99. Итак и когда обуреваем бываешь, не отчаивайся, – и когда бываешь миром осеняем, не превозносись. Напротив того, рассмотри лучше в себе нечистые помыслы и те неблагоприличные образы, какие утвердились в уме твоем во время обуревания, в час смятения и беспорядочности помыслов; – подумай и о том, с какою скоростию уклонился ты в страсти и беседовал с ними в омрачении ума; и знай, что все это к смирению нашему навел на нас Божий Промысл, который о каждом из нас промышляет и устрояет, что кому полезно.
100. Смирение и без подвигов многие прегрешения делает простительными; без смирения же и подвиги бесполезны, даже уготовляют нам много худого. Что соль для всякой пищи, то смирение для всякой добродетели. Для приобретения его потребно непрестанно печалиться мыслию с уничижением и рассудительным болезнованием. И если приобретем его, то оно соделает нас сынами Божиими.
101. Господь наш опору нашей немощи указал в молитве, говоря: пробудитесь, бдите и молитеся, да не внидете в напасть (Мф. 26, 41). Молитесь и будьте не ленивы, во всякое время бодрствующе и молящеся (Кол. 4, 2, 3). Просите, и приимете: ищите, и обрящете: толцыте, и отверзется вам. Всяк бо просяй приемлет, и ищай обретает, и толкущему отверзется (Мф. 7, 7, 8), Особенно же подтвердил Он сие слово Свое и к большей рачительности подвиг нас притчею о друге, который в полночь пришел к другу своему и просил у него хлеба. Господь говорит: аминь глаголю вам, аще не даст ему, зане друг ему есть, но за безочство его, востав даст ему, елико требует (Лк. 11, 8). И вы молитесь и не будьте нерадивы. Какое несказанное побуждение к дерзновению!
102. Господь знает, что прежде смерти не отъемлет Он у нас возможности к уклонению, что весьма близко к нам это изменение, и именно, переход от добродетели к пороку, что человек и естество его приемлют в себя противное; почему повелел нам быть тщательными и подвизаться во всегдашней молитве. И не ради только охранения самих себя от явного изменения повелел Он нам молиться; но и по причине тонкости и непостижимости того, что всегда с нами встречается и не объемлется ведением ума нашего в тех состояниях, в каких нередко находимся не произвольно. Ибо, хотя мысли и весьма тверды и прилеплены к добру; однако же Промысл Его неоднократно оставляет нас в пределе искушений и ввергает в оные, как сказал блаженный Павел: дадеся ми пакостник плоти (2 Кор. 12, 7–9).
103. Мир сей есть состязание и поприще для состязаний. Время это есть время борьбы. А во время борьбы и во время состязания закона не полагается, т. е. царь не полагает воинам своим предела, пока не будет кончено состязание, и всякий человек приведен к дверям Царя Царствующих и там испытан, одержал ли в состязании победу, или обратил хребет свой. Тут один закон – бодрствовать и противостоять. – Не будем же нерадеть о молитве, и не поленимся просить помощи у Господа, без Коего не можем творити ничесоже, Ему благоугодного. – Твердо будем держать в мысли, что пока мы в мире сем и оставлены во плоти, хотя бы вознеслись до Небесного свода, не можем оставаться без дел и труда и быть без попечения.
104. Совершенство сего поприща заключается в следующем: в покаянии, чистоте и в усовершении себя. (Покаявшийся вступает в борьбу со страстями, – и борется, пока очистится от них сердце; очищение сердца – предел борьбы и дверь в область совершенства).
105. Некто был спрошен: «что есть покаяние?» И ответил: «оставление прежнего и печаль о нем»; также: «сердце сокрушенное и смиренное».
106. И еще был спрошен: «как может человек приобрести смирение?» И сказал: «непрестанным памятованием своих прегрешений и близости смерти, бедным одеянием, – тем, чтобы во всякое время предпочитать последнее место и во всяком случае охотно принимать на себя дела самые последние и уничиженные, – не быть непослушным, – сохранять молчание, – не любить ходить в собрания, желать оставаться неизвестным и ни во что не избираемым, – не удерживать никакой вещи в полном собственном распоряжении, – ненавидеть беседу с многими лицами, – не любить прибытков, и сверх сего умом своим быть выше того, чтоб как ни есть порицать и обвинять всякого человека, и выше зависти, – не быть таким человеком, которого руки были бы на всех, и на котором были бы руки всех, но одному в уединении заниматься своим делом и не брать на себя попечения о чем-либо в мире, кроме себя самого. Короче сказать: странническая жизнь, нищета и пребывание в уединении – вот от чего рождается смирение и очищается сердце».
107. Признак достигших совершенства таков: если десятикратно в день преданы они будут на сожжение за любовь к ближним, то не удовлетворятся сим, как показали Моисей (Исх. 32, 32), и блаж. Павел (Рим. 9, 3), и прочие апостолы. – Бог Сына Своего предал на Крестную смерть по любви к твари. А если бы у Него было что более драгоценное, и то дал бы нам, чтобы сим приобрести Себе род наш. – Подражая сему, и все святые, стремясь к совершенству, домогаются уподобиться Богу совершенством любви к ближнему.
108. Никто не может взойти на степень этой любви, если не восчувствует втайне надежды своей. Не могут приобрести любви к человекам те, которые любят мир сей. Когда приобретет кто любовь, вместе с любовию облекается в Самого Бога. А тому, кто стяжал Бога, необходимо не только не соглашаться на приобретение с Ним чего-либо иного, но и совлечься тела своего. Если же любовию к миру облечется кто в этот мир и в эту жизнь; то не облечется он в Бога, пока не оставит сего. Ибо Сам Бог засвидетельствовал сие, говоря: аще кто не оставит сего, и не возненавидит душу свою, не может Мой быти ученик (Лк. 14, 26). Должно не только оставить, но и возненавидеть это.
109. Почему так сладостна надежда, и всякие дела при ней бывают легки? – Потому что в этот час пробуждается в душе святых естественное пожелание (благобытия), надежда же дает им пить сие в обители из своей чаши, и упоевает их. Оттого не чувствуют уже они труда, но делаются нечувствительными к трудам, к скорбям и во все продолжение своего шествия думают, что шествие их совершается как по воздуху, а не человеческими идут они стопами; потому что невидима ими трудность пути, пред ними нет холмов и потоков, и бывают им острая в пути гладки (Ис. 40, 4). Внимание их обращено в лоно Отца их, – и самая надежда, как бы перстом, в каждое мгновение указывает им отдаленное и невидимое, зримое однако ж сокровенным оком веры, и желанием сего отдаленного, как бы огнем, разжигает все части души. Туда простирается все устремление их помыслов, и туда всегда поспешествуют они достигнуть. – Так надежда разжигает их, как огнем, и не могут они дать себе отдыха в стремительном и непрестанном течении, совершаемом с радостию.
110. Бесстрастие не в том одном состоит, чтобы не ощущать страстей, но и в том, чтобы не принимать их в себя. Вследствие многих и различных добродетелей, явных и сокровенных, приобретенных святыми, страсти изнемогли в них и нелегко могут восстать на душу и ум их не имеет нужды непрестанно быть в рассуждении их внимательным; потому что во всякое время исполнен мыслями, какие с сознанием возбуждаются в разуме помышлением и беседою о превосходнейших нравах. И как скоро начинают возбуждаться страсти, ум внезапно восхищается от сближения с ними каким-то уразумением, проникшим в ум; и страсти, как сказал блаж. Марк, остаются в них как бы праздными.
111. Ум, по благодати Божией исполняя добродетельные деяния и приблизившись к ведению, мало ощущает того, что составляет худую и неразумную часть души. Ибо ведение восхищает его в высоту и отчуждает от всего, что в мире. И по причине непорочности святых, и тонкости, удобоподвижности, и остроте ума их, а также по причине их подвига очищается ум их и оказывается просветленным, по сухости их плоти. И, вследствие обучения их безмолвию и продолжительного пребывания в оном, легко и скоро дается каждое внутреннее созерцание и в изумление приводит их созерцаемым. При сем обыкновенно изобилуют они созерцаниями, и ум их никогда не имеет недостатка в предметах разумения, и никогда не бывают они без того, что производит в них плод духа. Долговременным навыком изглаждаются в сердце их воспоминания, которыми возбуждаются в сердце страсти, и ослабляется сила диавольской власти. Ибо когда душа не дружится со страстями помышлением о них, тогда, поелику непрестанно занята она другою заботою, сила страстей не может в когтях своих удержать духовных чувств ее.
112. Как самомнение уносит душу выспрь и дает ей свободу парить в облаках своих помыслов и кружиться по всей твари, так смирение собирает душу воедино безмолвием, – и сосредоточивается она в себе самой. Как душа внутри тела сокрыта от зрения и от общения со всеми людьми, так и истинно смиренномудрый человек не только не желает быть видим и знаем людьми, но даже такова его воля, – погрузиться от себя самого в себя, сделаться ничем, как бы не существующим, не пришедшим еще в бытие. – И пока таковой человек бывает сокровен, заключен в себе и отлучен от мира, – всецело пребывает он у своего Владыки.
