Его знали и уважали в Епархии. Для монастырского делопроизводства его авторитет был непререкаемым.
Знавшие его ближе высоко ценили его человеческие качества. Особенно трогательная дружба связывала его с игуменией Санкт-Петербургского Воскресенского монастыря Феофанией (Готовцевой) [378], которая знала его еще 12-летним мальчиком в бытность свою в Горицком монастыре. Уже на смертном одре она призвала его и он почти безотлучно пребывал при ней до самого конца: она «передавала ему любвеобильные распоряжения по внешним делам монастыря, так как издавна привыкла пользоваться его опытными советами».
Так же Павел Петрович до самой своей кончины поддерживал отношения с родственниками своего «незабвенного батюшки».
{стр. 602}
В 1875 г. к нему обратился Петр Александрович Брянчанинов: «Имею намерение предложить Вам и просить Вас, не признаете ли возможным посодействовать составлению жизнеописания покойного святителя Игнатия очертанием его служебной деятельности Настоятеля Сергиевой Пустыни и благочинного монастырей СП-бургской Епархии. Описание общее начал я составлять и дошел до поступления в Александро-Свирский монастырь.
Завтра или в среду думаю уехать в Сергиеву Пустыню, где пробуду до 23-го.
Пришлите 23-го по городской почте записочку, в которое время утра 24-го могу я застать Вас дома. Очень бы желал повидаться: Моховая ул. № 34, кв<артал> № 4-й» [379].
Павел Петрович немедленно включился в эту работу. Поскольку П. А. Брянчанинов свое описание довел до поступления Дмитрия Александровича (святителя Игнатия) в Александро-Свирский монастырь, он посчитал необходимым собрать наиболее полные сведения о его деятельности в Вологодский период и обратился за помощью к настоятелю Спасо-Каменного монастыря архимандриту Нафанаилу. 28 июля 1877 г. в Сергиеву пустыню пришел объемистый пакет: «Материалы из Архива Вологодской духовной консистории: по желанию П. П. Яковлева в копиях прислал Архимандриту Игнатию Малышеву — Вологодского Спасо-Каменного Духова Монастыря Настоятель Архимандрит Нафанаил». Павел Петрович пометил на первом листе: «Все без изъятия отношение написано собственноручно Отцом Архимандритом Нафанаилом». Среди «Материалов» была и переписка между Митрополитом Московским Филаретом и преосвященным Стефаном, Епископом Вологодским и Устюжским, в связи с переводом отца Игнатия в Санкт-Петербург. Причем, Епископ Стефан в своем письме отметил «похвальные качества и образованность в науках» молодого Игумена. Следует отметить, что «Материалы» почти полностью вошли в «Жизнеописание святителя Игнатия», но все же их можно дополнить выпиской из «Послужного списка», характеризующей как раз его «образованность»: «Обучался в Главном Инженерном училище: Закону Божию, Российскому, Французскому, Немецкому, Итальянскому и Греческому языкам, Риторике, Поэзии, Логике, Чистой математике, Начертательной Геометрии, Фортификации, Артиллерии, Тактике, Истории, Географии, Черчению, Архитек{стр. 603}туре, Военно-Строительному искусству, Механике, Физике, Химии и Ситуации».
Одновременно с подготовкой материалов для составления Жизнеописания святителя Игнатия, П. П. Яковлев занимался написанием «Исторического очерка Троице-Сергиевой пустыни», который был опубликован в 1884 г. и получил положительную оценку в компетентных кругах. Петр Александрович Брянчанинов, получив «Очерк», отправил автору прочувствованное письмо:
«Многоуважаемый Павел Петрович!
Искренне благодарю Вас за добрую память Вашу, выраженную присылкою мне Вашего образцово составленного «Очерка». Читал и восхищался, как изящно накидали Вы контур той Истории Троице-Сергиевой Пустыни, которая осязательно уже вся собрана не только в подлинных документах, но и в уме систематично-мудро расположившем в самом себе, как характер, так и все изложение истории. Читаешь очерк и чувствуешь полноту самой истории, из которой, в самых живых, в самых выдающихся очертаниях тебе показываются последовательно те отметные случайности, чрез которые проходила жизнь Пустыни. Выставлены и деятели и выставлены также отметно, как и все то, чего Вы коснулись в очертаниях Ваших. В этом очерке столько достоинств, что вперед можно Вас поздравить с несомненным успехом Вашей истории, контур которой ручается за окончательное соответственное исполнение подробностей.
Еще и еще благодарю Вас за подарок, который познакомил меня с Вами очень близко и очень тепло и почтительно по всем отношениям. Эти чувства сохранит навсегда Ваш покорнейший слуга
Петр Брянчанинов.
21 февраля 1885 г.» [380]
Павел Петрович прожил почти 90 лет. До конца своих дней он поддерживал отношения с многими еще живущими друзьями святителя Игнатия и пользовался их любовью и уважением. В этом смысле весьма интересный его словесный портрет оставил граф Сергей Дмитриевич Шереметев: «После обедни в церковные и семейные праздники многие прихожане и разнообразное общество приглашались к большому завтраку в белой зале. <…>
{стр. 604}
Монахи Сергиевой пустыни, приезжавшие на Рождество и на Пасху славить Христа, всегда охотно принимались отцом моим, любившим их стройное и действительно выдающееся пение. Отдельно появлялся иногда Павел Петрович Яковлев, один из друзей покойного Архиепископа (sic) Игнатия Брянчанинова, дворянин, поступивший в монастырь Макария на Уже, долго живший потом в обители Кирилла Новоезерского и соединившийся в Сергиевой пустыни с Брянчаниновым и Чихачевым. Он был дружен со всем моим семейством. Первая жена дяди С. С. Шереметева, Варвара Петровна, урожденная княжна Горчакова писала масляными красками и сделала его портрет. Яковлев не был монахом, но носил рясу и занимался внешними делами монастыря. Бывал он и у Татьяны Васильевны [381], и у него были связи с тогдашним обществом. Он подарил мне однажды книгу «Правила св. Геннадия». Говорил он несколько изысканно и томно, закрывая глаза и часто вздыхая. Он представлялся мне всегда несколько таинственным, и с именем его связано немало воспоминаний о лицах, давно отшедших; его очень любил А. С. Норов. Он пошел в монастырь по убеждению и занял там исключительное своеобразное положение» [382].
Последние документы, написанные Павлом Петровичем, свидетельствуют, что он трудился, пока силы совсем не оставили его: до такой степени изменился его когда-то красивый, даже можно сказать, художественный почерк. Он скончался 12 декабря 1899 г. и, как пишет Л. А. Соколов, значительная часть его архива — «документы, записки и бумаги самого Яковлева, по распоряжению К. П. Победоносцева, лично знавшего и ценившего Яковлева, была забрана в Канцелярию Обер-прокурора Святейшего Синода». Большая часть этих документов и бумаг поныне хранится в архиве Святейшего Синода. Что касается документов более личного характера (писем и др.), которые оставались в Сергиевой пустыни, то значительная часть их утеряна навсегда, а сохранившаяся — составляет драгоценное собрание фонда самого П. П. Яковлева в Отделе рукописей Российской Государственной библиотеки.
{стр. 605}
Переписка
святителя Игнатия
с Павлом Петровичем Яковлевым [383]
Любезнейший о Господе Павел Петрович!
Приятнейшие Ваши строки я получил и стараюсь сколько возможно не медлить ответом, тем более, что моею обязанностию было заслужить ваш ответ.
Не буду уверять вас в том, что особенное ваше благорасположение, истинно-христианское и истинно-иноческое оставило глубокое впечатление в моем сердце, и изобразило в оном память о вас чертами, кажется, неизгладимыми. Примите с любовию слова сии, — как изображение моей благодарности, как отголосок взаимной к вам привязанности, — не как уплату долга: от долга приятного я не намерен освобождаться.
Удовлетворяя ваше одолжительное участие, хочу сказать что-нибудь о своем здоровье. Оно милосердием Божиим при помощи ближних весьма поправилось; осталась еще некоторая слабость: пройду утром какие-нибудь две верстки, а отдыхаю целый день. За пощение во время лихорадки теперь имею очень сильный аппетит. Волосы наполовину вылезли; от этого вид мой стал гораздо смиреннее и более, нежели прежде, схож на вид пустынника. Пока — живу в деревне. Мысль колеблется: не знаю, в который монастырь сунуться, дабы жительство мое в оном было попостояннее и для бедной душеньки моей пополезнее. Помышлял было о Корнильеве, а снится Семигородная; что в яве будет? Бог весть.
Впрочем, там или сям, а то твердо помню, что Павел Петрович обещал в случае своего путешествия в Вологду посетить и многогрешного Димитрия.
Желаете, чтоб написал я что-либо росписью? Отказать не хочу, не смею, не должен! — Притом и своего бы сочинения? — И на сие дерзну ради дружбы с помощью Божиею. Только потерпите немного, пока руки мои несколько поукрепяться: от слабости они еще дрожат и не могут давать чертам правильного характера; да и грудь неспособна к перенесению напряжений продолжительных.
