Именно здесь, за столом, а совсем не на горе Елеонской, Иисус говорит о том, что Петр трижды отречется от него, нежели пропоет петух в Иерусалиме. Затем произошел знаменательный разговор, о котором не упоминает больше ни один евангелист. Спросив своих учеников, имели ли они в чем-либо нужду, когда он посылал их по делам «без мешка и без сумы и без обуви», и, получив отрицательный ответ, Иисус говорит им: «но теперь, кто имеет мешок, тот возьми его, также и суму; а у кого нет, продай вооружаться, апостолы сказали ему: „Господи! вот здесь два меча“». Иисуса это почему-то удовлетворило, и он сказал им, что этого довольно. Затем собравшиеся покинули Иерусалим, и отправились, «по обыкновению», на гору Елеонскую.
Здесь события опять начали развиваться не так, как описывал это Матфей. Повелев ученикам молиться, «чтобы не впасть в искушение», Иисус отошел от них «на вержение камня и, преклонив колена, молился». По словам Луки, «явился же Ему Ангел с небес и укреплял Его». Как стало известно об этом Луке — непонятно, ведь ученики спали и ничего не видели, а у Иисуса уже не было времени рассказать об этом кому-либо, так как «появился народ, а впереди его шел один из двенадцати, называемый Иуда, и он подошел к Иисусу, чтобы поцеловать Его». Это, видимо, было оговорено между ним и первосвященниками заранее, как условный знак опознания Иисуса. Когда Иуда отделился от учеников по дороге на гору Елеонскую и как это осталось незамеченным остальными, Лука не поясняет.
Не говоря ни слова, Иуда направился прямиком к Иисусу, «чтобы поцеловать Его». В такой напряженный момент Иисус не потерял самообладания и он насмешливо спросил: «Иуда! целованием ли предаешь Сына Человеческого?». Видимо, этот вопрос повис в воздухе, и Иуда поцеловал Иисуса… Видя, «к чему идет дело» спутники Иисуса сказали: «Господи! не ударить ли нам мечем?», и один-таки ударил и отсек рабу первосвященника ухо, но Иисус тут же исцелил бедолагу. По версии Луки, компания, явившаяся арестовывать учителя, была гораздо представительнее, чем у Матфея. Это была не толпа, а сами первосвященники, начальники храма и старейшины, они и вышли на Иисуса с кольями, видимо, у этих высоких сановников другого оружия не нашлось. Этому даже Иисус удивился — «как будто на разбойника вышли вы с мечами и кольями, чтобы взять Меня!»
Итак, отвели его в дом первосвященника, имени которого Лука не называет, и развели во дворе костер. К этому-то костру и подсел апостол Петр, единственный, кто последовал за Иисусом, ибо остальные ученики разбежались. До самого утра Иисус провел во дворе первосвященника, где собравшиеся били и издевались над ним. Как и предсказывал учитель, Петр трижды отрекся от Иисуса, «и тотчас, когда еще говорил он, пропел петух. Тогда Господь, обратившись, взглянул на Петра, и Петр вспомнил слово Господа», и «вышед вон, горько заплакал». Эта версия отличается от версии Матфея, который утверждает, что все это происходило в доме первосвященника, и именно собравшийся Синедрион издевался над Иисусом.
Настало утро первого дня Пасхи, и «собрались старейшины народа, первосвященники и книжники, и ввели Его в свой синедрион». Все остальное тоже проходило не так, как описано у Матфея. Никто не искал «лжесвиде-телей» и не допрашивал их, Синедриону, видимо, это было ни к чему. Ограничились только одним вопросом: «Ты ли Христос? скажи нам». Но он не ответил и только сказал — «отныне Сын Человеческий воссядет одесную силы Божией». Из этого все собравшиеся сделали довольно странное заключение: «и сказали все: итак Ты Сын Божий? Он отвечал им: вы говорите, что Я». Никакого другого свидетельства Синедриону не понадобилось — «И поднялось все множество их, и повели Его к Пилату».
И у Пилата происходило все не так, как описано у Матфея. Виня Иисуса в том, что тот де подбивает народ не платить подать императору «называя Себя Христом Царем», собравшиеся потребовали предать его смерти. Пилат без лишних церемоний, по-солдатски прямо спросил Иисуса: «Ты Царь Иудейский?». Получив уклончивый ответ Иисуса: «ты говоришь», — правитель объявил собравшимся, что никакой вины не нашел «в Этом Человеке». Но собравшиеся «книжники и старшины народные» настаивали на своем, он де и народ возмущает, да и учит не тому, чему надо бы, «начиная от Галилеи до сего места». Узнав, что Иисус из Галилеи, «из области Иродовой, послал Его к Ироду, который в эти дни был также в Иерусалиме».
Ирод так давно хотел видеть нового чудотворца, что очень обрадовался этой встрече «и надеялся увидеть от Него какое-нибудь чудо». Но Иисус, вопреки ожиданиям, чудес Ироду показывать почему-то не стал и на многие вопросы его не ответил, а вот «первосвященники же и книжники стояли и усильно обвиняли Его». Не дождавшись от Иисуса ни чудес, ни откровений, Ирод, сначала вдоволь «насмеявшись над Ним», одарил его «светлыми одеждами» и отправил его обратно к Пилату. Это так понравилось правителю, что Пилат и Ирод, невзирая на прежнюю вражду, стали друзьями.
Далее начинается полная несуразица. «Пилат же, созвав первосвященников и начальников и народ, сказал им: вы привели ко мне Человека Сего, как развращающего народ; и вот, я при вас исследовал и не нашел Человека Сего виновным ни в чем том, в чем вы обвиняете Его; и Ирод также: ибо я посылал Его к нему, и ничего не найдено в Нем достойного смерти; итак, наказав Его отпущу». По каким-то причинам, Пилату «нужно было для праздника отпустить им одного узника», и он хотел, чтобы освобожден был именно Иисус. Но «весь народ» настойчиво требовал смерти Иисуса и освобождения некоего Вараввы, посаженного в темницу за «произведенное в городе возмущение и убийство».
Трижды Пилат «возвышал голос», желая отпустить Иисуса, «Какое же зло сделал Он?» — вопрошал правитель собравшихся, но те «продолжали с великим криком требовать, чтобы Он был распят; и превозмог крик их и первосвященников». Пилат сдался. Наместник римского императора, прокуратор Иудеи, распорядитель жизни и смерти всех людей, населяющих обширные земли Иудеи, уступил. Он отпустил убийцу Варраву, а ни в чем не повинного Иисуса «передал в их волю». Лука здесь, в противовес другим Евангелиям, утверждает, что с этого момента Иисус был передан в руки «первосвященников, книжников и старшин народных», и дальнейшую судьбу его вершили уже они.
Лука утверждает, что по пути на Голгофу Иисус обратился с пламенной речью к сопровождающему его на казнь народу, причем не ко всему, а только к женщинам, «которые плакали и рыдали о нем», и произнес знаменитое пророчество, начинающееся словами: «дщери Иерусалимские! не плачьте обо Мне, но плачьте о себе и о детях ваших». Об этом эпизоде не говорится больше ни в одном Евангелии, это и неудивительно, ведь только двумя строчками выше, весь народ, «все множество их», настойчиво требовало его смерти. Добились своего и вдруг разрыдались? Довольно странная реакция.
Придя на место, «называемое Лобное, там распяли Его и злодеев, одного по правую, а другого по левую сторону». Народ, сопровождавший его на казнь и весь этот путь рыдавший о нем, не только прекратил рыдать и плакать, а тут же начал насмехаться над ним и злословить: «других спасал, пусть спасет Себя Самого, если Он Христос, избранный Божий». Надпись на кресте, дается у Луки в другом варианте, причем говорится, что она была сделана на трех языках: греческом, латинском и еврейском. По Луке, не оба разбойника «злословили его», один осудил своего товарища за недостойное поведение и обратился к Иисусу с просьбой: «помяни меня, Господи, когда приидешь в Царствие Твое! И сказал ему Иисус: истинно говорю тебе, ныне же будешь со Мною в раю».
Лука ни словом не обмолвился о землетрясении, о всеобщем воскресении праведников и массовом выходе их из гробов, зато последние слова Иисуса были совершенно иные. Иисус, говорит Лука, «возгласил громким голосом: Отче! в руки Твои предаю дух Мой», после чего и умер.
После этого некто (Лука ничего не говорит о его общественном положении, и о том, что он был учеником Иисуса), именем Иосиф, «член совета, человек добрый и правдивый, не участвовавший в совете и в деле их, из Аримафеи, города Иудейского, ожидавший также Царствия Божия», выпросил у Пилата «Тела Иисусова, и сняв Его, обвил плащаницею и положил Его в гробе, высеченном в скале, где еще никто не был положен», о том, что этот гроб принадлежал лично Иосифу, Лука не говорит ничего. «День тот был Пятница, наступала Суббота».
Суббота прошла спокойно. Лука ничего не говорит о страже, выставленной у могилы Иисуса, видимо, никто из предавших его смерти, не опасался, что ученики его выкрадут тело из гробницы. По Луке, все было обыденно: рано утром, в первый день недели пришли к гробнице женщины, «неся приготовленные ароматы», чтобы, согласно обычаю, обмыть и обрядить покойника. Но камень гробницы был отвален, и тела там не оказалось… Никакого «великого землетрясения», оказывается, не было, да и «ангела с неба» тоже. Но вот когда недоумевающие женщины вышли из пещеры, «вдруг предстали перед ними два мужа в одеждах блистающих». Лука не уточняет, что это были за мужи, но судя по тому, что женщины испугались, это все же были ангелы. Они и сказали, что не стоит искать «живого между мертвыми», что Иисус воскрес.
