Но иногда старец исцелял сам. На окраине Киева, Шулявке, жила бедная вдова по прозвищу Рудничиха со своей единственной дочерью. Когда-то они держали почтовых лошадей и занимались торговлей, но после смерти мужа Рудничиха осталась без всяких средств и впала в крайнюю нищету. К довершению всех бед ее дочь заболела лихорадкой. Девушка лежала без памяти, а у матери даже не было денег, чтобы пригласить врача. Вдова хотела было отправиться за несколько верст в Китаев, к старцу Феофилу, о котором была наслышана, но побоялась оставить умирающую.
И вдруг раздался стук в дверь. Рудничиха побежала открывать и обомлела: у порога стоял сам старец Феофил.
– Ладно, ладно, – сказал он. – Ты желала меня видеть, вот я и пришел…
Старец встал возле постели умирающей и благословил ее. Рудничиха упала ему в ноги и заплакала.
– Тише, тише, не плачь, – сказал старец. – Дочь твоя не умрет. Накроем-ка ее теперь…
Сняв верхний кафтан, он накрыл больную и стал молиться. Через полчаса встал с колен и молча вышел из избы. Рудничиха хотела проводить его, но тут девушка приподняла голову и сказала:
– А кто это был сейчас у нас? Отец Феофил? Ах, почему же ты не разбудила меня?
– Но ведь ты лежала при смерти, дитя мое.
– При смерти? Ну так подыми же меня теперь!
Больная встала с постели и прошлась по комнате. Через час, к радости матери и к великому изумлению соседей, она была совершенно здорова…
* * *
Уходя, старец никогда не закрывал келью. Денег он обыкновенно не принимал, а если и брал, то тут же раздавал нищим. Увидев на улице бедняка, старец призывал его к себе, кормил, давал новую одежду. В его келье хранился целый запас всякого добра, присланного благотворителями. Его собственная одежда была крайне изношена, и однажды Михаил Поздняк, офицер Управления киевского генерал-губернатора, заказал ему в городе новое одеяние, а старое вместе со своим товарищем тайно похитил из кельи. Когда друзья привезли отцу Феофилу новую схиму, тот покачал головой и сказал:
– Шутники… Ведь вы до греха меня довели… Хотел в церкви службочку отправить, а нет моей схимы.
– А вы теперь новую наденьте! Ваша никуда не годится!
Старец снова покачал головой.
– Скажете тоже… Кто же к Царю на смотр без орденов ходит?
Он попросил вернуть ему старую схиму, а новую, так и не надев, отослал в ризницу Дальних пещер.
Смерть преподобного Феофила
Наступил 1853 год, началась русско-турецкая война. Перед каждым известием с театра военных действий старец ходил, уныло опустив голову, и целыми днями безутешно плакал. Однажды, перед особенно кровопролитным сражением, он изранил терновником свое лицо и руки и лег под навесом сарая.
– Боже мой! Что с вами случилось, батюшка? – испуганно спросила прибывшая в тот день в Китаев флоровская игуменья Агния.
– Ничего, ничего, родная. Это я пиявок на свое грешное тело поставил…
– Ах страсти какие! Зачем это, батюшка?
– Так надо. Это моя жертва за русских воинов, положивших живот за веру, царя и отечество…
Но несмотря на такие причиняемые своему телу пытки и большое истощение сил, старец по-прежнему ходил к обедне, утрене и вечерне; почти ежедневно причащался, вычитывал правила, клал бесчисленные поклоны, читал Псалтирь и Евангелие и поучал богомольцев.
Нередко видели отца Феофила в Лавре, куда он приезжал каждую субботу служить акафист Богоматери пред чудотворной Ченстоховской иконой. Совершал он это чрезвычайно оригинально: ухватывал у пономарей Великой церкви первую попавшуюся под руку ризу, облачался в нее и бегал по братским кельям, собирая братию и послушников на акафист. Если же кто-то противился, тех он беспощадно подгонял палкой. Поэтому, пишет священник В.Зноско, “служение отца Феофила бывало всегда торжественным, и множество народу присутствовало на этих акафистах”.
В конец зимы блаженный удостоился откровения о времени своего отшествия к Богу и, напоминая всем о своей скорой кончине, подозвал однажды келейника Ивана и говорит:
– Думаю я подавать к Царю Небесному прошение перезимовать эту зиму на земле, чтобы не пришлось зимой рыть для меня могилу.
За месяц до смерти старец почти перестал принимать пищу и довольствовался кусочком антидора, который макал в разведенное водой вино. От долгого молитвенного стояния у него стали пухнуть ноги, но он не обращал на это ни малейшего внимания и еще более усугублял свой молитвенный подвиг.
В последние месяцы своей жизни старец уже охотнее беседовал с людьми, всех кормил галушками, которые по целым дням готовил его келейник. Он уже не скупился на советы и наставления, завещая каждому не забывать в своих молитвах “смердящего” Феофила. Речь его обнаруживала глубокое знание Священного Писания.
– Любите, – повторял он часто, – любите друг друга любовью святою и не держите гнева друг на друга. Не прельщайтесь ничем, не прилагайте сердца своего ни к чему земному: все это оставим здесь, только одни добрые дела пойдут с нами на тот свет…
За неделю до своей кончины старец упросил китаевских послушников навозить от Днепра земли и ссыпать ее возле кельи в виде могилы. Затем вымерил длину и ширину ее палкою и с этою палкою потом уже не расставался.
Оставалось три дня земной жизни старца. В отце Феофиле обнаружилась какая-то особенная деятельность: он делал разные распоряжения, смысл которых был понятен только ему одному. Так, например, он сам поставил через порог своей кельи скамью и, лежа на ней, говорил келейнику, что в первый раз в течение тридцати восьми лет чувствует себя так покойно и удивляется, как прежде не догадался об этом. Затем он подозвал к себе послушника и, вручив ему ладана и смирны, велел немедленно отнести наместнику Киево-Печерской лавры. Получив ладан и смирну, наместник чрезвычайно изумился. Он тут же приехал в Китаев, нашел старца и спросил:
– Ты зачем мне ладану и смирны прислал?
– В среду будем хоронить.
– Кого же это?
– Кому Бог присудил… Может, и меня.
– Тебя? Господь с тобой, что ты?!
– Объяли меня волны смерти, и сети смерти опутали меня…
– Если и в самом деле собираешься нас покинуть, я для тебя гроб закажу. Какой прикажешь – сосновый или дубовый?
– А никакого не нужно… Он давно готов.
– Где же он?
– Вон, на колокольне стоит.
Послали на колокольню и там действительно нашли длинный, наподобие гроба, ящик, в котором раньше хранились церковные свечи, с крышкою на шарнирах, как у сундука.
– Неужели в нем и хоронить тебя? – с удивлением спросил наместник.
– В нем, в нем, наставниче мой… Таково мое завещание…
По отъезде наместника старец послал к начальнику обители (тогда им уже был не отец Иов, а иеромонах Анатолий) и велел в среду, 28 октября, принести ему Святые Дары. Об этом он и после напоминал несколько раз, прибавляя, что это уже в последний раз и что больше он никого не будет беспокоить. Желание старца было исполнено. Причастившись рано утром Святых Христовых Таин, старец совершенно успокоился и перед вечерней послал одного из послушников на базар купить три булки, ладану и меду. Затем он приказал очистить келью от мусора и хорошенько прибрать ее, говоря, что сегодня явится за ним Ангел смерти и надобно его принять по-христиански. Потом велел келейнику затопить печку, положить на жаровню с угольями ладану и смирны и засветить пред иконами лампадку. Когда тот возразил, что еще рано и к вечерне еще не благовестили, Феофил сказал:
– На сей раз так нужно. Исполняй до конца послушание.
Лампадка была зажжена.
– Ну, вот так… Гляди же, чтоб не потухла.
Затем он лег на скамью, которую сам поставил через порог кельи, головою в прихожую, велел зажечь и прилепить к косякам дверей две восковые свечки, подать себе крест, которым благословлял приходящих к нему, и, осенив этим крестом келейников, послал одного из них к начальнику пустыни иеромонаху Анатолию с приказанием сообщить ему, что “Феофил-де скончался и чтобы ударили в колокол”. Келейник передал начальнику просьбу старца, а отец Анатолий сгоряча не разобрал, в чем дело, и поспешил послать звонаря на колокольню. Потом он задумался и спросил:
– Да кто же тебя прислал ко мне?
– Батюшка Феофил.
– Так почем же ты знаешь, что он умер уже?!
И отец Анатолий поспешил к старцу в келью…
Отец Феофил в это время благословил оставшегося с ним келейника и умер со словами “Господи, в руце Твои предаю дух мой”.
Келейник, весь в слезах, выскочил на монастырский двор, где столкнулся с отцом Анатолием. Когда начальник пустыни вошел в келью, старец Феофил недвижно лежал на скамье, скрестив на груди исхудалые руки, от лица его словно бы исходил свет…
* * *
Согласно завещанию покойного старца, его тело было облечено в схимонашеское одеяние и положено в том странном гробе, в котором он завещал похоронить себя. Весть о его кончине привлекла в Китаевскую обитель множество народу не только из окрестных селений, но даже из ближайших городов.
