моих посещений. <…> В 1831 году он пострижен и произведен в Иеродиакона, 20 июля — в Иеромонаха. <…> В конце декабря месяца в проезд мой в Ярославль через Вологду получил в первый раз его благословение. Затем от Синода произведен в Наместника Лопотова монастыря, и мы с ним продолжали дружескую переписку в течение двух лет постоянно до времени прибытия моего в Сергиеву пустыню в начале мая 1834 года». То есть архимандрит Игнатий вызвал к себе Павла Петровича практически сразу же после назначения своего настоятелем Сергиевой пустыни.
